Со всех сторон к палатке царя бежали офицеры и гвардия. А эти проклятые егеря их успокаивали: мол, всё в порядке, враг обезврежен.

Проклятье… Может, надо было на чёрта поставить?..

10

— Вёрткие они, мин херц. Двух прибил, третий увернулся, едва не пристрелил нас, — Алексашка вытирал испачканный кровью кончик шпаги о штаны убитого наёмника. — Ты цел?

— Мы их ждали, потому и цел, — хмыкнул Пётр Алексеич, пряча пистолет за пазуху. — А братец-то с добычей… Что скажешь, Женя? Я его для тебя сберёг, не стал убивать.

— Расспрошу, — сказал Черкасов, профессионально обчищая стонущего от боли наёмника в поношенном пятнистом мундире от «приданого». — Это Хаммер. Не простая птица, должен много знать.

— Спрашивай, только поспеши, — сказал государь. — А то ведь помрёт.

— Я ему помру, — хмыкнул Евгений, глядя пленнику в глаза, замутнённые болью и невольными злыми слезами. — Дарье отдам, чтобы подлатала, а потом поговорим по душам. Пусть не надеется помереть, пока всё не расскажет.

Тем временем выстрелы в стороне, где овраг примыкал прямиком к реданам лагеря, наконец стихли. И, пока Черкасов занимался пленным, солдаты притащили за ноги два трупа — тоже в поношенных пятнистых мундирах. У одного голова была разбита ударом тяжёлого приклада, второго издырявили багинетами. Видать, когда заряды кончились, сошлись в рукопашной, и тут русские взяли их числом и выучкой.

Приказ был однозначный: этих — не щадить, слишком опасны.

— Это все, — уверенно сказал Черкасов, перекинувшись с пленным парой фраз. — Он сказал — их было восемь.

— Где остальные? — спросил Пётр Алексеич.

— Сказал — в аду, — Евгений перевёл наёмнику вопрос и озвучил едва слышный ответ.

— Самое им место, — кивнул Меньшиков. — Ну, господа, мне пора к драгунам. С полчаса назад донесли — свеи полки строят, готовятся выступать.

— Передашь Брюсу приказ — открыть огонь, — сказал государь.

— Упредим Карлуса?

— Пусть знает, что мы их ждём. Пусть первым ход сделает. А мы подождём, торопиться уж некуда.

11

— Туман, — сказал Карл. — Сам Господь за нас, шведы!

Единственное, что его раздражало — это необходимость передвигаться на носилках. Их закрепили между двумя самыми спокойными лошадьми, которых вели драбанты, и король был вынужден взгромоздиться на этот деревянный «трон». Ни стоять, ни сидеть в седле он не мог, даже несмотря на нечувствительность к боли. Даже полевое командование передал Рёншельту, ведь с носилок мало что увидишь.

Шведы уже сутки ничего не ели, разве что напились воды да запрещали себе думать о провианте. Ведь всё оставшееся зерно пришлось скормить кавалерийским лошадкам, чтоб они могли бежать в полную силу.

Туман скроет их приближение, а затем всё должно пройти по плану. Достаточно будет одной хорошей атаки — и шведская армия сможет сытно поесть в русском обозе, впервые за последние месяцы. Главное — довести до конца то, что не вышло под Нарвой. То есть уничтожить костяк русской армии в генеральной баталии.

Левенгаупт пытался что-то говорить про русских офицеров, успевших набраться опыта и изрядно досадивших шведам за время этой кампании, но Карл его уже не слышал. Он ждал окончания построения, чтобы отдать приказ к выступлению… Досадно, что пришлось оставить часть полков, в основном кавалерийских, на осаде Полтавы. Но черёд непокорного города ещё придёт.

Карл уже заготовил приказ — стереть его с лица земли, уничтожить всех, кто осмелился столь успешно противостоять шведской армии. Заготовил, но пока не подписал. Не успел. Русские утащили не только Пипера, но и все бумаги канцелярии.

Расчёт строился на неожиданности. Но когда пехотинцы-каролинеры, построенные в четыре колонны, уже готовы были выступать, внезапно заговорили русские пушки. Бомбардиры противника пока только пристреливались, но всем стало ясно, что никакой внезапности манёвра не предвидится и спокойно пройти к редутам не получится. Видимо, русские всё это время пристально следили за построениями шведов и нанесли упреждающий удар.

