— Ну тогда блинчики для Милы будешь готовить ты. Потому что остывшие блинчики — это совсем не то. Их надо есть горячими.

— Я не умею ведь. Там еще вчерашняя пицца должна была остаться. Здесь есть микроволновка?

— Ты предлагаешь накормить Милу вчерашней пиццей, в то время как сам будешь завтракать блинчиками с вареньем? Ты меня разочаровываешь, Богдан…

— Я… Нет, я не предлагаю. Сейчас схожу, позову ее.

Богдан побежал наверх и столкнулся на лестнице с Милой.

— Привет. А я за тобой. Представляешь, там Женя блинчики жарит! Настоящие, с вареньем!

— Это здорово! Сто лет не ела Жениных блинчиков.

Они вместе зашли на кухню, Богдан тут же принялся варить кофе для Милы, а та — сервировать стол к завтраку. Через пять минут они втроем сидели за столом и уплетали восхитительно вкусные блинчики с персиковым вареньем. Богдан предпочел бы есть их со сгущенкой, но оказалось, что такого здесь не продают.

— Вот бы каждое утро так начиналось! — высказала Мила их общую мечту.

— Ну теперь это в ваших руках. В клинике вам надо будет появляться к десяти, и то не каждый день. Вторник, четверг и выходные — в вашем полном распоряжении. Только вы же понимаете, что одних вас здесь я не могу оставить.

— Опять «цербера» привезешь?

— Я надеялся, что мы обойдемся без посторонних, и с вами поживет Наталья Николаевна.

Он, как и Мила, вопросительно посмотрел на Богдана.

— Но она же… Она вроде ведь с этим… С Филиппом уехала.

— Она никуда не уехала и по-прежнему снимает квартиру в городе. А с Филиппом они иногда встречаются, но не живут вместе, если это тебя волнует.

— Конечно, волнует. Она же моя мама!

— Ты не против, если она здесь поживет?

— Не против. Я хоть присмотрю за ней и за этим…Филиппом. И что она в нем нашла? Он же старый! Папа же гораздо красивей и моложе! Он в сто раз лучше!

— Сердцу не прикажешь, Богдан. Любовь — это такая странная штука. Если бы люди влюблялись только в самых лучших…

— Может быть, если она будет жить здесь, этот Филипп от нее отстанет.

— Все может быть. Ты, главное, не суди сгоряча. Поговори с мамой спокойно. Попробуй ее понять. Ей тоже несладко пришлось. Ты в последнее время вел себя не очень-то дружелюбно по отношению к ней.

— Да, я знаю. Я виноват. И перед мамой. И перед папой.

— Нет, Богдан, ты ни в чем ни перед кем не виноват. Разве только в том, что уехал в Москву один, без разрешения взрослых. А отношения между твоими родителями — это их личное дело. И не мешай им разобраться и решить все самим. И пойми — каждый имеет право быть счастливым!

— Да, я понимаю. Женя, по-моему, тебе надо было в психологи идти, а не в бизнесмены.

— А, это наследственное, наверное. У нас в семье все, кого я помню, были врачами или имели хоть какое-то отношение к медицине. Я единственная черная овца в стаде.

— А по-моему, ты не черная овца, а золотая. К тому же не овца, тогда уж, а баран.

— Ну вот, любимая племянница бараном обозвала. Дожил! Ладно, пора за дело, молодежь! Мне надо заехать кое-куда, а вас ждет гостиная на втором этаже. Там надо прибрать и создать праздничную атмосферу. Елка уже поставлена, елочные игрушки и украшения имеются. И не забудьте про подарки! И про обед!

— Ты же обещал нас научить готовить. А пока только командуешь! Как же мы сами будем учиться? Тогда хоть учебник дай!

— А хорошая, кстати, идея! Обязательно заеду в книжный!

— За учебником?

— Да!

— Тогда уж привези нам заодно и школьные учебники.

— Так они где-то здесь должны быть. Вы когда улетали, я все Милины вещи с вами отправил, включая школьные. Просто не все пока разобрали. Посмотрите в свободных комнатах на первом этаже. В одной я живу, там не лазайте. А остальные свободны. Надо, кстати, одну из них приготовить для мамы Богдана.

— Столько указаний! И вряд ли мы сегодня успеем сделать обед. Да и учебника нет, и учитель уезжает. Может, привезешь что-нибудь из города?

— Ладно, сегодня привезу. Но — в последний раз!

Женя уехал, а ребята поднялись на второй этаж. Там, как и на кухне, одна стена была полностью стеклянной, и рядом с ней стояла огромная елка. Кроме нее в комнате был большой диван и несколько кресел и столиков. На одном из них стояли несколько коробок — с елочными игрушками и электрическими гирляндами. Тут же лежало несколько удлинителей.

— Нам бы еще лестница не помешала, — сказал Богдан, деловито оглядывая комнату.

— В кладовке на первом этаже должна быть. Давай, сначала мебель пропылесосим и пол, а потом уже будем красоту наводить.

Так они и поступили. Сначала навели порядок в комнате. Мила нашла в кладовке кроме лестницы большой пушистый ковер, который они принесли и расстелили на полу перед елкой. Потом развесили гирлянды. Это оказалось нелегко и заняло гораздо больше времени, чем уборка. Когда, наконец, очередь дошла до развешивания елочных игрушек, сил у Богдана уже не осталось.

— Может, сделаем перерыв и пойдем попьем кофе? Да и с Ричем надо погулять.

— Да, пойдем. Никогда не думала, что украшать комнату так сложно!

Они спустились на кухню. Пока Богдан с Ричем ходили на улицу, Мила разогрела найденную в холодильнике вчерашнюю пиццу, сварила кофе и накрыла на стол. Вернувшись, Богдан подумал, что не такая уж и плохая идея — готовить самим. Зато нет никаких посторонних взрослых, они одни, и это очень приятно — когда Мила готовит ему кофе и накрывает на стол. Они словно семья, заботятся друг о друге. Богдан подумал, что Мила и Женя давно воспринимались им как свои, родные. Даже ближе, чем родители, особенно после маминой измены. Богдан был уверен, что Мила никогда бы так не поступила. Как там теперь папа? Ему, наверное, очень плохо и одиноко. Надо сегодня обязательно самому позвонить и пообщаться с ним. И пригласить в гости. Может быть, если они увидятся здесь с мамой, пообщаются — все вернется? Они снова будут одной семьей? Хотя понятие «семья» для Богдана теперь расширилось — его семьей были не только родители, но и Женя с Милой, и Ангел с Ричем.

Мила перебирала елочные игрушки в коробке и вспоминала, как в последний раз украшала елку вместе с мамой, папой и Линой. Малышка радовалась каждому повешенному на елку шару, просила папу поднять ее повыше, чтобы повесить игрушку ближе к вершине и хлопала в ладоши, глядя на удачно пристроенный шар. После этого они ни разу не ставили елку. В первый год после катастрофы она провела Рождество в больнице, а потом, хоть Женя и забирал ее домой, ни о каком празднике речи не шло — они просто проводили время вместе. Вспоминали. Говорили только о прошлом, и никогда — о будущем.

— Смотри, какая красота! Он как будто светится изнутри! — Богдан радовался каждой игрушке почти как Лина. Мила не могла себе представить, что тот ни разу в жизни не наряжал елку! Странные все-таки у него родители. Ведь Рождество и Новый год — самые главные семейные праздники. Совсем не такие, как День рожденья, например. На День рожденья приходит целая толпа знакомых и не очень знакомых людей. А Рождество — оно только для своих. Родных. Для семьи. Там нет место чужим и малознакомым, даже дальним родственникам. Как можно променять эти волшебные дни, наряженную елку, радостное предвкушение и ожидание чуда на пляжи и пусть даже пятизвездочный отель в чужой стране? Наверное, родители Богдана просто не верят в чудеса. И хотели, чтобы Богдан вырос таким же — деловым и вечно серьезным.

Но он не такой. Мила помнила, какими глазами он смотрел на елку у нее в комнате при их первой встрече. Он смотрел на нее, как на чудо. И сейчас точно так же смотрит. И ждет этого чуда. Надо постараться, чтобы он не разочаровался. Чтобы не перестал верить. Как же это сделать? Его родители… Надо как-то помирить их. Богдан очень переживает, что виноват в их ссоре. Если он увидит, что родители счастливы, то перестанет винить себя. Надо поговорить с его мамой. И с папой. Объяснить им. Да, Мила должна это сделать ради Богдана.