Все вокруг обостряется, каждый нерв горит. Я откидываю голову назад, наслаждаясь ощущением ее горячих, скользких стенок, обнимающих и обхватывающих меня. Она словно создана для меня.

Охваченный похотью, я достаю нож из брюк и провожу по хребту ее позвоночника, пока ее киска пульсирует вокруг моей длины. Я держу кончик ножа прямо между ее лопаток.

Это первобытно, то, как я погружаю острый край в ее плоть, вырезая букву Т на мягкости ее спины. Она вскрикивает, вжимаясь в меня задом, когда кровь просачивается из отметины.

— Больно, — она стонет.

— Ты можешь терпеть, детка. Ты так хороша для меня, красотка.

Во мне пробуждается плотское желание обладать ею, когда она истекает кровью в форме моих инициалов. На ней клеймо, на ней право.

Она моя. Вся, блядь, моя.

— Ты такой большой, — ворчит она, упираясь лицом в стол. — Я такая полная.

Я ухмыляюсь в садистском удовольствии, желая, чтобы она была настолько полна мной, что не смогла бы ходить, не чувствуя меня внутри себя. Вынув член до конца, я не даю ей предупреждения, прежде чем снова войти в нее.

От силы моих толчков у нее перехватывает дыхание, рваный стон прорывается сквозь зубы. Но она лежит неподвижно, как хорошая девочка, оставаясь на месте, как и должно быть.

— Не слишком ли много, питомец? Ты слишком полна? — я воркую, покровительственно поглаживая ее, когда мои бедра отводятся назад, прежде чем снова войти в ее пизду.

Она качает головой.

— Нет, нет. Я могу принять больше.

Каждый толчок грубее предыдущего, звук шлепающей кожи и пьянящие стоны нарастают. Я смотрю вниз, наблюдая, как мой скользкий ствол погружается в ее киску, вижу, как она сжимает меня, словно не хочет отпускать.

Это поджигает мою кровь, и я отпускаю ее тазобедренную кость, пробираюсь рукой по ее спине, пока не захватываю в кулак ее волосы. Ее тело выгибается, и я рывком поднимаю ее вверх, пока моя грудь не оказывается вровень с ее грудью.

Пот, покрывающий наши тела, смешивается, и мое теплое дыхание касается ее уха.

— Ты создана для моего члена, — я снова вхожу в нее, ощущая пульсацию ее задницы на своем животе. — Эта сладкая, тугая киска была создана, чтобы принять каждый дюйм.

Прижавшись губами к впадинке под ее челюстью, я чувствую, как неровно бьется ее пульс. Лира так близко; я чувствую, как она говорит. Как дрожит ее тугой канал, сжимаясь, словно в тисках. Моя свободная рука направляется к ней спереди, два пальца находят ее клитор.

Стол громко ударяется о стену, когда я тру ее бутон в ритме с моим изнурительным погружением. Это подстегивает ее крики блаженства, ее бедра снова врезаются в мои, встречая каждый толчок.

Я непрерывен, едва не шатаюсь, так как моя голова гудит от экстаза. Я чувствую, как напрягаются мои яйца, как оргазм поднимается по позвоночнику.

— Утопи мой член, — стону я. — Кончи для меня, детка.

Лира содрогается, когда кончает, дрожит и падает с обрыва. Ее тело растекается по моему стволу, пропитывая меня. Она застывает вокруг меня, отказываясь позволить мне выйти из ее тугого маленького тела. У меня нет другого выбора, кроме как выплеснуться внутрь нее.

Мой член дергается, из груди вырывается рваный стон, и я выпускаю струи и струи своей спермы глубоко внутрь нее. Я продолжаю вонзаться в нее, проталкивая свое семя так далеко, как оно может пройти, изливая его так много, что я чувствую, как оно вытекает из ее пизды, просачиваясь сквозь меня.

Все кажется туманным, дымка освобождения омывает меня, когда мой лоб опускается на ее плечо. Мои ноги дрожат, когда я выхожу из нее, чувствую, как она поворачивается подо мной, чтобы поймать мое опускающееся тело.

Ее лицо прижимается к моей шее, прижимаясь ко мне. Я хмыкаю, когда ее горячее дыхание касается моей влажной кожи. Наши груди прижаты друг к другу, оба дыхания пытаются выровняться.

