— А это что было? — спросил Прокофьев.

Я рассказал про монитор. Прокофьев помолчал, потом аккуратно подбирая слова, словно ориентировался на идиота, сказал:

— Алексей, давай покажу тебе твои кости. Точнее их отсутствие, — он развернул ко мне экран со снимками. — Вот здесь у нормального человека лучевая и локтевая кости. А у тебя — набор осколков, соединенных костными мозолями. И это совершенно не жесткая конструкция. Даже от незначительного воздействия, как видишь, произошло очередное смещение, которое травмировало мягкие ткани вокруг. Вот тебе и синяк, и проблема. Я могу консервативным методом вернуть кости на место, но это все до следующего случая.

Я молча смотрел на экран.

— Сейчас положим тебя в стационар на два дня. Я выправлю кости и наложу турбокаст, — Прокофьев недовольно закрыл снимки.

— Можно, схожу покурить? И вернусь, — я ухмыльнулся, додумав: «Не сбегу… наверное».

— Валяй, я пока закажу ортопедический бокс, — Прокофьев кивнул второму доктору, и они вышли.

А небо-то все хмурилось. Я сел на лавочке возле больничной пепельницы. Закурил. Вспомнил лондонские видео. Достал телефон и набрал Виктора. Видимо он решил мне отомстить и на звонок не ответил. Поколебавшись, дублировать вызов на коммуникатор я не стал. Докурил одну сигарету, достал вторую.

Огляделся, убедился, что никого нет поблизости и… потянулся к соседнему кусту. Успел дотронуться до веток, прежде чем руку обожгло огнем. Быстро собрался в себя. На что я надеялся, сам не знаю. Может, что все волшебным образом прошло? И я могу как раньше, использовать пространственные переходы? Большой мальчик тридцать два годика продолжает верить в волшебство.

Я еще раз позвонил Виктору, и он снова не ответил.

Набрал сообщение Боровскому: «Ярослав, не теряй, на пару дней ложусь в Вредена, увидимся на следующей неделе».

Затушил сигарету и встал.

Решение, это же не всегда итог долгого мыслительного процесса. Иногда решение — это просто точка в череде событий.

Я поднялся наверх. Прокофьев уже ждал меня. Я выудил из недр памяти его имя и уверенно сказал:

— Максим Владимирович, я готов к трансплантации. Что для этого нужно?

Перечень оказался небольшим, но самой операции предстояло ждать месяца полтора. На этой неделе Прокофьев обещал подготовить цифровую модель моей руки. Он собирался использовать имеющиеся данные КТ, но предполагал, что их может не хватить и придется делать съемку в других ракурсах. После того, как модель будет готова, в лаборатории начнут выращивать по ней ткани. За неделю до операции все выращенные ткани погрузят в специальную среду, где они пройдут предоперационную подготовку и будут окончательно готовы к трансплантации.

К сожалению, заменить сразу все поврежденные участки было невозможно, и в течение года планировалось сделать четыре такие операции. Но к этому я уже готов был отнестись философски.

Изучив всю программу, я поставил цифровую подпись под договором на трансплантацию.

— Ты все верно решил, Алексей, — пожал мне руку Прокофьев. — Но кости все равно давай поправим и до операции поносишь турбокаст.

Два дня в больнице я провел с пользой: кроме запланированной процедуры, мы успели дополнить недостающие снимки и договорились о дате валидации модели руки.

В день выписки Лерка не стала заезжать ко мне домой, а позвала поесть в городе и прогуляться. Ужинали мы на берегу Лебяжьего пруда, а после неспеша пошли по парку в сторону метро.

Лерка не возражала против моей руки на своей талии, но была удивительно молчалива. В итоге я ее встряхнул и спросил в чем дело.

— Все очень быстро происходит, Лёш. Ключ от квартиры… Ты сейчас восстановишься после травмы и снова исчезнешь. В космос, в Лондон, не знаю куда еще. А я останусь. И к этому я пока не готова.

