Я рада, что у меня появилась возможность пройти. Иду на кухню, но Женя не отстает и следует за мной. Меня снова тошнит, теперь уже от нервов и напряжения. Я ведь знала, что разговор неизбежен. Проблема в том, что я была готова поговорить прямо сейчас, я даже заготовила слова, которые скажу мужу, прокрутила несколько раз в голове наши диалог, а что теперь? Вести беседу с выпившим мужем нет никакого смысла, только делать всё намного хуже.

— Вика — зовет меня Женя. Наливаю себе стакан воды и разворачиваюсь к нему. Он стоит, скрестив руки на груди, и буравит меня взглядом.

— Нет — отвечаю я. Не вижу смысла его обманывать, но не думаю, что стану заводить разговоры про Алекса. — Я не была с Эдитой.

— Знаю. — говорит Женя — Звонил ей.

— Понятно — говорю я и смотрю на него. Мне нечего ему сказать, ни тогда, когда он пьян и вообще не сможет воспринимать мои слова правильно.

Женя двигается и подходит ближе. Я чувствую, что меня начинает тошнить ещё сильнее от того, что меня накрывает запах алкоголя и дыма от сигарет, который смешался с запахом одеколона Жени. Что ж, сейчас меня, в самом деле, тошнит от моего мужа.

— Поговорим… — я выставляю руки, чтобы остановить мужа, который напирает на меня — завтра. Женя, пожалуйста.

— Пожалуйста, что? — сердится он, когда я его отталкиваю, мне действительно плохо. Но Женя продолжает напирать. Чувствую его губы на своей шее, он прижимает меня к себе, пока я пытаюсь его оттолкнуть. Мне неприятно, я хочу кричать, чтобы он прекратил. Это и делаю. Вырываюсь и кричу на него, и он отпускает. Смотрит так, словно среди лета выпал снег, а у меня выросла вторая голова. — Да что происходит?

— Ты пьян! — говорю я.

— И это отличный повод, чтобы снова продинамить меня? Я хочу свою жену! Вика, я соскучился и я хочу тебя. — орёт он — У тебя кто-то есть? — глаза Жени становятся темными и он делает шаг вперёд, срываюсь но, не успеваю и снова оказываюсь в его руках. Я начинаю вырываться так сильно, что это уже перестает быть чем-то безобидным, мы падаем на пол, я отбиваюсь ногами и руками, но Женя наваливается на меня и не позволяет скинуть его с себя. Он выглядит сумасшедшим, когда принимается целовать меня, я кусаю его губы, чтобы он прекратил, и он рычит, держит мои руки, своей одной над головой, его хватка, словно железные оковы. А потом целует мою шею, забирается под футболку, сжимает грудь.

Я плачу, дергаюсь и пытаюсь вырваться, а когда Женя, наконец, замечает мои слезы, то коченеет, и я немедленно скидываю его с себя и несусь в ванную. Запираю за собой дверь трясущимися руками, что получается у меня не сразу, и присаживаюсь рядом с ванной, обнимая свои колени. Меня трясёт, и я очень надеюсь на то, что он не станет выламывать дверь, чтобы добраться до меня.

Вздрагиваю, когда слышу стук в дверь.

— Малыш, открой пожалуйста — говорит Женя — прости, я… да, я пьян и меня понесло, но ты и меня пойми. Я какой день как на иголках, что между нами происходит? Я думал, что дам тебе немного времени и все наладится, но всё становится только хуже. Что происходит? — я молчу. Не хочу говорить с ним, пытаюсь успокоить дрожь и поймать своё дыхание. У меня болят руки, от того, что он так грубо меня хватал и, кажется, я ударила спину при падении. — Открой эту грёбаную дверь, Вика! — снова начинает сердиться Женя. Я буквально чувствую, как его трясёт — Ты к себе не подпускаешь, кормишь гребаными отговорками, я так зол, Вика! Выйди! Давай поговорим и я клянусь, что не трону тебя. Просто выйди ко мне, малыш.

— Поговорим завтра — кричу я. Конечно, я не открою. Не хочу его видеть и говорить тоже.

— Мы всё уладим, малыш. — говорит Женя и, похоже он присаживается рядом с дверью — Это временные трудности. Мы всё уладим. Хочу, чтобы ты знала, я тебя никуда не отпущу. Мы всё уладим, все решим. — выдыхает он и что-то ещё бормочет себе под нос какое-то время.

Вздрагиваю, и поднимаюсь, потому что заснула в ванной на полу. Снова слышу стук в дверь.

— Вика, твоя мать звонила, открой дверь малыш, у нас беда. — слышу голос Жени и поднимаюсь. Он ведь не придумал это, чтобы выманить меня? Всё тело ломит от того, что я спала на полу в неудобной позе.

Открываю дверь, Женя стоит передо мной без футболки, глаза красные, волосы взъерошены, виновато поджимает губы и избегает моего взгляда. Протягивает мне телефон.

— Который час? — спрашиваю я и разминаю шею, осматриваюсь, в квартире уже светло.

— Четыре тридцать — говорит Женя и отходит назад, чтобы дать мне возможность пройти — Собирайся. Дай мне пару минут и пожалуйста, аспирин. — прочищает горло он и ловит мой взгляд — Поедем в больницу. Похоже, твой отчим разбился в аварии.

Я больше не чувствую сонливости, у меня всё тело немеет, я в шоке от того, что услышала. Смотрю на Женю и хочу, чтобы он сказал, что пошутил, придумал это всё, чтобы выманить меня из ванной и поговорить о том, что вчера произошло.

Он осматривает меня какое-то время, мне даже становится неловко под таким пристальным взглядом, рядом с ним. А потом он снова повторяет о том, что Кирилл в больнице, поторапливает меня, суетится в комнате в поисках чистой одежды. И я понимаю, что он не обманул меня. Кирилл и в самом деле попал в аварию.

Опускаю глаза на экран своего телефона и нахожу там огромное количество пропущенных вызовов от мамы и понимаю, что, не дозвонившись мне, она, скорее всего, позвонила Жене. В груди начинает болеть, а слезы туманят мой взор, когда я возвращаюсь в ванную и умываюсь прохладной водой.

У меня всё тело ломит, глаза горят, а ещё эта нудная тошнота, которая начинает меня раздражать. Может быть у меня гастрит? Неудивительно, учитывая, что последнее время я игнорирую завтраки и постоянно нервничаю. Поднимаю глаза, чтобы увидеть своего мужа, который стоит позади и наблюдает за мной. Выглядит так, словно хочет что-то сказать по поводу того, как мы провели вчерашний вечер, но так и не решается. Я этому рада, сейчас это последнее чего я хочу. У меня в голове стучит, потому что я не знаю, жив ли Кирилл. Женя сказал, что из того, что услышал в трубку от мамы, он понял, что мой отчим попал в аварию и сейчас в больнице.

Закрываю глаза и шумно выдыхаю, пытаюсь успокоиться, но мне никак не удается. Вытираю слезы тыльной стороной ладони, когда оказываюсь на кухне и набираю Жене стакан воды, а потом бросаю туда таблетку аспирина и наблюдаю за тем, как она растворяется, тщетно пытаясь отвлечься от ужасных мыслей, которые словно змеи заползают в мою голову. Не хочу думать о том, что Кирилла больше нет с нами.

Должна признаться, что мои взаимоотношения с мамой стали в разы лучше с появлением этого мужчины в её жизни. Он всегда относился ко мне как родной дочери и если честно, был куда большей поддержкой, чем родная мать. Чего стоит только вспомнить тот момент, когда я решила писать картины. У мамы была истерика, а Кирилл был тем, кто купил у меня первую картину, да и друзей своих, похоже, заставлял покупать у меня работы. Потом нашел мне агента, не такого хорошего как Эдита, но всё-таки.

Вздрагиваю, когда Женя касается моей щеки, вытирая мне слезы.

— Иди сюда, — говорит Женя и притягивает меня в свои объятия. Я не сопротивляюсь, мне так плохо, поэтому я нуждаюсь в его поддержке и объятиях. Я не хочу терять Кирилла, и очень боюсь того, что услышу, когда мы приедем в больницу. Женя, гладит меня по голове, пока я утыкаюсь ему в плечо и плачу. — Я, правда, не знаю, как у него дела, но очень надеюсь, что он жив и совсем скоро будет в порядке.

Женя держит меня за руку, когда мы идем к машине, ничего не говорит во время нашей поездки до больницы, а только сильнее сжимает хватку, иногда подносит к губам и целует мою руку.

У меня всё внутри огнем горит, когда мы находим маму, у которой истерика такая, что мою душу рвёт на части. Она ничего не может нам сказать, да и вообще с трудом говорить может. Плачет, её трясёт.

Пока Женя уходит, чтобы узнать о состоянии Кирилла, оплатить его лечение и платную палату, к нам присоединяются двое друзей моего отчима, а потом медицинская сестра с успокоительным для моей мамы. Я рада, потому что начинаю думать о том, что если она не сможет успокоиться в ближайшее время, то у неё остановится сердце.