Он отнес чашку в посудомойку и у выхода помахал нам рукой на прощание.

— Ты правда не хочешь покидать резервацию? — спросила Лео, серьезно глядя мне в глаза.

— Правда не хочу, — ответил я. — Здесь у меня есть вы. Есть интересные эксперименты. Надежды на что-то новое. А что будет там? В космос, я думаю, нас пустят еще нескоро, а я больше ничего не умею. Могу, конечно, пойти работать программистом. Писать код, заавтоматизировать все вокруг себя. Но ты бы знала, как это скучно.

— Если Эванс откроет свой институт, я думаю, многие из нас туда подтянутся, — Лео запустила руки в прическу, достала несколько заколок и ее волосы водопадом спустились на плечи.

Я, не скрывая, любовался ей.

— Лех, — она грустно улыбнулась.

— Если Эванс откроет свой институт, это безусловно будет интересно. Но до этого момента надо еще дожить.

Я встал, забрал со стола посуду и отнес ее в посудомойку. Потом помог Лео накинуть куртку и двинулся следом, надевая свою на ходу.

Мороз на улице уже походил на настоящий зимний, поэтому я сразу запахнулся и натянул капюшон.

— Ты же из России, ты должен любить зиму, — засмеялась Лео.

— Это ошибочный стереотип, — буркнул я. — С чего ее любить?

Мы вместе дошли до жилых корпусов, без какого-либо лукавства с моей стороны — по кратчайшей дорожке. Там Лео встала на цыпочки и, придерживаясь рукой за мое плечо, внезапно поцеловала в щеку.

— Спокойной ночи.

Я перехватил ее ладонь и несколько секунд держал в своей, но вот она выскользнула. Лео, сверкнув еще раз своей улыбкой, исчезла в подъезде.

Я поднялся на террасу, выдвинул кирпич и достал сигареты. Как же холодно. Выпустив первую затяжку, внезапно подумал, что с момента того самого распада Ксавье, плыву по течению, даже не задумываясь в какую сторону грести лапами. А пора бы уже подумать, как жить дальше. Ведь рано или поздно из резервации нас выпустят.

За ночь мороз окреп. Снега было мало, поэтому в сильный холод не верилось. Я как обычно вышел на утреннюю пробежку, но, когда от ледяного воздуха перехватило дыхание, понял, что погоду недооценил и натянул бафф до самых глаз.

На пруду появился первый тонкий лед, покрытый узором инея. Я сбавил скорость, перешел на шаг и через некоторое время остановился. Ну что, контролирую я в этой жизни хоть что-то?

Я потянулся ко льду. Коснулся его. Ввинтился в тончайшее вещество. Прошел его и проник в воду. Разогнал вокруг себя волну, создал простенький водоворот. Дал ему увести меня на глубину. Прикоснулся к илу и тут же оттолкнулся от него. Всплыл, бережно коснулся льда, аккуратно пробрался сквозь его структуру. Замер на поверхности. Быстро вернулся в себя.

Оглядел водоем и с удовольствием убедился, что на поверхности озера никаких следов моих манипуляций не было. Браслет ни разу не пискнул.

Удовлетворенно улыбнувшись, я снова потянулся к озеру. В этот раз прокатился по ледовой поверхности. Не погружаясь внутрь я поднимал в воздух крошки инея, несясь по поверхности, как титулованный фигурист. Сделав несколько спиралей, чуть не вылетев в кусты, я тем не менее удержался на льду. Вернулся. И полюбовался оставленными мной дорожками на тонком льду. Браслет все так же не пищал.

В третий заход я уже не был аккуратным. Грубо пробил лед. Мне показалось это недостаточным, и я обломал кромку проруби. Наплескал воды. Погрузился глубже, и поднял на поверхность целый фонтан. Вернулся и с удовольствием воззрился на прорубь.

Браслет так ни разу не пискнул.

Что и требовалось доказать. Все эти фокусы с каждым днем получались все лучше и лучше. Я интуитивно чувствовал, как надо действовать, временами даже полностью отключал мозг и старался не задумываться, следуя за подсознанием. Интересно, сможет ли институт Эванса когда-либо расшифровать эту загадку и сделать пошаговую инструкцию новичкам? Или все так и останется на уровне рефлексов и инстинктов. То, что в резервации мы не сможем разобрать все луковые слои этого феномена, казалось мне очевидным.

Я вернулся на дорожку, прежде чем бежать дальше, снова проверил рефлексы — потянулся к ближайшему кусту и дотронулся до его колких безлистных веток. Вернулся назад. Браслет молчал. Ну что же, при таких способностях, наверное, и мне найдется место в институте Райли. Я улыбнулся своим мыслям. И побежал дальше.

Все утро следующего дня мы разбирали видео с нашего спонтанного эксперимента. Собрались небольшой группой: я, Акихиро, Лео, Виктор, Райли, несколько его инженеров и кто-то из биологов. Оценивали по десятибалльной шкале способности к перемещениям попавших на запись участников. В итоге получилась внушительная рейтинговая таблица, первую строчку которой занимала Лео. Видеть ее на вершине списка было приятно, хотя моих заслуг в этом и не было. Никаких определенных закономерностей по рейтингу не прослеживалось — не похоже было, чтобы способности к перемещению зависели от возраста, пола, национальности или специальности. Насчет последнего, правда, мы проспорили целый час — у биологов перемещаться получалось либо плохо, либо совсем никак. Но в итоге сошлись на том, что это случайное совпадение.

Всех участников эксперимента мы разбили на три группы: большинство показало более-менее одинаковые средние способности, восемь человек совсем не смогли открыть пространственный переход (мы наконец-то дали название нашему способу перемещения — пространственный переход) и всего четыре человека продемонстрировали способности, схожие с моими.

Списки групп мы вывели на мониторы и несколько раз прошлись по ним, пытаясь установить хоть какие-то закономерности.

— Я конечно не ученый, но мне кажется, можно попробовать найти, что отличает людей группы с сильными способностями, от тех, у кого способности практически не проявляются. Это две крайности, и если есть объективные факторы, помогающие одним людям лучше других управляться с переходами, то в этих группах они должны быть выражены особенно контрастно, — выдал я Райли, показывая на список.

Райли скрыл середину и оставил две крайние колонки с фамилиями. Еще минут тридцать мы ломали головы над тем, в чем же может быть разница между группами. Наконец, я сдался.

— Нам нужен свежий взгляд на происходящее. Райли, а давай позовем наших китайских коллег? Покажем им записи, ваши выводы по данным с лидаров, а потом я продемонстрирую вживую проход сквозь стены и муку?

Райли удивленно поднял брови.

— Ты настолько уверен в своих силах?

Я пожал плечами.

— Почему нет? В плане действий — потянуться куда-то, уронить банку с вареньем, вернуться, уже все отработано. Использовать в быту, наверное, пока рано. Но сейчас же речь про разовую демонстрацию перемещения и простых манипуляций с предметами. В этом я уверен.

Райли молчал.

— Что тебя смущает? — подал голос Виктор. — У нас все последние эксперименты прошли чисто. Инъекции транквилизаторов не понадобились.

— Честно? — Райли встал. — Все смущает. Но я поговорю с капитаном, попробуем организовать смотрины.

День закончился без приключений. А утром, проходя мимо лабораторного корпуса, я наткнулся на человека в

противоинфекционном комбинезоне, который, судя по всему только приехал. Подойдя ближе, я опознал в нем доктора Боровского. Без компании он растерял всю свою самоуверенность и неловко топтался у входа.

— Так и будете ходить все время? — кивнул я на его наряд.

— Этого требует техника безопасности, — важно ответил Ярослав и не спрашивая куда я направляюсь хвостиком двинулся за мной.

Столовая завела доктора в тупик. Пить кофе в герметичном костюме было невозможно, и он, как мне показалось — растерянно, остановился у столика. Но я его недооценил.