– Да. Зачем пересаживать, так сказать, новую личность, если можно старой внушить всё, что угодно, просто в нужный момент программа включится. А тут мы его сразу по несоответствию вычислили. Может, внимание хотят отвлечь от кого-то другого? Мы на Соболеве сейчас сконцентрируемся, все силы бросим на него, а настоящий шпион ускользнёт.

– Ну на той стороне океана тоже не дураки сидят. Это раз. И второе, силы мы бросить не можем, имей ввиду, товарищ Ланская, полностью то, о чём мы говорим, знают всего четыре человека – ты, я, председатель КГБ и генеральный секретарь. Остальные только части общего должны видеть, то, что им положено, и детали не складывать. Соболев – он как ниточка, за которую потянешь, и выйдешь на настоящую проблему. Как там американцы этих людей называют, которые заразились?

– Зомби.

– Да, слово-то какое гадкое. Если камни эти действительно существуют, не в те руки попадут, и размножить они их попытаются, представляешь, что будет?

Ланской не надо было объяснять. Порошок, распылённый над Москвой, миллионы сошедших с ума людей, волна живых мертвецов, растекающаяся по всей стране, да что там, по Азии и Европе, и заокеанский враг, отделённый широкой полосой воды, радостно потирает руки.

– Рабочая версия – неудачная подсадка личности шпиона, – сказала она. – Своих сдал, чтобы мы ему доверяли, это стандартный ход, мышечная память осталась, ничего особенного, он этим пользуется. Лекарство напоказ выставил, когда понял, что его раскрыли, наверняка и антидот есть, вводит себе заранее. Думаю, чтобы программа надёжнее легла, применяет. И в документацию секретную ему лезть незачем, если цель у его новых хозяев другая.

– Эх, Колька, Колька, – Аграмян вытер пот со лба платком, – хороший был парень, не семи пядей во лбу, но добрый и честный, что с ним сделали сволочи. Исправить это можно как-то?

– Пытаемся, но пока ничего не выходит. С ним в санатории несколько дней работали, и в кому вводили, и с мозгом что только не вытворяли. Ничего из прежней жизни не помнит, зато с 12 апреля – каждую минуту. Не боитесь его к себе?

– Боюсь, а что делать. Пусть посмотрит, как советские люди живут, дочку увидит, может всколыхнётся что в памяти. Ну а если нет, то и суда нет. Кто с ним летит, Сайкин? Лейтенантом молодым его помню, перспективный был. Какой приказ ему отдать, ты знаешь, лишних вопросов пусть не задаёт. А ты, Софа, помни, что тебе доверили, и делаем мы это не просто так. Сначала я генсека охранял, теперь вы меня, а потом, глядишь, и ты сюда переедешь, не в этот кабинет, конечно, но где-нибудь рядом.

– Куда мне, – Ланская сдержанно улыбнулась.

– Не зарекайся. На том и порешим, я с Лихим увижусь, с глазу на глаз переговорю, к генсеку за руку отведу. Генерал, когда узнает, разозлится, но поймет. Он мне ещё что-то про внучку Нестерова из ЦУПа говорил. Мол, пристроил удачно, первый настоящий полёт, и сразу важное задание.

– Летит с Соболевым пилотом. Хотя я против была, соплячка ещё, и о субординации только матом может сказать.

– Ох, – Аграмян рассмеялся, – ну и подсунули вы шпиону задачку. Он же повесится и сам сдастся. Или наоборот. Хорошо, окончательный состав экипажа мне на подпись завтра пришлют, Сайкина вы сами туда включили, остальные тоже люди надёжные, если пилота не считать. А послезавтра пусть твои ребята наготове будут, мало ли что, внучка папку ждёт, а папки-то считай и нету больше. И на Луне чтобы смотрели, глаз не спускали! Упустят, я у вас такую кадровую встряску сделаю, все дворниками пойдёте, как Соболев, какашки собачьи в окна кидать.

