Приезд генерала удачно разбавил середину недели, Моисеев с утра мучил меня физическими терминами, которые на автомате руками не соберёшь, а к вечеру устроил целый экзамен, который я, к моему собственному удивлению, не провалил. И пристыковался, и заменил блок управления в запаянном контейнере - там главное полярность контактов было соблюсти, и попасть штырьком в выступ. И на этом моё обучение почти закончилось.

- Теорию, майор, подучишь сам, вряд ли она тебе понадобится, - борттехник впервые за три дня ослабил узел галстука, - а так, для пассажира, ты на нормальном уровне. Пошли, отметим это, бахнем по сто пятьдесят армянского.

- Я на тебя, Гриша, только полюбоваться могу, - ответил ему, - потому что сам знаешь, я в завязке, и развязываться перед полётом не рискну. Но лимонаду за милую душу выхлебаю хоть бутылку.

- Да ну тебя, Соболев, - Моисеев махнул рукой досадливо, - я ж пошутил, мне твой Сайкин, если узнает, причиндалы оторвёт, гэбист хренов. Кстати, он тоже курс прошёл, к полёту готов.

- К какому полёту?

- Ты чего, Коля, он же с тобой летит, его параллельно готовят. Ну, блин, развели таинственность, экипаж уже сформирован, приказ на подписи.

- И кто остальные?

- А это, - борттехник хитро сощурился, - на трезвую голову я тебе сказать не могу, поэтому терпи, казак, всё равно атаманом не будешь. Знаешь, что у казаков твоего чина не было? У них есаул, то бишь капитан, а потом войсковой старшина, как я - подполковник. Так что без вариантов, майор, не быть тебе атаманом. Иди вон, на звёзды полюбуйся, и я тоже. На пять звёздочек.

(25). Сторона 2. 22 мая, пятница.

От улицы Дзержинского, где находилось главное здание КГБ, до отделов ЦК было рукой подать. Всего-то выйти на площадь того же самого Железного Феликса, пройти по Новой площади, и пройти к дому номер 4 по Старой площади. Десять минут неспешным шагом.

Полковник Ланская ходила быстро, и путь от подъезда 5 дома 1 на улице Дзержинского до восьмого подъезда дома ЦК, где располагалось бюро пропусков, проделала за пять минут, ничуть не запыхавшись. В бюро она показала удостоверение, дождалась, пока дежурный, из их же конторы, свяжется с нужным человеком, и по лестнице поднялась на третий этаж. Помощник секретаря ЦК при виде полковника кивнул головой на дверь.

– Левон Геворкович вас ждёт.

В кабинете куратора космической программы было душно – кондиционер работал изо всех сил, разгоняя прожаренный солнцем воздух, наглухо закрытые окна были закрыты тяжёлыми портьерами, но это не спасало, солнце находило лазейки. Аграмян сидел за столом, перелистывая бумаги, казалось, жара его ничуть не беспокоила.

– Садись, – кивнул он на кожаное кресло с высокими деревянными подлокотниками. – Погоди, доклад подпишу.

Он перевернул предпоследнюю страницу, потом всю пачку бумаги вернул на место, поставил на первом листе размашистую подпись и передал папку возникшему словно из ниоткуда помощнику. Тот подхватил кожаный прямоугольник, и так же стремительно исчез.

– Резкий он больно, – пожаловался Аграмян, – когда перед глазами мелькает, укачивает немного. Ну ладно, давай к нашим баранам, то есть к одному барашку. Что скажешь?

– Я уже докладывала, – Ланская уселась поудобнее, думая, где бы раздобыть замену вееру, – до 11 апреля объект «Майор» никаких особых проблем не доставлял. Периодически срывался, пил, потом приходил в норму, работал дворником, никуда не лез. Второе управление сначала вело постоянное наблюдение, и это дало результаты – на Соболева два раза выходили представители иностранных разведок, шпионскую сеть благодаря этому накрыли.

– Да, я помню, парню за такое даже орден не дали.