Ещё одна досадная шпилька в королевское самолюбие. Впрочем… Карл собирался предложить русским артиллеристам хорошие условия, если перейдут на его службу. Стреляют эти ребята очень хорошо.

Тем не менее, обстрел произвёл на шведов не самое благоприятное впечатление. Во всяком случае выступление откладывалось, ибо выдвигаться на позиции под покровом ночи и тумана — это одно, а под ядрами и бомбами противника — совершенно другое. Рёншельт приказал подтянуть всю наличную артиллерию и изготовиться к контрбатарейному огню. Пока подвезли и установили орудия, пока подтащили заряды, выяснилось, что ночь и туман не располагают к поиску целей и наведению на них. К огромному неудовольствию Карла, пришлось ждать рассвета. И лишь когда под лучами восходящего солнца туман опал росой на траву и отступил в низины, прозвучала команда: «Вперёд!»

— С Богом, шведы! — напутствовал их король, сидящий на носилках. — Обедать мы станем в русском лагере, приглашаю вас всех на эту трапезу!

Голодные солдаты сейчас понимали одно: поесть получится только в русском обозе. Оставалась самая малость: пробиться к оному.

Полтавская баталия началась. И Карл, как обычно, атаковал в своём фирменном стиле — сразу королём.

Интермедия.

— …Сего дня вместе потрудимся, братья, — сказал, обращаясь к солдатам, Пётр Алексеич. — Делайте то же, что и я, а после уж отдохнём.[6]

И все делали, что могли. Чему научились за это время.

…Раненых стали приносить в полевой госпиталь почти сразу, едва шведы оказались на расстоянии выстрела от русских позиций.

Дарья старалась оказать помощь тем из тяжёлых, кого точно надеялась вытащить. Увы, полевая медицина подразумевает, что терять время на спасение совсем безнадёжных крайне вредно для других раненых. Здесь нет времени на долгое вдумчивое лечение, нужно срочно извлекать пули и осколки, составлять перебитые кости, сшивать разорванные артерии, а при необходимости и ампутировать размозжённые пушечными ядрами конечности. Накладывали лубки и повязки уже помощники — совсем ещё молодые парни, первые выпускники аптекарского класса Сухаревой башни.

Здесь было не до корпоративных интриг и почтения к её статусу со стороны коллег-медикусов. Четверть нынешнего медицинского штата русской армии — те самые хитросделанные ребята, которые в своё время уговорили полковника уполовинить жалование «знахарке». Но и они сейчас делали всё, что могли — спасали раненых.

У Дарьи не было времени даже перевести дух. Операция за операцией, без остановки, несколько часов подряд.

Она просто выполняла свой долг, как и все здесь — медики, офицерские жёны, «егерята» в охране госпиталя, присланные сюда по приказу государя.

Здесь каждый делал своё дело. И в том была их общая сила.

12

— У нас будет своя баталия.

Солнце стояло достаточно высоко над горизонтом, когда полковник Келин собрал офицеров перед выступлением из города. На часах половина восьмого. Лёгкий утренний ветерок давно разметал последние клочья тумана, пытавшегося спрятаться в овражках. Скучавшие за юго-западными фасами крепости шведы были как на ладони и, судя по всему, ждали, когда гарнизон Полтавы соизволит выйти за ворота, чтобы можно было хорошенько подраться.

Гарнизон Полтавы, конечно, выйдет. Но не там, где шведы этого ждут.

Уход большинства полков «хувудармен» на другой театр военных действий развязал полтавскому гарнизону руки. Это понимали все — и шведы, и свои. А потому никто не удивился вестовому, который примчался четверть часа назад на взмыленной лошади и передал послание: пехотные полки генерал-майора Ренцеля заблокировали корпус Рооса и вынудили шведов отступать. Угадать, куда именно Роос отступит, было несложно: его штандарт видели над правым флангом строящейся армии Карла, а значит, и ретираду свою станет производить через лес, к недостроенным контрукреплениям за рекой. Или же попытается с лёту проскочить мимо города и присоединиться к осадным полкам, чтобы отдохнуть и с новой силой ринуться в бой. И тут уж лучше загнать его в недостроенный шанец, чем дать соединиться со своими.