— У тебя сердце колотится, — шепчет она, положив руку мне на грудь, чтобы успокоить биение в груди.

Я смеюсь, куски моих влажных волос падают перед моим лицом.

— Тебе никто не сказал? У меня его нет.

Она улыбается, ярко и ослепительно. Вся Лира и весь я.

Ее губы целуют засосы на моей шее, и она прихорашивается подо мной, такая гордая своим правом на меня, любуясь засохшими кровавыми сердечками, все еще окрашивающими мою кожу.

У меня неприятно защемило в груди, когда она снова заговорила.

— Ты можешь взять мое.

ГЛАВА 18

СУДЬБА

НЕИЗВЕСТНЫЙ

Он любит ее.

Я видел это в его глазах сегодня вечером, когда они думали, что за ними никто не наблюдает.

Я не могу винить мою милую Лиру. Она не виновата в том, что он ее обманывает. Я ждал слишком долго, и теперь она верит, что Тэтчер — ее единственная настоящая любовь.

Она не понимает. Она просто еще не видит этого.

Но она увидит.

Скоро она поймет, что мы всегда должны были быть вместе. Что нет более совершенной пары. Тэтчер был просто моей заменой, пока звезды не сошлись для нас.

Когда она наконец поймет, она будет извиняться. Она будет чувствовать себя очень виноватой за то, что заставила меня смотреть на них двоих вместе. Лира искупит свою вину за каждую секунду, проведенную в его объятиях, а не в моих.

Потому что она увидит, что мы созданы друг для друга.

Нет никого лучше для нее, чем я.

На этот раз история не повторится. Я не потеряю ее для другого Пирсона.

Не в этот раз. На этот раз они не победят.

На этот раз девушка достанется мне.

ОПЛАКИВАНИЕ РОЗЫ

ТЭТЧЕР

Траур — сложная вещь.

Это пятно, которое никогда не исчезает. Жжение утраты исчезает, но у тебя остается эта рваная рана, которая не зарубцевалась. Она просто продолжает течь, и вы принимаете это.

Наступает время, когда вы теряете так много людей, что все, чем вы теперь являетесь, — это одна огромная рана. Все, что вы можете сделать, это оплакивать тех, кого вы потеряли, и надеяться, что вы не умрете от потери крови.

Мэй Пирсон заслуживала лучшей жизни, чем у нее была.

Она заслуживала лучшего сына, лучшего внука. Она была слишком милой женщиной, чтобы прожить всю жизнь с таким недостатком любви. Мэй заслуживала семью, которая обнимала ее, смеялась и проводила с ней вечера в саду.

Я относился к ней теплее, чем к кому-либо другому, и все же наши отношения оставались холодными.

Когда я проснулся утром, Лира лежала у меня на груди, ее тело было прижато к моему, как у обезьяны-паука, бедра лежали на моих, а ноги были подогнуты под бока.

Должно быть, мы заснули в гостиной после того, как она потребовала поработать над своим проектом, раз уж у нее есть пауки для его наполнения. Диван был до смешного неудобным, но, когда мои глаза адаптировались к утреннему свету, я выдержал боль в течение нескольких мгновений. Несколько продолжительных эпизодов, когда я любовался ею, пока она спала.

Лира не из тех, кто сладко спит. Она не выглядит ангельской или умиротворенной. Наоборот, она больше похожа на дикого зверя.

Пучки волос, разлетающиеся во все стороны, такие пушистые и завитые, что почти трудно разглядеть ее лицо. Она спит с открытым ртом, и нет в мире будильника, который был бы достаточно громким, чтобы разбудить ее.

Но она была прекрасна.

В хаотичном, диком смысле.

Та же незнакомая боль отозвалась в моей груди, чего было более чем достаточно, чтобы заставить меня двигаться. Это заставило меня запаниковать.

Я осторожно оторвал ее от своего тела, положил подушку ей под голову и накрыл одеялом ее ноги, прежде чем исчезнуть из хижины.

Мой план был пробежаться по лесу вокруг дома Лиры, но я просто продолжал бежать, пока не оказался здесь, у ворот семейного кладбища, запыхавшийся и покрытый неприличным количеством пота.