Ладонь его руки прижимается к моей пояснице, делая нас грудь к груди, а другая проходит по моей руке. Он наклоняется к моей шее, и бок его маски касается моей щеки, пластик охлаждает мое покрасневшее лицо.

— Ты невидима для большинства, этот загадочный призрак. Ты — загадка для всего мира, Лира, и ты позволила мне разгадать тебя, — его слова коснулись моего уха, заставив меня вздрогнуть.

Осторожно, более нежно, чем даже он знал, на что способен, он сжимает мою руку своей. Моя рука инстинктивно обвивается вокруг его шеи, и я слышу знакомую песню, доносящуюся из бального зала.

Мир внизу бурлит жизнью, но мы живем в своем собственном пузыре здесь, наверху. Неприкасаемые, запертые в магнитном силовом поле, которое отказывается разрушаться.

Я ждала этого всю свою жизнь. Его.

Чтобы он увидел во мне не девочку, которая пряталась в шкафу, не призрака, которым он требовал, чтобы я стала, а женщину, способную стоять рядом с ним. Человека, способного выдержать бурю за бурей, если это означает, что мы выйдем из нее вместе.

Его ровня.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ненавижу, когда ты укладываешь волосы?

Я отступаю назад, мои брови поднимаются к линии волос.

— Сэйдж сказала, что такое платье создано специально для причесок. Как еще я могла показать спину?

Его пальцы проходят путь вверх по моему позвоночнику, касаясь пуговиц по пути, пока не встречаются с затылком. Я чувствую, как он ищет все булавки, удерживающие мои локоны, и вытаскивает их одну за другой.

— Ни одно платье не стоит того, чтобы прятать их подальше.

В моих ушах раздается звон металла, щелкающего о пол под нами. Он быстро распускает мои волосы, вытаскивает все шпильки и позволяет им беззаботно упасть на пол.

Когда он заканчивает, я чувствую, как они прижимаются к моим плечам. Моя отросшая челка опасно близко закрывает глаза, и я точно знаю, что выгляжу так, будто только что сунула палец в электрическую розетку.

Но я наслаждаюсь тем, как он массирует мою кожу головы, как накручивает темные пряди на пальцы, расчесывая локоны своими большими руками. Если бы все было иначе, он мог бы стать пианистом с такими пальцами. Они созданы для того, чтобы играть музыку.

Когда он удовлетворен беспорядком на моей голове, он возвращает свою руку мне на спину.

— Что мы делаем? — шепчу я, пока мы раскачиваемся в такт мелодии музыки, его руки на моем теле направляют нас.

— Было бы стыдно, если бы ты выглядела такой красивой, и никто не пригласил тебя на танец.

— Мы уже танцевали, Тэтч.

— И, как я и говорил тебе тогда, это был отвлекающий маневр, — поправляет он, крепче сжимая мою руку и толкая меня наружу.

Я пищу, когда мое тело вращается, его рука поднята высоко, чтобы удержать меня в кружении. Мое платье поднимается, ткань кружится в звездной ночи. Я не замечаю улыбки на своих губах, пока она не заставляет край моих глаз сморщиться.

Когда он снова притягивает меня к своей груди, я неловко приземляюсь, и моя ладонь оказывается прямо над его сердцем.

— Это, — дышит он мне в губы, — танец, дорогой фантом.

Если бы я могла жить в одном моменте вечно, то это был бы именно этот. Это ночь, о которой ты вспоминаешь, если тебе повезло дожить до восьмидесяти. Ты тоскуешь по ней и думаешь, что бы ты сделал, чтобы снова стать молодым.

Я хочу существовать с ним вот так вечно. Только я и он.

Кошмар Пондероз Спрингс и его дорогой фантом.

— Когда все закончится, что ты будешь делать? — я размышляю вслух, гадая о том, каким будет будущее для нас обоих.

Он широко ухмыляется.

— Постараюсь избежать тюрьмы до конца жизни.

Я смеюсь, как раз когда он снова кружит меня, и мир вокруг становится цветным и размытым.

— А я? — спрашиваю я, задыхаясь, когда он подхватывает меня на руки. — Что я буду делать?

