Девушка выгодно отличалась от подружек ровной спиной, гордой посадкой головы и однотонной юбкой. Лиф был зашнурован не так, чтобы подчеркнуть пышность молодой груди, а гораздо изящнее. Когда незнакомка повернулась что-то сказать другой крестьянке, сразу умолкнувшей, дон Стефано невольно втянул носом воздух, а его рот под модно подстриженными тёмными усами растянулся в предвкушающей ухмылке. Профиль девушки был очень хорош: высокий лоб, прямой нос, не слишком пухлые губы и аккуратный подбородок. На таком расстоянии было не разглядеть длину ресниц юной крестьянки, но опыт подсказывал ценителю женской прелести — ресницы пушистые, трепетные, а тёмные, но не чёрные, волосы должны быть на ощупь мягкими и шелковистыми.

Не считая нужным стесняться, кабальеро подался вперёд и разглядывал деревенскую красотку с откровенным сладострастием, в уме прикидывая, как её удобнее присвоить — соблазнить, купить или похитить. Если кто и хватится пропавшей селянки, то исчезновение объяснят побегом от бедности и деревенской скуки — наверняка обычное дело в злополучном Хетафе. Дальше — под настроение, на неделю или на лето, а когда девчонка наскучит — продать её в сегильский бордель. Она даже не девственницей будет стоить не меньше сотни дукатов.

Сделки подобного рода были, разумеется, незаконны, но хозяйки увеселительных заведений умели запугивать проданных им девок. А может, окажется способной ученицей в постельных утехах и нескоро наскучит… Тогда стоит её припрятать или даже выдать замуж для вида, чтобы навещать после женитьбы.

Быстро составленные в голове кабальеро планы неожиданно оказались развеяны. Крестьянки заметили пристальное внимание незнакомца, притихли, а красавица, поймав его взгляд, не отвела глаза, не смутилась, не покраснела и не захихикала. Неторопливо сделав несколько шагов в сторону таверны, девушка присела в поклоне, совсем не похожем на манеру крестьянок пальцами раздвигать вбок края юбки и отклячивать зад.

— Добрый вечер, сеньор, — голос оказался мелодичным. — Простите, я не припомню наше знакомство, наверное, я была слишком мала, когда вы представились моему отцу.

«Чёрт, сразу намекнула, что я её вдвое старше, — с досадой подумал кабальеро и тотчас сообразил: — Не бедная ли дворяночка? Как я сразу не догадался — с такой-то осанкой!». Bслух он произнёс:

— Добрый вечер… Сеньорита? — Про себя: «Если я ошибся, и она всего лишь простолюдинка, то очень скоро поплатится за свою дерзость». Затем, отметив, что обращение «сеньорита» девушка приняла как должное, продолжал: — Я приехал повидать сеньора Алонсо Рамиреса, местного идальго и лейтенанта в отставке.

— Это мой отец, кабальеро, — девушка улыбнулась сдержанно, не забыв, как откровенно её разглядывал проезжий сеньор. — Наш дом здесь же, на площади. Если угодно — идите за мной, мне как раз пора.

Вернувшись ненадолго к колодцу и забрав небольшой кувшин, красавица попрощалась с подругами и, не оглядываясь на сеньора, спокойно пошла к воротам ближайшего дома. Молоденькая дворянка чуть покачивала бёдрами, но не нарочито, на восточный манер, а ровно на грани привлекательности, не теряющей благопристойность.

Дон Стефано залюбовался её походкой и безупречной осанкой, изяществом фигуры… Дочь идальго при ближайшем рассмотрении оказалась ещё более юной, чем он подумал вначале — от силы семнадцать.

У ворот сеньорита обернулась и столь же учтиво произнесла:

— Я передам отцу, что его хочет видеть…

— Дон Стефано Аседо дель Соль.

Кивнув, девушка проскользнула во двор, а кабальеро стал размышлять, как вести себя с ней. Похищение виделось ему невозможным даже не потому, что отец девушки поднимет шум, но из-за убеждений дона Стефано. Различие между благородным сословием и простолюдинами было для него важно настолько, что даже рискнув на пиратский захват эспанского судна (очень уж большой ожидалась добыча) и, к досаде своей, обнаружив в каюте молодую дворянку, жену капитана, дон Стефано убил её, не позволив бесчестить. Kоманде он отдал двух служанок, с которыми матросы всласть позабавились, прежде чем бросить их за борт. Другое дело, если удастся склонить девицу к побегу, соблазнив её посулами и подарками. Красота сеньориты разожгла сладострастие кабальеро, и он не собирался отказывать себе в удовольствии.

Долго тешить себя планами обзавестись свеженькой любовницей ему не удалось. Старый слуга открыл калитку, и навстречу гостю вышел крепкий седобородый мужчина лет около пятидесяти. Хотя руки его явно знали крестьянский труд, он сохранил военную выправку.

— Добрый вечер, кабальеро. В Хетафе рады гостям, жаль, они последнее время нечасты в наших краях. Алонсо Рамирес, к вашим услугам. Прошу, проходите.

Войдя в дом вслед за хозяином, дон Стефано отметил опрятность двора, сада и комнаты. Девушка была уже внутри, сидела с шитьём у окна, но встала навстречу гостю, когда отец представил её:

— Моя дочь Инес.

Кабальеро поклонился очень учтиво, втайне сожалея о том, что принял дочь дворянина за крестьянку и выдал отнюдь не почтительный к ней интерес. По приглашению пожилого хозяина гость сел за стол спиной к девушке, вернувшейся к своему шитью. Старуха-служанка принесла вино, воду и простые закуски: несколько ломтей солонины, зелень и хлеб.

Пока кабальеро размышлял, как лучше приступить к интересующему его делу, хозяин заговорил первым:

— Вы, должно быть, сын дона Алехандро Аседо дель Соль?

— Да. Вы были знакомы?

— Около месяца. Ваш отец незадолго до окончания войны с франками добился перевода в полк дона Эстебана де Суэда, где имел честь служить я, а вскоре после взятия мятежной Лурсии и заключения мира он вышел в отставку.

Сеньоры Сегильи, служившие в армии в одно время, высоко ценили свой статус и связи. В прежние годы они нередко устраивали встречи, на которых держались на равных, невзирая на чины, происхождение и богатство. Однако последняя война закончилась без малого двадцать лет назад, поэтому сыновья офицеров всё чаще выбирали службу в суде или управлении города. Многие молодые дворяне и вовсе предпочитали жить в своё удовольствие на родительское наследство, обходясь без почёта и влияния, которые могла бы принести им должность. С годами богатство и знатность вновь становились важнее заслуг.

Дон Стефано наносил визиты сослуживцам покойного отца, но они проходили формально. Кабальеро не слышал долгих рассказов, теплоты, ярких воспоминаний… С другой стороны, и сам дон Алехандро не любил вспоминать военную службу, на которой получил чин капитана, но не снискал высоких наград.

Из вежливости кабальеро сделал паузу, ожидая обыкновенных любезностей, но отставной лейтенант удивил его.

— Я знаю, ваш отец давно умер. Жаль, мы ни разу не виделись после войны. Он был очень умным и проницательным человеком. Мы на прощание по душам с ним поговорили, не скажу, чтобы дружески, больше того, — идальго слегка усмехнулся, — мы повздорили, но всё-таки пожелали друг другу удачи. Уверен, дон Алехандро сделал это так же искренне, как и я…

От неожиданности дон Стефано замер, и, затаив дыхание, слушал рассказ, взглядом впившись в лицо хозяина. Отец был единственным человеком, которого кабальеро любил.

Заметив сыновье волнение гостя, идальго улыбнулся ему очень тепло:

— Вы с ним похожи, но, наверное, немало взяли и от матери.

Взгляд отставного лейтенанта скользнул по высокой и сильной фигуре дона Стефано. Его отца пожилой офицер помнил таким же высоким, широким в плечах, но уже расплывающимся и надломленным. Злоязычный, жаждущий наград и бывший по большей части в дурном расположении духа, дон Алехандро не пользовался большой популярностью среди офицеров. Его супруга не считала нужным сопровождать мужа и редко бывала в компании полковых дам. Сын унаследовал телесную мощь, черты лица, но выглядел подтянутым, собранным и — вдруг подумал идальго — хищным. Судя по походке, служил во флоте, но скорее был капером, раз не представился военным званием. В голове промелькнули воспоминания военных лет…