Улучив мгновение, четверо «привидений» разом атаковали ничего не подозревавших солдат. Несколько сильных ударов по нервным узлам — и ребятки сложились, что называется, в кучку. Не в первый раз. Теперь дело за малым: отстегнуть уже ненужные «кошки» и просигналить своим, чтобы поднимались. Уже через минуту на стене было не четверо, а восемь «призраков». Теперь дорога каждая секунда. Пока поднимались следующие диверсанты, эти тихо спустились вниз. Двое принялись в слабом свете висевшего на столбе посреди крепостного двора масляного фонаря осматривать запорный брус — где находятся пазы, как его быстрее поднять и так далее. Их товарищи заняли позиции по периметру: двое наверху, остальные внизу. Если поднимется тревога, они должны принять бой и любой ценой выиграть секунды для отпирания ворот. Остальное будет уже делом техники.

Тревога, как и следовало ожидать, поднялась очень быстро. Кто-то из часовых на другом участке стены заметил неладное, заорал и пальнул в сторону ворот. Кто-то снялся с поста и побежал туда же. На шум из блокгауза должны были высыпать солдаты, однако дверь они открыть почему-то не смогли. Какой гений проектировал эту крепостицу, неведомо, но если в русских домах створка открывалась вовнутрь — знаете ли, чтобы зимой из-за снега выход напрочь не закупорило — то здесь дверь караулки отпиралась наружу. Подставить брёвнышко — дело одной минуты, а если рядом ещё один гений поленницу сложил, чтобы далеко не бегать, то тридцати секунд. «Немезидовцы» не успели выкопать в земле ямки, чтобы как следует упереть деревяшки. Пара сильных ударов — и дверь откроется. Ну, что делать — пришлось угостить прикладами в лоб сообразительных, которые полезли в окно, чтобы решить проблему. Заорав: «Граната!!!» — диверсанты бросили внутрь пару дымовых шашек. Что после этого началось в блокгаузе — лучше не вспоминать, крик и матюги поднялись до небес.

У ворот события тоже ускорились. К запорному брусу кинулись сразу четверо «призраков», остальных уже обстреливали холостыми выстрелами солдаты со стен, и вот-вот должна была сдаться дверь караулки. Конечно, после «дымовух» солдаты из числа гревшихся в блокгаузе те ещё бойцы, да и по правилам учений половина из них должна выбыть из борьбы как условно убитые и раненые, но кто там в темноте будет что-то разбирать? Все ж воевать кинутся. Потому занявшие оборону у ворот засели за пустыми бочками и приготовили светошумовые гранаты.

— Раз, два — взяли!

Четверо самых сильных парней подняли тяжелое отёсанное бревно, служившее запором на воротах, вытянули из кованых пазов и вскинули на плечи. Тут увидели, что солдаты прорвались на двор из запертого блокгауза, и с ними уже было командование «синих». Офицеры начали отдавать приказания, дело для «немезидовцев» оборачивалось не самым лучшим образом. Но тут в цепь солдат, уже выстроившихся для залпа, полетели гранаты. Невероятно яркие взрывы ослепили и оглушили их. А диверсанты ещё и развернулись, и сбросили с плеч бревно, покатившееся под ноги следующим.

В ту же секунду на стенах снова заорали: пока часовые были отвлечены неразберихой у ворот или пытались перезарядить ружья окоченелыми, бесчувственными от холода руками, через частокол как горох посыпались ещё белые «призраки»: то пошли на дело три вспомогательные группы. Их задачей было не дать выстрелить пушкам крепости.

— Никитос, ворота!

Там, за стеной, раздавались команды на русском и на немецком: «красные», как и было условлено, пошли на приступ, как только в крепости поднялся шум. Двое «призраков» ухватились за створки ворот и потянули на себя. А по мостику уже грохотали подкованные сапоги атакующих.

Собственно, после этого в реальном бою судьба крепости была бы решена. И на учениях тоже.

9

Генерал Головин не сплоховал и попытался, было, забаррикадироваться с полусотней оставшихся в строю солдат в блокгаузе, чтобы там дать отпор. Но бревенчатое строение уже было под контролем «призраков». Оставалось одно: выстроиться в плотное каре и стрелять во все стороны, пока либо порох не кончится, либо их не сомнут числом. Пока в этой суматохе построились должным порядком, от полусотни осталось не более четырёх десятков, прочих условно убили, ранили и взяли в плен. Но и эти четыре десятка дали бой, начав палить по атакующим, коих, если генерал не ошибся, возглавлял сам государь.