— Ты будешь такой же, как сейчас, — начинает он, заправляя прядь волос мне за ухо. — Призраком меня. Существовать для меня.

Эти три слова танцуют на моем языке.

Они прямо-таки просятся быть произнесенными вслух. Мое сердце прыгает и скачет в груди, крича снова и снова.

Ты любишь его! Ты любишь его! Скажи, что любишь его!

Это могло бы остаться лишь навязчивой идеей, но она переросла в нечто прекрасное и темное. Розовый куст с вдвое большим количеством шипов, но все равно захватывающий дух. Я и раньше думала, что люблю его, знала, что могу быть единственной, но это, это любовь.

Такая, о которой я читала с детства. Люди загадывают желания на звезды ради такой любви. Та, когда два человека, которые всегда должны были быть вместе, сталкиваются и, наконец, принимают тот факт, что Вселенная не просто так вводит людей в твою жизнь.

Я хочу сказать это, но не говорю.

Только потому, что сейчас их недостаточно.

Их недостаточно, чтобы запечатлеть этот момент. Их никогда не будет достаточно, чтобы объяснить, как мое сердце бьется в другом ритме ради него. Их просто недостаточно, и он заслуживает большего.

Поэтому я сглатываю и заменяю их чем-то другим.

— У меня тоже есть подарок для тебя.

МОЙ КРОВАВЫЙ ВАЛЕНТИН

ТЭТЧЕР

Мой рот наполняется водой.

Идея сожрать Лиру целиком, пока она носит это милое маленькое платье, становится все более и более заманчивой теперь, когда мы спрятаны от посторонних глаз.

Я не знал, когда я стал таким наркоманом, так нехарактерно помешанным на вкусе вишни и звуке ее голоса, но теперь я здесь. Я полностью, абсолютно одержим моей маленькой преследовательницей.

Я знал, что если впущу ее в свой мир, это нанесет непоправимый ущерб. Когда живешь черно-белой жизнью, невозможно не быть запятнанным кем-то, кто существует в полном цвете.

Но я не думаю, что мог бы предсказать это.

Этот голод, жажда опыта, о котором я никогда не думал раньше. Я всегда был доволен тем, что Лира была моей, этой тайной вуайеристкой, которая принадлежала мне в ночных тенях.

Но я никогда не ожидал, что захочу стать ее. Что я хочу принадлежать ей так же сильно, как она принадлежит мне. Если бы этот убийца-подражатель не стремился разрушить мою жизнь, я бы уже дал понять, что мы подходим друг другу.

Моя рука сцеплена с ее рукой, когда она тянет меня через хижину. В этом платье я бы последовал за ней куда угодно. Когда она стоит ко мне спиной, я любуюсь изгибом ее спины, пухлым изгибом ее задницы и тем, как это платье оставляет мало возможностей для воображения того, как она выглядит обнаженной.

Если я слаб от желания обладать ею, то пусть я буду слаб.

Быть сильным ничего не значит, если я не могу получить ее.

— Обещай мне, что ты не сойдешь с ума, — ее голос дрожит, пока мы идем по коридору к двери в конце.

Это единственная дверь в доме, которая остается запертой. Единственная комната, в которую она запретила мне заходить. Хотя мне было любопытно и немного раздражало, что она скрывает это от меня, я не стал поднимать этот вопрос.

— Я видел сердце, бьющееся в чьей-то грудной клетке, — я приподнял бровь. — Не так уж много осталось, чтобы меня напугать, дорогая.

Когда она доходит до двери, я с восхищением наблюдаю, как она поднимается на цыпочки и берет ключ с верхней части рамы. Дрожащими пальцами она вставляет ключ в замок до щелчка.

Я чувствую ее неровное сердцебиение. Что бы ни скрывалось за этой дверью, она ни с кем не делилась этим. На пару секунд мне кажется, что я сейчас найду здесь кучу трупов.

— Мне страшно, — шепчет она, крутя ручку двери, но не двигаясь, чтобы открыть ее.

Я делаю шаг, пока моя грудь не прижимается к ее спине, мой рот опускается так, что оказывается рядом с ее ухом. Меня завораживает то, как она сразу же прижимается ко мне, полностью доверяя мне, чтобы я поймал ее.