Наш отряд привезли на аэродром во вторник днём, за двое суток перед стартом. Всех пятерых – полковника-командира, радистку Урсляк, моего приятеля Сайкина, меня самого и Алису Нестерову-2. Местная версия от оригинала немного отличалась – моя подружка-следователь была полнее и фигуристее, а эта тощая, килограммов на десять легче, с мальчишеской стрижкой, отсутствием косметики и набитыми костяшками на пальцах. Карие глаза оставались прежними, в отличие от характера.

Нестерова-2 сразу дала понять, что своих товарищей по команде она и в грош не ставит. На вопросы отвечала резко, если ей надо было что-то попросить, делала с таким видом, словно одолжение оказывала, на любую критику в свой адрес взрывалась и готова была убить, но сама только и делала, что отпускала едкие замечания. Досталось всем, и радистке, и Сайкину, и мне. Более-менее удавалось общаться с ней только Попову, полковник вообще мог найти подход к любому, даже к Велесову, который, появившись на аэродроме в среду, сразу попытался показать, кто здесь главный. Делал он это, глядя на собеседника свысока, что при его небольшом росте получалось не очень. Даже сидя.

Формально генерал был начальником этой экспедиции, и командовал обоими экипажами – спасательским и исследовательским, со своими он, видимо, уже расправился, семь человек сидели в комнате отдыха, где мы с ними и познакомились перед ответственным разговором.

Велесов по очереди вызывал каждого космонавта, и минут десять беседовал, первый выстрел достался Попову, полковник вышел из кабинета спокойным, но кулаки стиснул. Варя Урсляк, спокойная женщина за тридцать, пройдя мимо меня к кофеварке, улыбнулась и сказала только одно слово – «козёл». А вот Нестерова влетела к нам с красными пятнами на лице и скрежеща зубами, видимо, нашла коса на камень. Точнее, встретились два куска коричневой субстанции. Сайкина вызывать не стали, комитетчик на такое невнимание не обиделся, он сидел в углу, пил чай, заедал бутербродом и разгадывал кроссворд.

Меня Велесов приберёг напоследок, и разговор получился короткий.

– Надеюсь, Николай Павлович, у нас с вами не будет проблем? – он смотрел на меня чуть искоса, добела сжимая в пальцах карандаш.

– Какие проблемы, Владя, – я расплылся в улыбке. – Ты же знаешь, я для друзей на всё готов. А тем более ради тебя.

Раз они летали вместе, наверняка не по имени-отчеству обращались. Судя по напрягшимся скулам и сжатым губам – угадал.

– Я бы попросил, – начал Велесов.

– Да ладно тебе, дружище, что было, то прошло, – я встал, опёрся руками об стол, Велесов откинулся назад, будто отодвигаясь от меня, – мы с тобой сколько вместе налетали, знаем друг друга как облупленных. У тебя своя задача, у меня своя, раз партия сказала – выполним. А личные отношения оставим на Земле.

– Хорошо, – Владлен, казалось, даже приободрился, вылез из-за стола, вывел меня из кабинета чуть ли не под ручку, – тогда не задерживаю.

– Ну как? – спросил меня полковник, когда я зашёл в комнату отдыха.

– Отличный парень этот Велесов, я его давно знаю, вот такой – сказал я громко, так, чтобы все слышали, и показал два больших пальца.

– И пилот отличный, ходит плохо, зато летает хорошо, – вполголоса добавила Нестерова, и показала два средних пальца.

Генерал как раз проходил мимо, на это замечание побагровел, и ускорил чуть подпрыгивающий шаг. На Нестерову он посмотрел с ненавистью, ничего не сказав, и точно так же посмотрел на меня. Я сразу догадался, что друзьями нам уже больше никогда не стать.

Попов еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Нестерова сдерживаться не стала, заржала, даже члены экипажа Велесова, и те улыбались, закрывая лица ладонями.

