Внезапно из-за угла мастерской, где что-то точили и сверлили, показался дядя Паша, больничный завхоз. Он шел не торопясь, в руке держал авоську с торчащим оттуда горлышком водочной бутылки.

– Это что за перец? – блондинчик сплюнул. – Эй, товарищ в грязной майке, тут бухать нельзя. Ближайшая рыгаловка вон там, дальше по улице.

Дядя Паша кивнул Димке, а на парочку мажоров даже не взглянул.

– Не, он рамсы попутал, – парень в кожаной куртке явно красовался перед девушкой. – Уважаемый, я с тобой разговариваю.

Дима было приподнялся, чтобы за коллегу вступиться, но завхоз сам развернулся, подошёл к курилке.

– Майка у меня грязная, потому что я работаю, – спокойно сказал он, – а не бездельничаю. Ещё вопросы есть?

– Есть, – не унимался блондин.

– Санчес, остынь, – попыталась урезонить его подруга.

Но Санчес не остывал. Он сжал кулак, словно собираясь ударить мужчину.

– Что-то ты борзый, – сказал он почти ровным голосом, – может, подбашлять хочешь? Вон моя тачила стоит, ей цена как твои сто зарплат, помоешь, дам косарь. Майку себе новую купишь, или ещё пузырь.

Димка в машинах разбирался не очень, но здесь парень не ошибся, Порш, даже сильно потрёпанный, наверняка стоил больше миллиона, а платили в больнице мало. Дядя Паша усмехнулся, подошёл чуть ближе. Блондинчик напрягся.

– Косарь, говоришь? Конечно, помою, – сказал завхоз. – Но здесь нельзя, отгонишь на мойку вон туда, за мастерскую, протру. Хотя она и так чистая.

– И внутри чтобы вылизал. Только бережно, там алькантара дороже тебя стоит.

– А об этом уговору не было, – дядя Паша переложил авоську в левую руку. – Если ещё и внутри – пятёра.

Из мастерской выглянул механик, на секунду исчез, а потом появился снова, но уже не один, а в компании Лосева, хозяина автошколы. Лось был человеком авторитетным, пару раз сходил на зону по молодости, потом купил несколько точек на рынке, открыл два шиномонтажа, и с тех пор развернулся широко. Всё, что в городе было связано с машинами, мотоциклами, их ремонтом, разборкой и перепродажей, всё это было под ним. В том числе и автошкола. Мотоциклы Лось любил до фанатизма, свой харлей лично перебирал по винтику, никому не доверяя.

Оба, Лось и механик, направились к скамейке, механик торопился, а Лосев шёл не спеша, вытирая перемазанные смазкой руки махровым полотенцем. Девушка их заметила, толкнула блондинчика в бок, но тот только отмахнулся.

– Ты не охренел, дядя? За пятёрку мне её языком оближут. Раз взялся за косарь, иди и трудись, а то я ведь рассержусь, могу наказать.

– И кого ты тут накажешь?

Лосев подошёл сзади, положил парню руку на плечо. В хозяине автошколы роста было под два метра, он таскал мотоциклы, поднимая их за раму и сиденье, под тяжестью ладони блондинчик покачнулася, обернулся к новому обидчику, но узнал Лосева и сразу потух.

– А чего он, договорились же за косарь.

– Виктор Данилович, – девушка приподнялась, – Саня погорячился, но сейчас извинится и заткнётся.

– Зотова, бегом на площадку. А ты, – Лосев сжал плечо парня так, что тот чуть не заплакал от боли, – проваливай. Чтобы ноги твоей у меня не было, увижу, на запчасти разберу, и отцу твоему скажу, чтобы всыпал. Куприн, а ты чего уши греешь? Ноги в руки, и змейку отрабатывать. Конфликт исчерпан?

Димке показалось, что спрашивает это Лосев не у паренька в кожанке, а у завхоза дяди Паши, но тот даже не глазом не повёл, стоял молча с авоськой в руках, будто всё происходящее его не касалось. Блондинчик пробормотал что-то, и через минуту ни его Порша, ни самого Санчеса на территории автошколы не было. Не было и дяди Паши – он ушёл, бережно неся свою авоську, Лось смотрел ему в спину настороженным взглядом. И только когда фигура завхоза скрылась из виду, вернулся в мастерскую.

(31). Сторона 2. 01 июня, понедельник.

На станции «Восход-4» был свой завхоз, капитан службы тыла Пастушенко, небольшого роста и очень худой. Настолько, что, казалось, дунь ветер, и улетит капитан быстрее любой ракеты. Несмотря на субтильный внешний вид и небольшое звание, Пастушенко был человеком солидным и с положением, командир станции Вахромеев при любой нужде бежал именно к нему. Сам, а не вызывал в свой командный отсек. Именно капитан обеспечивал всем необходимым монтаж двигателей на челноки, в огромном сплетении бывших корпусов ракет, выполнявших функции склада, он ориентировался как рыба в воде.

– Ты покумекай, майор, своей умной башкой, зачем мне торопиться, – Пастушенко висел передо мной в воздухе, – мы же не блох ловим, а межпланетные корабли снаряжаем. Будет косяк, кого обвинят? Полковника Вахромеева? Нет. Может, генерала Велесова? Тоже нет. Пастушенко будет виноват, ибо ответственный материально. Сам ведь челночил с верхней орбиты, должон понимать, нету у нас мелочей. Так что, ставим ускоритель, или обойдётесь?

Так получилось, что в команде бывшего друга Соболева было семеро спасателей, а в моей – командир, десантник, пилот и радист. И только один бортинженер на оба челнока, то есть я. Фактически всеми работами руководил ЦУП, там сидели настоящие инженеры, и решали, какой серии двигатель воткнуть между двух реактивных, и нужно ли его доукомплектовывать новым ускорителем, требующим дополнительного охлаждения. Но формально последнее слово оставалось за мной. ЭРДЯН-200 дробь 3, они же электрические ракетные, доставлялись на станцию грузовыми кораблями, и хранились на складе – их тут было штук десять, запас постоянно пополнялся. А ускорители должны были подвезти со дня на день отдельным рейсом, с логистикой в этом мире был тот ещё бардак. Небольшие блоки с тремя разъёмами монтировались за несколько минут, в отличие от самих двигателей, которые вот уже третий день то запускали, то настраивали.

Оба челнока висели в трёх километрах от станции на тросах, по которым сновали погрузчики. Кроме двигателей, погрузить собирались много чего – низкая орбита была дешёвой, и здесь любой транспорт, улетающий выше, набивался по максимуму. Станция «Восход-4» дрейфовала на высоте пятьсот километров от поверхности – огромный монстр, совершенно не похожий на МКС, с многочисленными отсеками и постоянным экипажем в тринадцать человек. Почти каждый день к станции кто-то пристыковывался, а ведь она была не единственной – существовали ещё четыре таких же. Среди переплетения конструкций выделялись пусковые установки, сорок ядерных ракет с разделяющимися боеголовками по одной мегатонне в тротиловом эквиваленте, двадцать штук на каждой, готовы были в любой момент стартовать к американскому континенту. Такие же ракеты, только на американских станциях, были нацелены на СССР и страны Варшавского договора.

Но наш путь лежал в другом направлении, вверх, а не вниз. Челноки, получившие двигатели, как только закончится эпопея с ускорителями, метнутся к промежуточной станции в безопасном поясе, там к ним цепляли дополнительный груз для лунных и окололунных баз. Роль контейнеров выполняли всё те же корпуса от ракет, одна из них, прилетевшая с Земли позавчера, только что стартовала в нескольких километрах от нас.

– Без ускорителя никак не обойтись? – осторожно спросил я. – Который день тут уже торчим, Луна, она ждать не может.

– Это тебе лучше знать, майор, про Луну и всё остальное, наше дело маленькое, обеспечить и помочь, – Пастушенко оттолкнулся от переборки, и поплыл в сторону шлюза.

А я поплыл в сторону каюты начальника станции, надеясь, что хотя бы в этот раз не встречу Нестерову.

Надо отдать старшему лейтенанту должное, Алиса-два отлично разбиралась не только в пилотировании, но и вообще во всём, что касалось космических кораблей. Для этого у неё были все возможности с самого рождения, дед – начальник ЦУПа, отец – бывший космонавт, и его брат полковник Нестеров, космонавт действующий. В прошлом, кстати, командир Соболева. И Алиса меня, то есть Соболева, по её собственным словам, знала и помнила, в детстве то ли на руках он её качал и не удержал, то ли с горки уронил головой вниз, после чего девочка решила стать пилотом. И осталась ушибленной на всю голову. Так она и заявила, не о том, что с головой проблемы, а о том, что я практически её друг детства.