Что ж, если швед предлагает открыть карты, не вопрос. Она готова и к этому. В конце концов, если раньше наблюдались значительные расхождения исторических линий, то сейчас, в условном «полтавском узле», стало почти до буковки повторяться уже пройденное там, только на три года раньше и значительно быстрее. Даже люди задействованы те же самые, взять хоть Алексея Головина. Если он на следующей вылазке попадёт в плен, всё только подтвердится. Хорошо это или плохо? Посмотрим. Она со своей стороны сделала, что могла — хорошенько поуменьшила количество тех, кто был способен качнуть шаткое равновесие в сторону Карла. И, что самое забавное, сам Карл в этом тоже посильно поучаствовал.

Слепец. Причём, самонадеянный. Он и в том варианте истории был таким же, и здесь ничуть не изменился.

— Ваше высокоблагородие, поручик Черкасова по вашему приказанию прибыла, — она приветствовала Келина как полагается. Только бы испарина на физиономии её не выдала. Хотя, тут сейчас половина таких же, едва ноги волочащих.

— Сперва о деле говорить станем, — произнёс Келин, как-то странно поглядев на неё. — Карлус парламентёра прислал, видимо, из тех людей, что нам две ночи и весь день досаждали. Речь его никто понять не в силах. А вы говорили, будто бы давно их знаете.

— Если вы позволите…

— Прошу, — полковник посторонился, пропуская солдат-девицу к изрытому кавернами от пуль и ядер брустверу.

Так и есть: внизу стандартный набор для переговоров — барабанщик, знаменосец и собственно парламентёр. И последний — да, это был именно он, «лисья шапка» из варшавского трактира. Хаммер. Тот, кого наняли уничтожить «Немезиду» ещё там.

Катя чётко ощутила прицельный взгляд со стороны ближайшего перелеска. Всё как полагается — Хаммер не мог явиться без прикрытия снайпера. Это его фишка, о том было написано в его не слишком обширном досье. И, да, там что-то блеснуло в кроне деревца. Уж не оптика ли?.. Кстати, он ещё и бронежилет нацепил. Не доверяет? Нет. Скорее, просто боится — что с этой стороны точно такие же шкуры, как он сам.

Награду за выполненную миссию может получить только живой.

Вздох у Кати получился разочарованным: она ожидала от Хаммера сюрпризов, но пока противник строго соответствовал своему психологическому портрету. Наёмник нисколько не изменился за эти шесть лет.

Преодолевая слабость, она кое-как взобралась на бруствер и, придерживаясь рукой за угол башни, крикнула парламентёру — по-английски:

— Я вас слушаю, Хаммер.

8

Долговязая девка в мужской одежде и правда выглядела как парень — ничего женственного не наблюдается. Голос тоже далеко не девичий. Одежда сильно потрёпана, повреждения явно боевые. А ещё — ей было очень плохо. Хаммер всякого навидался за свою жизнь и знал, что чувствует человек, который накануне потерял много крови.

— Привет, Кэтрин, — громко сказал он. — Тебя ведь так зовут, верно?

— Я готова выслушать ваши предложения, Хаммер. В сторону все эти предисловия.

— Вот это деловой подход, уважаю, — проговорил наёмник. — Для начала — передай колонелю[7], что шведы хотят забрать тела своих жмуриков из-под стен. Просят перемирия до вечера. Телеги готовы, похоронные команды выйдут сразу по сигналу.

Девица полуобернулась назад — переводила его слова русским.

— Полковник даёт гарантию прекращения огня до шести часов пополудни, — перевела она ответ коменданта. — Разумеется, в случае соблюдения аналогичного прекращения огня со стороны шведов. Похоронные команды должны быть без оружия. Хотя бы один выстрел из лагеря в нашу сторону — перемирие отменяется. Что ещё?

— Кое-что личное, — продолжал англичанин. — Король Карл предлагает тебе — именно тебе — приём со всеми почестями и прочими здешними прибамбасами, если ты уговоришь гарнизон сдаться под его честное слово. И знаешь, я ему верю. Он хоть и чокнутый, этот шведский парень, но слово держит.

— Если бы я услышала это от короля, то поверила бы, — странно спокойно ответила девка. — Проблема в том, что тебе я не верю.

