Подаюсь вперёд и крепко обнимаю его за шею, потому что чувствую, что вот-вот разревусь, ох, уж эти гормоны. Хочу сказать, столько всего, но не успеваю. Дверь в палату распахивается, и я слышу довольную маму. Она проходит вперёд с большим пакетом в руках, но как только замечает нас, замолкает и останавливается. На лице шок, выглядит так, словно для неё большой сюрприз появление в моей палате Алекса. Догадываюсь почему.

— Твоя мед. сестра предупредила, что к тебе пришёл твой муж, — цедит она сквозь зубы и бросает взгляд на Алекса. — Я решила, что вы помирились и уладили все разногласия. — она отмирает и медленно проходит вперёд. Ставит свои пакеты у окна.

Алекс несколько раз целует меня, а потом поднимается и прячет руки в карманы. Они с мамой какое-то время смотрят друг на друга.

— Извиняться за то, что я сделала, не буду. Я сделала то, что считала верным. Тебя из двери гонишь, а ты в окно лезешь! — говорит мама — Я старалась ради Вики и её счастья. — шумно выдыхает и смотрит на меня, вижу, что ещё что-то хочет сказать и с трудом сдерживается.

— Всё? — спрашивает её Алекс. В комнате становится душно от напряжения. Я словно опять вернулась на десять лет назад, всё тот же мамин тон и всё тоже напряжение между ней и Алексом.

— На самом деле, нет, — отвечает она — Ещё много чего тебе сказать хочу, но не буду. Избавлю свою дочь от лишних и не нужных сейчас волнений. Да и внука хотелось бы, увидеть и на руках подержать.

— Подержишь, — говорит Алекс, — если сбавишь обороты и стараться перестанешь. Такими стараниями…

— Каким был хамом, таким и остался, — бросает мама и подходит ближе ко мне. Бросает на меня взгляд, который говорит «только посмотри, что он себе позволяет». Ну, точно как десять лет назад.

— Значит, с тех пор совсем не изменился, — усмехается Алекс и дарит полуулыбку — Разве тебя не это волнует? Я всё тот же, — он разводит руки в стороны и продолжает выводить маму из себя — Сюрпризов не будет.

Мама собирается что-то сказать, но Алекс останавливает её поднимая руку, а потом смотрит на меня и тепло улыбается. Подходит ближе и проводит костяшкам и пальцев по щеке, а перехватываю его руку и переплетаю пальцы, пока он наклоняется и глубоко целует меня. А после желает хорошего вечера, сообщает, что будет завтра у меня и выходит.

Мама шумно выдыхает и отходит от меня, чтобы присесть на стул. Бросает долгий взгляд, и я вижу, как тяжело ей даётся сдержать себя. Наши отношения с мамой нельзя назвать тёплыми или доверительными. Мне трудно быть с ней откровенной, потому что иногда она пугает своими реакциями: может впасть в истерику, начать кричать и обвинять. Тяжелее всего потом отходить и пытаться не испытывать чувство вины. В том, что маме стало плохо из-за нервов, в том, что я её разочаровала и виновата в своих неудачах, в том, что совершаю ошибки.

Последние года мы сильно отдалились, хотя на первый взгляд между нами мало что изменилось. Всё так же встречаемся по воскресеньям за обедом в их доме с Кириллом, и она иногда на неделе заглядывает с кофе в мастерскую. Я просто перестала делиться с ней своими переживаниями, вообще ничего не рассказываю, пусть думает, что хочет. И Кириллу перестала доверяться, потому что в отличие от мамы он с самого начала был не в восторге от Жени. Поэтому всё воспринимал остро и хотел вмешаться. Причины такой неприязни он мне не озвучивал, но я итак могу понять, что отчасти, потому что за шесть с половиной лет моего замужества Кирилл то и дело решал мои проблемы.

— Как получилось, что ты забеременела от него, Вика?

— Вот так и получилось. С первого раза, мама. Я не ожидала, что такое случится, вообще не думала, что когда-нибудь смогу забеременеть, а всё самое собой случилось. — отвечаю я и осматриваю её. Не помню, когда последний раз была такой откровенной с мамой. Она выглядит уставшей, наверное, после Кирилла сразу отправилась ко мне. — Зачем ты пошла к нему? Зачем так со мной поступила и почему решила лгать ему?

— Ты не знаешь, что Женя за тебя боролся. Он говорил со мной, после той драки, что они с Гончаровым устроили. Просил, чтобы я на тебя повлияла. Рассказал, что ты заговорила о разводе, а он не мыслит жизни без тебя, любит так, что готов был закрыть глаза на измену. Просил, чтобы я уговорила тебя дать вам шанс, хотя бы на полгода отложить идею о разводе, чтобы дать обоим время. — говорит мама и я истерично смеюсь. Дать время? Полгода? Как раз, чтобы переписать всё имущество, что было оформлено на меня. — Я только поэтому пошла к Гончарову. Ты ведь вцепилась в него. Я сразу поняла, что дело плохо. Опять эти глаза огромные, вздохи задумчивые. Поняла, что ещё немного и семью потеряешь. Я хотела, чтобы он ушёл и перестал рушить твою жизнь. Ты может быть, мне не поверишь, но я тебя очень люблю. Беспокоюсь о тебе. Ты от меня не такой любви ждёшь, наверняка, и проявляю её, я так, как могу, дочь, — говорит мама и мне вдруг становится грустно. Мне бы эти слова ещё раньше услышать. — Я по-другому не могу, а может, не стараюсь, не знаю. Но только у меня всё внутри горит, когда я о твоем будущем задумываюсь, мне так хочется тебя от ошибок сберечь. Я тебе счастья желаю, помочь хочу. У меня ведь у самой неудачные отношения были, которые потом переросли в замужество, — это она про моего отца сейчас говорит, — а с Кириллом я как в раю, хоть твой отец, как и Гончаров, первое время мелькал перед глазами. Но, мы смогли это пережить, и очень счастливы. И вы с Женей сможете. Вы ведь так счастливы были, Вика … — вздыхает она. И я вдруг с грустью осознаю, что пропасть между нами огромная, за столько лет ещё больше стала. Чтобы отношения наши изменить нескольких недель заботы не хватит.

— Ничего ты обо мне не знаешь, — говорю я и в моём голосе столько обиды. Смотрю, как вытягивается лицо мамы, и она поджимает губы, неприятный разговор намечается между нами, — С тобой же поговорить невозможно. Ты видишь только то, что хочешь, а если мне с тобой чем-то поделиться, так ты давить начинаешь, или вовсе орать так, что мне тошно становится. И советы эти твои как пощечины. Я ведь вообще никаких ошибок, по-твоему, совершать не должна. Только и делаю, что по сторонам оглядываюсь, да о других думаю. Может, ты и в самом деле, меня очень любишь, но иногда любви не достаточно, и не возможно постоянно этим оправдываться. Всё, что от тебя требуется, чтобы разобраться в моей жизни, в которой тебе так хочется поучаствовать, это только спросить меня, спросить, а потом спокойно, без истерик и упреков выслушать. — говорю я мой голос срывается и дрожит. Впервые за много лет я говорю маме такие вещи. Это тяжело и неприятно, моё тело ломит и бьет дрожь, а внутри неприятно тянет. Почему просто разговор, который может облегчить и улучить наши отношения даётся мне так, словно я попала под завалы.

Хочу сказать ей что-то ещё, но даже не знаю с чего начать. За эти годы столько всего было. Говорить, что не была счастлива с Женей, всё равно, что солгать. Была счастлива и не раз, потому что принимала его таким, какой он есть. Моя ошибка была в том, что я постоянно подстраивалась под него, потому что боялась, что и он однажды заявит мне, что хочет взять перерыв. А вместо этого, мне нужно было открыто говорить ему о своих эмоциях, переживаниях.

Так его воспитали, что ни о ком, кроме себя он не думает и только поэтому его совсем не волновал тот факт, что мне может быть больно и обидно из-за такого холодного отношения со стороны его родителей. Я долгое время надеялась, что он поймет и сделает хоть что-то, чтобы это изменить. Но чудо не случилось. Да и не должно было такого произойти, потому что желания свои, как и страхи и переживания всегда своему партнеру озвучивать надо. Не зря говорят, что отношения это работа. Мы с Женей работу свою выполнили плохо, отчего и оказались там, где оба сейчас находимся. Хотя я уверена, что ему сейчас куда лучше, чем мне.

На какое-то время между нами повисает давящая, звенящая тишина.