— Прошу, заходите, — Ахмет открыл дверь в дом.

— Секунду, — Вадим повернулся к товарищам, — пойду я и Михаил, а вы смотрите, чтобы любопытные в повозку не лазили.

— А переводить, вашблогородие? — удивился Егерь.

— Идем, идем, Вадим Борисович знает, что говорит, — Ефим привязал коней у стойлу.

У входа в дом стояла сгорбленная женщина в платке. Мозолистыми руками она держала дымящийся глиняный горшок.

— Гостям чачу, и стол накрой— приказал Ахмед и прошел за стол.

В углах комнаты и под тумбочкой лежали осколки посуды. Все выглядело как-то неряшливо, как если бы недавно все переворачивали с ног на голову.

Женщина молча принесла приборы, поставила горшок с бешбармаком, тарелки с огурцами и помидорами. Ахмед ждал, жуя петрушку, пока женщина накроет и уйдет.

— Сколько у вас с собой? — спросил Ахмет Вадима, когда они остались одни. Старейшина поставил перед гостями кубки и налил чачи.

— Немного, но на пару десятков хороших шашек и ружей хватит, — Вадим принюхался и поморщил нос, — Я давно в дороге и почти все уже обменял.

— Как это? Не боишься с собой столько драгоценностей возить? Вдруг ограбят.

Михаил Юрьевич порывался что-то сказать, но Вадим его больно ущипнул под столом и ответил:

— Так, а чего боятся? Я оружие почти сразу казакам продаю.

— Каким казакам? Вас же всего десяток ходит, — не понял Ахмет.

У Лермонтова дернулась щека от оговорки старосты. В ауле они показались вчетвером.

— Так это по деревням да аулам, а так идет отряд в триста голов, а с ним и касса. Чего маленькому торговцу рисковать?

— Триста, — попробовал Ахмет на вкус цифру, — маленькому не надо рисковать. В горах неспокойно.

— Неспокойно.

Лермонтов потянулся за вином, но Вадим остановил руку с кубком.

— Если тебе нечего менять, то мы поедем. Дорога извилистая, а если будем пьяными, то и упасть можем.

— Подожди, как это поедете? Оставайтесь, вас никто не гонит! — спохватился Ахмет. Крупная капля пота скатилась у него по лбу.

— Честно, не можем, начальник во Владивостоке шкуру спустит, если вовремя не придем, — вмешался Лермонтов, понявший Вадима.

— Орудия для торговли нет, но, может, возьмешь воском? Шерстью! Пшеницей, — перебирал предложения растерянный Ахмет.

— Спасибо, но нет, пойдем, — Вадим встал из-за стола, поклонился и зацепил Лермонтова за руку.

На ухо лейб-гвардейцу он зашептал:

— Идем быстрее, а то нас здесь закопают.

— Что за Владивосток? — также шепотом спросил Лермонтов, но ответа не получил.

Они вышли на улицу, где у повозки Ефим нагайкой отгонял любопытного подростка, который до этого открывал им ворота.

— А ну, пшел прочь!

При этом парень тер ушибленную руку и лепетал что-то на местном. Егерь же стоял у коней и держал руку на чехле от ружья.

— Мы уезжаем! — Вадим крикнул погромче, чтобы его все услышали.

На башне в амбразуре шевельнулись. Вадим прицелился, куда бы ударить, чтобы свалить каменную постройку, но в дверях дома появился Ахмет.

— Жаль, что торговли не состоялось, пожалуйста, передайте своим друзьям, что мы в Ачхой-Мартана рады путникам!

Он говорил громко, чтобы его услышали на башне.

— Спасибо, прощайте, — Вадим сел за вожжи.

Отряд уезжал в спешке, под пристальными взглядами местных. Лермонтов поежился и почесал спину между лопаток.

— Вадим… Борисович, а что это было? — захотел узнать лейб-гвардеец, когда они уехали подальше.

— Со смертью мы разминулись дважды, — Вадим вертел головой, чтобы увести отряд с дороги.

— Как это дважды?

— Первый раз, когда разминулись с конными, ты пыль видел?

— Да, — Лермонтов тяжело сглотнул. Вся ситуация вызывала слишком много вопросов, — налет же готовят.

— Это раз. А второй раз в ауле. Ты заметил, что пахло чесноком? — Вадим выбрал путь и повел туда отряд. К ним ехали охотники, которые до этого ждали в укрытии.

— Вашблогородь, мы видели, куда уехали горцы, — начал отчет охотник, но Лермонтов его прервал.

— Потом. Вадим, причем здесь чеснок?

— Притом что нас хотели отравить. Так пахнет мышьяк, яд такой, — Вадим спустился с повозки и повел коней за узду через крутой склон. Охотники последовали его примеру и спешились. Дорога как таковая уходила в другую сторону, откуда отряд изначально пришел, Вадим же повел по бездорожью. Они шли на свой страх и риск, огибая гору.

— Вашблогородь, это сказки! Ну не будут чеченцы травить гостя! — в разговор вмешался Егерь.

— А вот представь себе. Как иначе объяснить чачу, от которой разило чесноком? Я не знаю.

— А что за отряд казаков в триста человек ты выдумал? — нога Лермонтова скользнула по мокрому от росы камню, но лейб-гвардеец удержался.

— Обманул, напугал. Иначе бы нас вообще не выпустили, а так дождутся конных и пойдут за нами в погоню. Здесь намечается что-то большое и я должен узнать, что именно.

— Мне кажется, что ты перегибаешь. Со всем, — выдохнул Лермонтов.

— А давай проверим? Оставайся здесь и жди горцев, а мы пока уйдем подальше, — предложил Вадим.

У повозки заскользило колесо, и кони заржали, врываясь копытами в рыхлую землю. Повозка продолжила скользить, задняя ось повисла в воздухе над уходящим вниз склоном. Вадим заскрежетал зубами от напряжения и потащил коней за упряжку дальше. Ближе к закату отряд обошел гору и вышел на дорогу.

— Что теперь? — спросил Ефим, вычесывая щеткой бока взмыленному коню.

— Ждем Захарченко, — Вадим отпил из фляги. Охотники от усталости падали на землю.

— А долго это? — уточнил плюхнувшийся рядом Лермонтов.

— Есть у меня впечатление, что не так долго, — Вадим прикрыл глаза от заходящего солнца и повернулся на запад, где вопреки восточному ветру к ним плыло одинокое облако.

Отряд Захарченко шел по старой грунтовой дороге в сумерках. Капитан с постным лицом всматривался в каждый куст и большой камень в поисках знака. За прошедшие полтора месяца он не раз уже проклял Вадима с его задумкой о секретных метках.

— Капитан, а нам еще долго? — уточнил молодой Студент.

— Наслаждайтесь видом, — Захарченко наклонился в седле и достал свернутую карту из-за голенища. На ней подробно изображался весь Кавказ? разбитый на квадраты. Особенности местности отмечались так, если бы человек ее рисовавший облетел все горы с неба и линейкой замерил высоты. Михаил очень берег карту и в случае плена был готов ее съесть.

— Во-от за тем поворотом, должен быть сигнал, — Захарченко рукой указал на дорогу и вгляделся вдаль. В тени горы стояли силуэты людей, — братцы, к бою.

Он выхватил револьвер, на котором появились потертости и нагар после частого использования. Отряд спешился и пошел к неизвестным, прикрываясь дорогой, с лошадьми оставили пару человек, чтобы животные не шумели.

Захарченко почти на брюхе подполз к большому камню, за которым сидели неизвестные и разговаривали.

— Ну вот и говорю я Захарченко: хватит, любезнейший, так себя духами поливать, лучше сходим в баньку, там вам красавицы Петербургские спинку потрут. Так нет бы согласиться, а он что?

— Что? — спросил молодой голос.

— Позвал в одно заведеньице сомнительного…

— Врешь! Врешь, гад проклятый! — Захарченко вскочил и помчался с кулаками на Вадима, который травил байки охотника и Лермонтову.

— О, явился! Я думал, что мы здесь старость успеем встретить, — Вадим поднырнул под крепкий кулак Захарченко, уворачиваясь от удара, но скорее спасая друга от ненужного перелома.

— А ну, стой! Да за такие истории я тебе сейчас такие фонари поставлю, факела в горах не нужны будут! — Захарченко замахнулся для нового удара, но Вадим его только легонько ткнул пальцем в живот. Может, и выглядело со стороны легонько, но воздух вышел весь, и капитан как-то сжался.

— А что ты хочешь? Долго я тебя змея Кавказского буду ждать? Сколько ты еще ползать на пузе? собирался вокруг лагеря? — Вадим показал на испачканные в пыли ноги и черкеску капитана.