Но всему плохому и хорошему приходит конец, ещё в десять утра, после завтрака, мы с Поповым играли в шахматы, а в час дня надевали снаряжение. Здесь мне снова пришлось уступить место навыкам Соболева, иначе я бы с каждой застёжкой час возился. А так, через десять минут, уже был упакован в комбинезон, ботинки и лётный шлем, скафандров космонавтам почему-то не полагалось. Нас погрузили в автобус, и высадили у трапов двух огромных самолётов, у каждого на спине был прицеплен небольшой челнок. Группа Велесова высадилась первой, а наш самолёт стоял поодаль, с включёнными двигателями.

Внутри салона было тесно, точнее, сам салон занимал крохотную часть объёма самолёта, остальное было отдано летательному аппарату-беспилотнику с грузом для орбитальной станции – его сбрасывали вслед за челноком, и обратно на Землю он уже не возвращался. Попов поднялся первым, и первым же полез по лестнице наверх, в нутро челнока.

В челноке было немного просторнее, кабина рассчитывалась на восемь человек, с небольшим отсеком для багажа. Точнее, для личных вещей, остальное разместилось в грузовой ракете. Вибрация от работающих двигателей стала сильнее, самолёт-носитель дёрнулся, на экранах, заменяющих иллюминаторы, показалась лётная полоса, она надвигалась всё быстрее и быстрее, нас тряхнуло, оторвало от земли, носитель начал медленно набирать высоту, уходя на юг. Аэродром с комплексом зданий удалялся, превращаясь в крохотные пятнышки, мы прошли один слой облаков, выскочили на открытое пространство и начали медленно поворачивать на запад.

– Соболь-один первому, – Нестерова-2 ожила, когда высота превысила сорок километров, – готовлюсь к отстыковке. Два-пятнадцать по правому, разогрев.

– Соболь-один, – послышался голос пилота носителя, – ещё раз всё проверь. Даю пять минут.

– Да знаю я, – Нестерова-2 щёлкала переключателями, дублируя ползунками на экранах, – не маленькая.

– Велес-два отстыковка, – раздался голос генерала.

На одном из экранов от тушки носителя отделился второй челнок, он ушёл вбок, из сопел вырвался огненный выхлоп, челнок резко ускорился, и через несколько секунд крохотной точкой проколол остатки атмосферы.

– Соболь-один первому, отстыковка.

– Разрешаю, – голос в динамике звучал напряжённо, а над лицом пилота появилась надпись – Виталий Нестеров. – Включаю отсчёт. И смотри у меня.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Соболь-один, близких звёзд, – мне показалось, что голос в динамике в этот раз обращается ко мне. – Николай Павлович, если Алиска будет выпендриваться, можешь её ремнём, вместо меня. Попову не доверяю, он слишком добрый.

– Ну у меня доброты особой нет, прямо сейчас и начну, – пообещал я. – Только до ремня доберусь.

Алиса-2 в этот раз промолчала, всё её внимание было отдано приборам.

Челнок накренился, носитель остался в стороне, Сайкин вцепился в поручни, и вовремя – меня вжало в кресло. Спинка и обхватывающие бока накладки надулись, частично компенсируя ускорение, но оно было таким, словно Нестерова хотела размазать меня по переборкам. Даже Попов, и тот с покрасневшим лицом недовольно крякнул. На этот случай у меня была приготовлена стандартная процедура, которую я уже обозвал «включить Соболева», сознание привычно переключилось на посторонние мысли, тело самостоятельно приняло нужное положение, напрягая нужные мышцы и расслабляя ненужные, сразу стало легче и привычнее.

(30). Сторона 1. 29 мая, пятница.

Леонид Петрович Курочкин сидел за рабочим столом, сжав виски ладонями, словно пытался удержать мысли в своей голове. Начальник ОВД совершенно не вовремя ушёл в отпуск, оставив дела на заместителя. Смерть Нефёдова из обыденного происшествия – все старики умирают рано или поздно, превращалась в какой-то триллер. Сначала отец, потом один за другим два сына, теперь вот дочери подбросили записку прямо в больницу. «Ты едущия». Майор полиции повертел в руках ксерокопию письма с наклеенными буквами из газетных заголовков, точь-в-точь как в американских детективах. Газету, источник букв, установить удалось без труда, и это было хорошо. Плохо, что это была рекламная газета местного строительного комбината, хозяин которого ещё и сеть магазинов по городу держал, такими вот листочками каждую неделю по пятницам были усеяны подъезды и газоны.