Ничто никогда не бывает таким однозначным.

— Так ты просто отдаешь их добровольно? Не собираешься присвоить себе заслугу за это открытие? — она кладет папки обратно на стол, скрежеща зубами, чтобы не сказать то, что ей хочется.

Она борется за то, чтобы сохранить преимущество, не понимая, что у нее его никогда и не было.

— Правосудие важно для вас. Вот почему вы носите ожерелье Святого Михаила, — я показываю на золотую цепочку, спрятанную под пиджаком. — Несмотря на то, что вы не религиозны, не говоря уже о католиках. Вы станете героем, который нужен этой истории.

Шок читается на ее лице ясно как день, и я вижу, как ее пальцы дергаются, чтобы потянуться к украшению на шее, но она воздерживается, прикусывая внутреннюю сторону щеки, прежде чем громко сосать зубы.

— Полагаю, тебе неинтересно играть хорошего парня? Героя? — огрызается она.

Я смеюсь, холодно и отстраненно.

— Нет, когда серый цвет мне так идет.

Костюм, сшитый по моей фигуре, от Brioni, и оттенок на самом деле стальной серый, но я никогда не могу упустить возможность быть сатириком. Это все часть моего гедонистического шарма.

— Почему я должна тебе доверять? — она поднимает бровь, и я понимаю, что она ждет от меня лжи.

— О, не стоит, — я качаю головой, лезу в карман брюк и достаю тонкий лист белой бумаги. — Это мой адрес. Я скоро перееду обратно в поместье. Если что-то в этих файлах не сходится, и вы все еще верите, что я ваш убийца, тогда вы знаете, где меня найти.

Я последний человек, которому Одетт должна доверять. Но я знаю, что она достаточно любопытна, чтобы захотеть заглянуть в те файлы, которые лежат перед ней. Она позволит мне уйти отсюда, нравится ей это или нет.

Мы делаем это только ради Розмари, ради нашей свободы. Это не меняет того, кем я являюсь или что я делаю время от времени.

В конце концов, может я и не Имитатор, но я убийца.

Мы оба навсегда останемся по разные стороны закона. Это лишь перемирие в продолжающейся войне между нами. Короткое перемирие ради погибшего друга и выживания девушек в этом городе.

Я позволяю ей еще мгновение смотреть на меня, прежде чем подняться на ноги. Я чувствую, как все в кафе неловко напряглись, и клиенты, и полицейские, ожидая ее команды.

Я не спеша застегиваю пуговицу на передней части своего костюма, тянусь в карман и открываю бумажник. Я пролистываю несколько крупных купюр, прежде чем бросить их на стол.

— Ты серьезно подкупаешь офицера на публике?

— Не оскорбляй меня, детектив. Это было бы намного больше, если бы это было так, — я щелкаю языком. — Это за твой кофе, а также за кофе Геррика Найта, который дуется в углу, за машинами без опознавательных знаков и за трех агентов позади нас. Наслаждайтесь.

В воздухе появляется легкость, когда я начинаю уходить, с моих плеч снимается груз, когда я понимаю, что ухожу отсюда и иду домой к ней. Изначально в моей груди пульсирует под одеждой.

Я ухожу отсюда навстречу будущему с Лирой. Будущему с женщиной, которая владеет моей душой и яростно защищает все, что осталось от моего холодного сердца. Я не знаю, как будут выглядеть наши дни, но я знаю, что они будут лучше, чем все, что я когда-либо мог себе представить.

Нет ни мечты, ни цели, ни надежды.

Есть только она.

Ее мечты — мои. Ее цели — мои. Она — моя надежда.

— Независимо от того, что в этом, Пирсон, — окликает меня сзади Одетт, — я вижу тебя не в последний раз.

Я надвигаю на глаза темные солнцезащитные очки и ухмыляюсь, оглядываясь через плечо.

— Может быть, а может и нет, — я пожимаю плечами, мой тон резкий. — Но это единственный раз, когда я буду вести себя хорошо.

ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ

ЛИРА

Три месяца спустя

Я ненавижу жить в этом гребаном доме.

Это ложь.

Я не ненавижу его. Я просто… расстраиваюсь.