– Ну он, так сказать, отрабатывал свою свободу. Но после второго раза, особенно когда он резидента чуть не пристрелил, контакты прекратились, и наблюдение практически сняли – из-за бесперспективности. Объект сначала вёл майор Бойко из второго управления, сейчас он в Новосибирске. В конце прошлого года вместо него назначили капитана Запольского, молодой сотрудник, на неплохом счету, мы его проверили несколько раз очень тщательно. Одиннадцатого апреля, в канун своего дня рождения, майор попал в больницу с алкогольным отравлением, выписался тринадцатого. Лекарство, которое он принимает, появилось у него, по-видимому, тогда же, вот из-за него мы снова наружку и ввели, параллельно со вторым управлением.

– Это я всё читал. Ты мне своё мнение скажи.

– Думаю, Левон Геворкович, Соболева подменили. На видеозаписях поменялось почти всё – манера разговора, движения, темп ходьбы, мимика. Сначала это списали на препарат, который он под видом витамина колет, кстати, потрясающая штука, человек полностью растормаживается, до такой степени, что им можно манипулировать, как душе угодно.

– Состав выяснили?

– Нет, если что-то и сделано, то на уровне, который приборы не могут определить. Из оставшейся ампулы по капле забираем.

– Беда, – Аграмян стукнул карандашом по столу, – неужели советская наука не может докопаться? Вон, на Марс летим, рак лечим, и такое.

– Лучшие лаборатории Академии наук подключили, определяют обычный витамин.

– А что шпионы говорят?

– Брумель допрашивают, она утверждает, что ничего ему подобного не давала. Её шеф, как вы знаете, при попытке захвата принял яд, его мы уже допросить не можем, другие члены шпионской ячейки – все в отказ. Они тоже пытались похитить и исследовать препарат, вот только им достался настоящий витамин В12. Их Соболев провёл.

– Вот жук, – Аграмян сдержанно улыбнулся. – Да ты кресло подвинь правее, там ветерок дует. Значит, что он колет, мы не знаем?

– Нет. Перелил препарат в одну ёмкость, и теперь вводит внутримышечно. В остальном, как уже докладывала, объект знакомых людей не узнаёт, мы ему специально подсунули пару человек, и глазом не повёл, ведёт себя странно, сейчас, на обучении, новым оборудованием не интересуется, когда похитили, сам вызвал помощь и вообще демонстрирует полную лояльность.

– Сонечка, – секретарь ЦК встал, подошёл к окну, чуть отодвинул штору, – ты мне, старому человеку, мозги-то не пудри. Соболев это или нет?

– На видеозаписях, – Ланская вздохнула, – вот сейчас, из центра обучения – Соболев. Его движения, когда на тренажёре стыкуется или собирает утилизационный блок. Только взгляд отсутствующий. А как возвращается в сознание, опять другой человек. Мы предполагаем, что его пытались переписать, и подсадить новую личность шпиона, но неудачно, пошло у них что-то не так, из-за этого старую личность почти уничтожили, а новая не прижилась.

– Предполагаете, или нет? – тихо спросил Аграмян. – У меня самолёт готов, и челнок, кого я в космос запускаю – нашего коммуниста, подполковника Советской армии, или американского шпиона? Или дебила, который двух слов связать не может? Ты понимаешь, Софья Николаевна, что будет, если враг среди нас? Мы эти записи, о которых ты говоришь, который раз пересматриваем, и с тобой согласны – не похож новый Соболев на старого. Но одно дело, если его пытались, как ты говоришь, просто переписать, и другое, если с определённой целью.

– Исследования и у нас, и у американцев уже давно ведутся, вы не хуже меня знаете, – Ланская поёрзала в кресле, подставляя шею под поток тёплого воздуха, – с тридцатых годов, ещё с Гайдара. Внушить человеку, что он – совсем другая личность, не проблема, особенно если ему, как Соболеву, препарат введут, который мы в анализах обнаружили. И амнезию ретроградную вызвать, чтобы прежние воспоминания стереть – тоже. Только, во-первых, это рискованно, девяносто девять процентов, что на выходе овощ получится. И во-вторых, процесс это не быстрый, новая личность просто так не прилипнет. А у Соболева это за один день фактически произошло. Может, американцы какую-то прорывную технологию освоили.

– Это, Софья Николавна, не ты у меня, а я у тебя должен спросить, иначе чем там ваша резидентура занимается. Ничего странного ещё не подметила?