— Лер, — я грустно улыбнулся, порылся в кармане и достал сигарету. — Никуда я уже не исчезну. В конце августа — первая пересадка костей. За годик вернут мне руку, но тема с переходами после имплантации будет полностью закрыта. И в Лондоне я точно буду никому не нужен. Останусь здесь с Боровским. Пока он код писать не научится, — я ухмыльнулся. — В космос меня теперь тоже вряд ли выпустят: кому нужен пилот, который в любой момент может уйти в распад. В конце августа, после операции сунусь в лётную академию. Думаю, там место найдется, буду учить молодняк водить грузовики к поясу астероидов.

Лерка молча смотрела на меня.

— Да, — я улыбнулся. — Понимаю, какое это должно быть разочарование. Вместо успешного пилота, героя межзвездных экспедиций, списанная на берег сломанная некондиция. Но в сексе-то я хорош, признай.

— Дурак ты.

Она развернулась и пошла по дорожке дальше. Я выбросил окурок, догнал и снова пристроил руку на Леркиной талии.

Постепенно моя квартира начала обрастать ее вещами. Шкаф сменил зеленую индикацию загрузки на желтую, а спустя еще неделю на оранжевую. И я, выбрав день, когда Леры не было дома, выкинул часть своих старых вещей.

Я отдавал себе отчет, что с Леркой меня связывают только страсть и воспоминания о детской дружбе. Но надеялся, что со временем это выльется во что-то большее. Если даже не любовь в том виде, в каком я ее себе представлял, то во что-то достаточно близкое к этому. Пока же, даже когда ко мне закрадывалась мысль, что Лерку я использую, чтобы не оставаться в одиночестве, я гнал эту мысль прочь.

Моя жизнь обрела законченную предсказуемость.

Занятия ЛФК оставались, но существенно изменился подход. Над повышением работоспособности мы больше не работали: стояла задача не потерять набранную функциональность. Ушла болезненность процедур, некоторые упражнения даже стали доставлять удовольствие. После я ехал в лабораторию, по дороге почти всегда заезжая на Горьковскую за кофе. В лаборатории издалека наблюдал, как ребята осуществляют переходы, пытаясь набрать скорость лондонской команды. И обрабатывал данные, строя по ним красивые, и как мне казалось, совершенно бесполезные графики. Боровскому про трансплантацию ничего не сказал. Не знаю почему. Он лелеял надежду, что однажды начнет снимать и мои переходы. Но ведь все мы периодически заблуждаемся?

Я полностью смирился с тем, какой стала моя жизнь. Получал ли я удовольствие от нее? Нет. Были мелкие радости — чашка хорошего кофе, ночь с Леркой, яркий закат над крышами домов. Но это лишь искры на сером полотне обыденности. Да и кто сказал, что удовольствие должно быть? Сколько вокруг таких, как я. Обычных. Плывущих по течению. Не всем удовольствие отмеряно.

Август выдался теплым. До операции оставалось чуть больше недели, когда в один из дней мне захотелось нарушить устоявшийся распорядок. Возвращаясь с ЛФК, я не поехал в лабораторию. Сначала хотел пообедать в городе, но в итоге передумал. Недалеко от дома, зашел в районную кофейню, купил большой капучино. Это была еще одна из по-настоящему любимых мной кофеен. Тут умели делать совершенно волшебную невесомую молочную пенку. Расслабленно шел к дому, отхлебывая кофе.

Первым среагировало сердце, оно чувствительно стукнулось о ребра, пока ленивый, наслаждающийся последним теплом и вкусным кофе, мозг обрабатывал зрительную информацию. Я сделал еще несколько шагов и остановился.

Только не сейчас. Не теперь, когда я отпустил все прошлое. Когда нашел почву под ногами в существующей реальности.

Хотелось развернуться. Но Райли увидел меня, помахал и быстро пошел в мою сторону. Интересно, что бы он сделал, если бы я побежал прочь?

Я пытался справиться с трясущимися руками, в итоге уронил стакан с кофе, и вся жидкость расплескалась по асфальту, украсив его молочной пенкой. Сунул руки в карманы, но тут же пришлось одну доставать — Райли приветливо и энергично протянул свою для рукопожатия. Его ладонь была горячая, а моя наоборот — ледяная.

— Ты замерз? — удивился он и даже посмотрел на солнце, которое уверенно подтвердило, что вполне себе пригревает, несмотря на август.