Дом, в котором обитает Пирсон Пойнт, безупречен. Если смотреть снаружи, то внутреннее убранство никогда не будет справедливым. До сих пор трудно поверить, что это место теперь мой дом. Что все эти высокие потолки, причудливый мрамор и сверх меры экстравагантность — это то место, где я провожу свои дни.

Мы переделываем большую часть дома, пытаясь найти баланс между навязчивой чистотой и эклектичным беспорядком. Единственное, о чем нам удалось договориться, — это то, что мы сделаем солярий моим рабочим местом. Именно там сейчас находятся все мои банки с образцами и оборудование, а также Альви, который вполне доволен своей новой жилплощадью.

Но, честно говоря, я была бы не против жить в домике. Да где угодно. Мне просто нравится просыпаться каждое утро рядом с Тэтчем, наши тела — сонные, спутанные конечности. Когда он устает, он забывает о личном пространстве, и я всегда оказываюсь прижатой к его боку или лежу у него на груди.

Это кажется несносным, но меня не волнует, что нет ни одной минуты, когда мы не были бы вместе. Мне нравится завтракать с ним, бегать по утрам, обедать за пределами кампуса, а потом возвращаться домой. Это стало нашим новым распорядком дня с тех пор, как он вернулся в школу.

Единственное, чего я не люблю, так это терять дерьмо. В поместье так много места, так много комнат, что я никогда не могу уследить за чем-либо дольше трех секунд. Включая Тэтчера.

— Где он? Где он, где… — бормочу я. — Нашла!

Я триумфально поднимаю ботинок в воздух, прежде чем сунуть ногу в «Док Мартен». Быстро выхожу из спальни и бегом спускаюсь по ступенькам в фойе. Мы так опаздываем, и у меня нет времени играть в прятки с моим парнем.

Тэтчер обычно находится в нескольких местах, в зависимости от времени суток.

По утрам он в спортзале, а по вечерам обычно на кухне, что-то готовит, потому что боги знают, что я сожгу дом. В последнее время он крутится на заднем дворе, руководит строителями.

Мы вместе решили переделать сад. Мы хотели выкопать и снести старые воспоминания и травмы, которые там гнили, чтобы построить что-то новое, представляющее наше будущее.

Тем не менее, я ставлю на то, что он в подвале.

Я поворачиваю за угол и бегу трусцой по коридору, пока не дохожу до нужной двери. Я надеюсь, что он готов, потому что не хочу, чтобы Рук и Сэйдж уехали, не попрощавшись.

Мне все еще странно думать об этом, зная, что все собираются отправиться в свои собственные приключения вдали от Пондероз Спрингс. Это грустно, но в каком-то смысле это того стоит.

Мы все заслуживаем того, чтобы стремиться к тому, что делает нас счастливыми, независимо от того, куда это нас приведет. Я никогда не думала, что у меня появятся дружеские отношения, с которыми будет больно прощаться.

Я знаю, что мы по-прежнему будем связаны друг с другом, связаны так, как никто и никогда не сможет нас разнять, но будет тяжело смотреть, как они уходят.

Мои ноги стучат по ступенькам, когда я спускаюсь по ним, и я замедляюсь, когда слышу звуки фортепиано.

Песня навевает ностальгию. Она почти неземной красоты, заставляя потустороннее чувство одиночества поселиться в моих костях. Течение мелодии мягкое, щекочущее мои уши теплом.

Каким-то образом она заставляет меня чувствовать себя далекой, но не одинокой. Темные, меланхоличные ноты вызывают ощущение мрака и смерти, но не настолько печальное. Это похоже на радость возрождения, когда ты гребешь под волной, которая украла весь твой воздух, и выныриваешь на другой стороне, чтобы подышать свежим воздухом.

Тэтчер сидит спиной ко мне, когда играет.

Я наблюдаю, как он в самой мягкой форме кланяется и бьется о каждую ноту, как пальцы ласкают клавиши быстрыми поцелуями, перебирая оттенки белого и черного.

Когда он играет, я слушаю.

Чаще всего он говорит то, для чего у него нет слов. В эти моменты я слышу его так ясно, как будто он шепчет мне на ухо. Нет никаких сомнений в том, какие эмоции он испытывает или о чем думает. Фортепиано требует от Тэтчера откровенности.