Она строго придерживалась правил английского языка, в частности поговорки «Ты мой друг, но вы мой король». И сейчас она сказала именно «ты», хотя, казалось бы, одно и то же слово — «you».

— Можно узнать, почему? — поинтересовался Хаммер.

— Хотя бы потому, что ты припёрся на переговоры в бронежилете, — девица усмехнулась. Выглядит хреново, но держится молодцом. Всем бы его парням так держаться после ранения. — И снайпера на дерево посадил — всё по-старому, как ты привык, правда, Док? Я скажу полковнику, чтобы ребята на стенах во время перемирия были начеку. А то мало ли…

— Бронежилет — всего лишь разумная предосторожность, — сказал наёмник.

— Как по мне, то это трусость. Заметь — на мне брони нет.

— Как по мне, то это слабость, которой рано или поздно кто-нибудь воспользуется.

— Кто-нибудь вроде тебя?

— Скорее всего.

— Теперь до тебя, надеюсь, дошло, зачем Карл вас вчера на убой отправил?

Хаммер почувствовал, как всё его существо начало понемногу закипать от злости. Она что, действительно мысли читает? Или просто русские своих спецов так хорошо по психологии натаскивают?

— Это тебя не касается, — огрызнулся он.

— Ну, почему же — не касается? Твои парни вчера весь день неудачно пытались меня убить.

— То же самое я могу сказать и о твоих …ребятах, — презрительно усмехнулся Хаммер. — Сколько ваших здесь погибло за вчерашний день?

— Если ты имеешь в виду современников, то никого, — серьёзно ответила девица. — Я была здесь одна.

— Что?

— Что слышал. Я здесь — одна. По крайней мере, по состоянию на вчера так и было.

— Лжёшь. У той сточной канавы стрелков было двое.

— В отличие от тебя, я доверяю оружие местным парням.

— Это глупость, — Хаммер не мог скрыть возмущения в голосе. — Господи, да проснись же! Вокруг сплошной примитив! Эти кремнёвые ружья, эти чёртовы шляпы и шпаги, эти набожные и суеверные люди! А ты им — современное оружие? Не побоялась, что они тебя же этим оружием, да в спину?

— Док, — девица осторожно, стараясь не разбередить раны, привалилась к стене башни спиной. Видимо, ноги отказывались её держать. — Ты главной фишки не просёк. Хочешь, я объясню тебе разницу между нами?

— Валяй.

— Ты воюешь за деньги, всегда на чужой земле, где от тебя видят только горе и смерть. Вокруг тебя нет своих, только чужие, которым нельзя верить, — она тяжело дышала — видимо, переговоры давались нелегко. — Ты и бойцов-то не бережёшь, потому что «меньше народу — больше кислороду». А я стою на своей земле, и эти люди — мои братья. Их история — это моя история. Я готова умереть за них, а они — за меня… Я могу сдохнуть: невелика потеря. Но зато будут жить они, их дети, внуки. Будет жить Россия. А ты — готов умереть за своё бабло? Судя по бронежилету — не готов. Мёртвым деньги ни к чему… Вот и всё. Такая малость — а результаты диаметрально противоположные.

— Так что мне передать королю Карлу? — Хаммер сразу не нашёл, что ответить: в чём-то эта сволочь всё-таки права.

— Скажи ему: крепость не будет сдана ни при каких условиях.

— Ты даже не спросила у полковника.

— Он отдал приказ — стоять до конца. Кто я такая, чтобы подвергать сомнению его распоряжения?

Девица, морщась и бледнея от боли, отвернулась, чтобы сползти со стены.

— Разговор ещё не окончен, — напомнил Хаммер.

— Окончен, — ответила наглая девка. — Ты всё равно ничего не понял. Наверное, историю в школе прогуливал.

Скотина. Нахамила и спокойно отворачивается. А ведь и правда еле на ногах стоит. Доживёт ли до завтрашнего утра — неизвестно, медицина здесь на пещерном уровне — но держится так, будто что-то знает наперёд. Может, «просемафорить» Крису, чтобы завалил её? Мёртвые не кусаются, не так ли? Заодно и шведа они подставят так, что вовек со своей королевской честью не отмоется. Но есть одна проблема: стоит снайперу подстрелить девку, как со стен по вероломному переговорщику ударят десятки ружей. Хотя бы одному русскому стрелку да повезёт — ведь каску он надевать не стал — и это уже не смешно.