Сверху послышался громкий свист. Головин поглядел на крышу блокгауза, над которым на высокой жерди было загодя вывешено синее полотнище — знамя оборонявшихся. Серый рассвет наливался красками утренней зари, стало возможно разглядеть цвета. И генерал обомлел, увидев, что полотнище на шесте уже красное. А синее словно простыню трясёт в руках один из «призраков», стоявший прямо на коньке крыши.

— Ах ты ж, мать твою, партизан, тудыть тебя в… и на… — «фигурно» выразился Автоном Михайлович. — По этому, на крыше — огонь!

Солдаты подчинились беспрекословно и быстро, дав залп по нахалу. Но «призрак» ждать не стал, в миг выстрела распластался по соломенному настилу — все пыжи, само собой, мимо. Что-то маленькое и чёрное скатилось с крыши, упало едва ли не под ноги солдатам. Через мгновение по ушам ударил оглушительный взрыв, а по глазам — ярчайшая вспышка. Ослеплённые солдаты заорали, их почти сразу же смяли атакующие «красные». Тем, впрочем, тоже досталось, но числом взяли. Генерал, инстинктивно прикрывший глаза, не ослеп, только в ушах звенело. Потому он видел, как наглец съехал с крыши, словно с ледяной горки, на своём седалище, спрыгнул во двор и перекатился вбок, уберегая ноги. Выругавшись ещё более цветисто, генерал вывернулся из-под наставленных на него ружей полуослепших «красных» и бросился к «призраку» — поучить того уму-разуму. Манёвры манёврами, а уважение к знамени надобно иметь.

Пистоли были заряжены, как и у всех, только порохом и пыжами. Выстрелил — ушёл, гадёныш, в сторону. Ещё один выстрел — на сей раз наглец в белом поднырнул, перекатился вперёд и оказался у него под самыми ногами. Генерал едва успел увернуться от подсечки, подпрыгнув. Выхватил шпагу, ткнул — «призрак» снова упал наземь, перекатился и встал на ноги. Выругался и ткнул снова. И тут мир перевернулся. Что-то обхватило его, да так, что парик на лицо съехал, и далее генерал понял, что …летит. Полёт, правда, был недолгим, до встречи с промерзлой землёй.

— Виктория! — он услышал голос государя, уже лёжа на утоптанном снегу. Царю ответили сотни голосов внутри крепости и за её стенами.

Только сейчас нечто, ухватившее его, убралось, и Головин, к своему стыду, понял, что хватали его …ногами. «Призрак» попросту подпрыгнул, оплёл лодыжками шею и плечи, и ринул наземь.

Позор. И шпагу ещё выронил.

Гневно пыхтя, генерал поднялся на ноги, поправил съехавший парик и принялся отряхивать кафтан. Шляпу искать не стал — после принесут, не впервой. Огляделся — и мысленно признал, что получил конфузию. Полон двор «красных», радостный государь и «призраки», сновавшие промеж солдатами. Обернулся — а тот, в белом, который его наземь уронил, никуда не делся, стоит за спиной. Караулит каждое движение. Рожа закутана, одни глаза видать, но и по ним заметно, что скалится, негодяй.

Тьфу…

Дурить не стал, не враги, чай. Но очень уж хотелось врезать наглецу промеж глаз. Положил себе узнать, кто таков, и устроить ему нечто незабываемое, чтобы неповадно было впредь генералами бросаться. Затем подумал, что государю-то сказать. Ведь тот обещал прощение, ежели крепость удержать удастся. А теперь что? Хорошо если в Казань возвращаться придётся, да в гарнизон примут, не откажут опальному.

— Автоном! — а Пётр Алексеевич тут как тут — радостный. — А ты молодец, дрался до последнего! За то тебя прощаю!

И, ухватив опешившего генерала, расцеловал в обе щеки. Не ожидал, право слово. Впрочем, того, что воспоследовало за тем, он тоже не ожидал.

— Сержант, поди сюда! — государь окликнул нахального «призрака», который как раз поднял с земли оброненное им ранее синее полотнище.

Тот подскочил и молча козырнул.