В свой кабинет на улице Дзержинского полковник возвращаться не стала, вызвала машину из гаража, сама села за руль, и отправилась в Дубну – ещё раз на Соболева взглянуть. Предстоящая экспедиция вызывала вопросов больше, чем можно было на них получить ответов. Например – в материалах резидентуры, которые пока что Аграмян не видел, говорилось, что с Леграном тоже неладное творилось за год до вылета – авария на мотоцикле, потом реабилитация, потеря памяти. И главное…

Она остановила машину на обочине, уцепившись на проскользнувшую мысль, включила планшет. Вывела фотографии вещей, которые Соболев привёз с собой в закрытый наукоград, и предметов, которые обнаружили у француза на Луне. Два предмета выглядели идентично – тёмно-синие флаконы с синей резиновой крышкой. В том, что нашли у Леграна в кармане, рядом со шприцом, был физраствор. А у Соболева – кремовый порошок пентахлорфенолята натрия, обычный фунгицид. На антидот, который обезвреживает действие «лекарства», не очень похож, но и лекарство это не обычный витамин.

(26). Сторона 1. 24 мая, воскресенье.

– С чего ты вдруг решила пойти следователем работать? – задал Димка совершенно невинный, на первый взгляд, вопрос.

Они с Алисой лежали на берегу речки, не на том месте, где Вика мертвеца выловила, а выше по течению. Пологий песчаный пляж плавно уходил в воду, водоросли ещё не выросли, вода была чистой и прозрачной – возле дна сновали мальки и головастики, а метрах в шестидесяти, в заводи с глубоким омутом, там, где года три назад один из фермеров утопил трактор, плескалась рыба. Там сидели рыбаки, хорошо сидели, со старым пледом, уставленным ящиками и коробками, из которых торчали бутылочные горлышки. Купаться в том месте никто не решался, а вот на пляже таких идиотов было хоть отбавляй. Вот хотя бы товарищ прапорщик полиции, с диким гиканьем побежал в холодную воду.

– Отчим бывший у меня по полицейской линии, – Алиса закинула руки за голову и глядела на небо через полузакрытые глаза. Солнце шпарило изо всех сил, превращая и так загорелую девушку в шоколадку. – Он в девяностые на Дальнем Востоке за бандитами гонялся, а потом здесь, в области, осел, в институте преподом. И мамашку мою с собой из Москвы привез.

– Ого, да ты столичная штучка, – молодой человек повертел в руках сигарету, но решил, что дымом можно испортить такую хорошую атмосферу, во всех смыслах.

– Ну да, – девушка говорила с ленцой, даже зевнула, – правда, мы не в Москве жили, а рядом, в Королёве, отец у меня, кстати, космонавтом был.

– Погоди, я ещё столицу не переварил.

Алиса улыбнулась.

– Ну как космонавтом, дублёром. Это дед мой раньше в центре управления полётами работал, пристроил сыночку, тот физически крепкий был, тренировался, даже в отряд вошёл, но на орбиту так и не попал, конкуренция, говорил, слишком большая. А потом ушёл в гражданские пилоты, оказалось, что прибыльнее за океан летать, чем в космос. Сейчас в Боинге работает.

– В Америке?

– Ага. Живёт где-то в Техасе, у него новая жена, двое детей и две собаки. Собаки хорошие, дети тоже ничего получились, мелкие пока, звонят мне по выходным.

– А дед?

– Дед умер давно, ещё до моего рождения, я только могилу его видела. Ему тогда едва пятьдесят исполнилось, у них запуск какой-то сорвался, его с сердечным приступом и увезли в больницу. А обратно уже не привезли.

– Прости.

– Да чего там, я ж его не знала. Бабушка зато жива, всё радуется, что я семейные традиции не поддержала, занимаюсь приличным делом.

– Это да, – Димка хлопнул по груди, отшвырнул слепня, – ну что, купаться?

Девушка покрутила пальцем у виска, и снова откинулась на покрывало, а молодой человек встал, и пошёл к воде. Навстречу ему шёл синий, но бодрый и счастливый Вадик.

– Отличная водичка, прохладная, – сказал он, – а тебе, Димас, надо охладиться, вон какая горячая штучка тебе досталась. А то, если передумаешь, вон у той барышни подружка симпатичная.

И он кивнул в сторону блондинки, размахивающей бадминтонной ракеткой.

– Вика приезжает на этой неделе, – словно невзначай бросил Димка, – а на прошлой ей восемнадцать исполнилось, в колледж будет поступать. Угадай, что ей на день рождения подарили.

– Новый смартфон? – Вадик попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха.