— Что Вадим? — Захарий повернулся от официанта.

— Приятного аппетита.

— И тебе дорогой!

Главным блюдом выступал мцвади в сливочном соусе, сдобренном луком и зёрнами граната. Дальше шла нежная телятина, тушенная с луком и перцем в глиняных горшках, повар заботливо посыпал все петрушкой.

— Попробуй сулугуни, только с вином! — посоветовал Захарий, показывая на сыр, по текстуре похожий на моцареллу. Солёный и тягучий, — на хачапури его, пока горячее.

После того как село солнце, принесли свечи. На веранду подтянулись гости, пришли местные музыканты.

— Захарий, а где ваша супруга Лиза?

— Эх, у мамы. Помогает с лечением отца, у старика болит голова, мигрени, — князь тоскливо отщипнул кусочек хачапури.

— И никак нельзя помочь?

— Дорогой, а что поделать? Врачи разводят руками и говорят — возраст. А знаешь, я даже рад.

Вадим удивленно поднял бровь.

— Она постоянно тащит меня на балы, вечера литературы или еще какой болтовни. А я работать хочу, — Захарий разлил по бокалам вино, — просто по-человечески поработать, вот в Петербург съездил, пока Лиза с дочками нянчилась. Я их конечно люблю, но еще один вечер с каким-нибудь генералом и я честно, полезу на стены!

— Ну, ну. Главная роль жены — не дать нам пустить корни в рабочий стол, — успокоил друга Вадим, — у меня тост! Давай выпьем за то, чтобы семья была отдушиной, а не удушливым болотом.

— Это хорошо! Хороший тост, дорогой! — они чокнулись бокалами, — А сам то когда? Или узник Заводского решил остаться холостяком?

— Это меня так назвали? Знаешь, был один вариант, но не то, душа не лежала, — поделился Вадим, — Я ищу человека, который не сломится под трудностями.

— Вадим, муж — атлант, который прикрывает семью от непогоды, это какие трудности ты собираешься оставить избраннице?

— Собираюсь или нет, иногда все происходит не так, как мы задумываем, — Вадим замолчал на пару мгновений, растягивая спокойный момент, — иногда ответственность за наши поступки затрагивает наших близких.

Захарий кивнул. Выпили не чокаясь. В ресторане играла спокойная восточная мелодия, навевающая чувство перемен и холод приближающейся осени.

На следующий день Вадим отправился в знаменитые грузинские оружейные мастерские. Горцы годами изготавливали утонченное оружие на заказ для великих князей. Правда, Вадим пришел, чтобы сделать что-то более ужасное и громоздкое — орудие для убийства вестников.

Производить бездымный порох Вадим не стал, чтобы не будоражить общественность. Остановился на дымном в полноценных патронах с бумажной гильзой. Труднее всего оказалось найти гремучую ртуть для капсюлей, в России промышленная химия еще не успела зародиться, что же говорить о грузинских княжествах, считай периферии.

Он делал ружье калибром в восемнадцать миллиметров с тяжелой вытянутой пулей Уманского на шестьдесят грамм. Пуля набирала шестьсот метров в секунду и могла остановить слона, собственно где-нибудь в Африке такое ружье назвали бы слонобойным. Восемь килограммов, два вертикальных ствола и переломная конструкция.

Отдача сбила с ног бедного мастера-оружейника, мастерскую которого Вадим занял на неделю, но результат того стоил. Захарий приходил несколько раз, чтобы проверить, чем занят друг, но уходил полный беспокойства. Вадим работал, как одна из новомодных паровых машин без перерыва на сон и еду.

— Вы безумец! — орал мастер на грузинском, целясь Вадиму в выставленную руку, — я не хочу в этом участвовать!

— Я плачу тебе не за нытье, а чтобы ты стрелял!

Прогремел выстрел. В мастерской повисла короткая тишина, которую прервал вопль.

— Аааах, ну вот, а столько разговоров было! — Вадим лежал на полу и обнимал ногами руку. На ране осталась серая корочка и испаряющаяся вода.

— Безумец! — седобородый старичок, который передвигался сильно хромая, вышел на улицу, где ждал князь в компании русского офицера с эполетами гусарского майора.

— Мастер Хачатур Бебуров, рад вас видеть, я пришел забрать у вас Вадима, — Захарий низко поклонился.

— Ооо, я слишком стар, чтобы воспитывать высокомерных сопляков! Чтобы какой-то безусый молец, указывал мне! — мастер поднял палец, — Мне! Как делать оружие! Ну хорошо, забирайте, чтобы мои глаза больше не видели этого безумца. Ох.

Старик уходил с улыбкой на лице, вот как хорошо ему было. Лет двадцать как он не выходил из затворничества и доживал свой век, но хоть напоследок еще поработал, аж кости ломило.

Вадим вышел с забинтованной рукой. Лицо за время отдыха восстановилось, чего нельзя было сказать о коже на животе. Глаза же так и остались как у мертвой рыбы.

— Живой, — Захарченко покачнулся, но удержал себя в руках. Он приехал в звании майора забрать новоиспеченного штабс-капитана Вадима Беркутова во Владикавказ.

— Миша! — Вадим подошел и обнял друга.

— Оо, а это что за бандурина? — Захарченко показал на огромный чехол.

— Ружьишко, на крупную дичь.

— Захарий, я забираю у тебя Вадима, отчизна зовет.

— Я уже понял, — Захарий вдруг почувствовал, что в мире все сдвинулось, сделало шаг, но пока не понял куда. Он проводил гостей и вернулся к работе над заводом.

***

Сначала ехали молча. Вадим разглядывал деревни и городки вдоль военной — грузинской дороги, а Захарченко дремал. Вадим не знал, так на Михаила сказывался жаркий день августа или выработанная привычка спать в дороге, но мешать не спешил, ждал, когда друг заговорит первым.

— Вадим, что там случилось?

Захарченко решил заговорить на остановке у почтового отделения. Они сели перекусить в небольшом трактире, заняв крайний столик на свежем воздухе.

— Тебе короткую версию или длинную?

— Короткую, не надо, — Захарченко быстро предоставил слово из шести букв, — давай кратко, но не одним словом.

— Там был кто-то вроде меня, — Вадим развел руками.

— Вредный, с глупыми шутками, — Михаил загибал пальцы, — жестокий, без чувства стиля…

— Стоп! У меня отлично с чувством стиля, — не согласился Вадим.

— Ты в столице только фиолетовое на людях носил.

— Это называется реклама! Сначала я, потом полгорода.

— Ладно, — не стал спорить Захарченко и закатил глаза, — в итоге кто это был?

— Думаю, что турок, я так подумал из-за языка и внешности. И еще Мартынов, чертов предатель выстрелил в меня из пушки.

Михаил несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать, пока не собрался с мыслями:

— Я даже не знаю, что меня больше поразило, то что ты знаешь турецкий или то, что ты выжил после попадания пушки.

— А ты не знаешь турецкий? — передразнил его Вадим, — Миша, у нас предатель в штабе!

— Нет его в штабе, после боя Мартынов нигде не появлялся. Но! — он поднял палец, — я знаю, где этот гаденыш. Ко мне три дня назад приполз Ахмет, умолял спасти его, просил какие-то таблетки.

— О, он еще живой? У него еще недели две есть, что он такой нервный-то, — Вадим достал трубку, чтобы закурить.

— Не знаю какие недели у него есть, но нервничал он так сильно, что пришлось запереть, — Михаил строго погрозил Вадиму, — прекращай издеваться над людьми. Тебе мало загубленных?

Кого именно Михаил имел в виду, уточнять не пришлось.

— Захарченко, ты пойми, что дальше будет только хуже. Все это, — Вадим провел пальцем круг в воздухе, — это игра. Офицерчики устраивают балы, отдыхают в ресторанчиках, иногда о Кавказе вспоминают в Петербурге и так далее. Только солдатики сидят по крепостям и перестреливаются с горцами.

— Нет, ты не прав, — возмутился Захарченко.

— Миша, тебе напомнить двенадцатый? А ну, мы же его не застали, но родители тебе должны были рассказывать, как Наполеон дошел до Москвы.

— Вадим, сейчас никто не дойдет до Москвы! — Захарченко говорил так, что казался истиной в последней инстанции.

— Сегодня, нет, сегодня никто не дойдет. А через десять лет? Пока мы палками в земле ковыряемся, британцы куют сталь, покоряют Индию, Африку! Французы не отстают и постоянно ускоряются. Мы оглянуться не успеем, как за Пруссией будем пыль глотать.