Вламываться в него и не подумали, хотя следов мародерства на нем не было, а мы успели и набегаться, и основательно проголодаться. Ибо дождь понемногу усиливался, а проходить через форт в ливень, да еще и при свете дня, не было никакого желания. В общем, перекусили на ходу, умяв по паре энергетических батончиков. Пока «ужинали», пересекли нынешнюю границу «активности» тварей с Той Стороны, и добрались до разоренного центра. А там наткнулись на место недавнего боя, увидели два обезображенных трупа начинающих рейдеров в новеньких ботинках, скрипнули зубами и понеслись дальше.
На восточной окраине Савватеевки догнали группу корхов, вероятнее всего, возвращавшихся в «Девятку» из покинутой засидки, задавили желание вырезать их к чертовой матери и обогнали по параллельной улице. А ближе к двум часам ночи очень неприятно удивились, обнаружив, что ворота форта закрыты, все подступы опутаны сторожевыми плетениями, а на стенах несут дежурство особи боевой специализации!
— Все, лафа закончилась? — нащупав мою руку, еле слышно прошептала Язва.
— Нет, конечно! — расстроено ответил я. — Они закрыли только форт, а Стена достаточно большая, и перебраться через нее не проблема. Особенно с этой стороны. Ведь электроника выгорела. Да и контролировалась нами, а не ими.
— Тогда почему ты не в духе?
— Не будь дождя, я бы страшно обиделся и вырезал проигнорированную рейдовую группу. Но погода не располагает к такого рода веселью, значит, придется потерпеть…
С преодолением Стены действительно не возникло никаких проблем. Мы просто пробежали по великолепной дороге пятьсот метров до площадки, с которой подвозилось боепитание к артустановкам бастиона «Девять-один», зашли внутрь через ворота, брошенные распахнутыми настежь то ли спешно эвакуирующимися расчетами, то ли «трофейщиками» корхов и поднялись на боевой ход. Там я вытащил из перстня альпинистскую веревку, карабины, леску и все необходимое для создания альтернативного «выхода» в Большой Мир, а женщины добавили Силы в плетения сумеречного зрения, огляделись и хмуро озвучили очевидный вывод:
— Если бы не Волна, хрен бы корхи прошли эту Стену так легко…
— Угу… — поддакнул я и продолжил вязать узлы. А через пару минут был вынужден прерваться, чтобы объяснить Бестии, чем именно занимаюсь:
— Если пропустить веревку через во-он то кольцо и сбросить вниз оба конца, то после спуска можно будет ее выдернуть и забрать с собой. Но тогда мы не сможем воспользоваться этим кольцом на обратном пути. Но стоит пропустить через него же прозрачную леску, качественно замаскировать и затереть аурный след, то…
— Поняла. Толково. И я, горожанка до мозга костей, в жизни бы до этого не догадалась!
— Побегаешь с Ратом месяц-полтора — и твоя фантазия переключится в нужный режим… — философски заметила Язва. А через несколько минут без моей подсказки расстегнула комбез и затолкала под ткань на правом плече сложенное в несколько раз полотенце[5]. Сообразив, что Шахову наверняка учили спускаться скольжением, я вытащил из пространственного кармана скальный молоток и кинул ей. А когда женщина закрепила его ремешок на пояснице и опустила рукоять к нужной части левого бедра, попросил заняться просвещением Долгорукой…
…Полосу отчуждения преодолели только к шести утра из-за того, что оставляли за собой слишком заметный след, и мне пришлось его «затирать». Потом больше часа добирались до Мечты Безумного Рыболова и не на шутку разозлились, увидев на «нашей» стороне озера множество отпечатков ног корхов. Дамы решили, что твари с Той Стороны как-то выследили нас, но я развеял это заблуждение:
— Тут порезвились «добытчики» деда. Выпотрошили схрон с бляхами, который я соорудил по соседству с нашим убежищем, и умотали обратно, не озаботившись даже минимальным сокрытием оставленных следов!
— Уроды! — гневно процедила Шахова, Долгорукая скрипнула зубами, а я криво усмехнулся:
— Ага. За что получат по полной программе. Сразу после того, как мы доберемся до Базы. Но до нее еще идти и идти, а нам не мешает отдохнуть. Но на этом озере я останавливаться на дневку уже не рискну — корхи далеко не дураки, от «Девятки» до сюда рукой подать, а сваливать от «бегунков» в дождь то еще удовольствие.
Напарницы со мной, естественно, согласились, ибо прекрасно помнили «веселую» пробежку от места нашей засады к озеру и последующий заплыв, поэтому с семи утра и почти до полудня мы перли по тайге чуть под углом к требуемому курсу. Потом сдвоили следы, пробежались по россыпи камней на месте недавнего оползня, прогулялись по руслу безымянной речушки и, в конце концов, устроились на дневку неподалеку от еще одного озера.
«Прихожую» будущего «шалаша» под нижними лапами самой древней ели в округе соорудили в три пары рук, быстренько сняли насквозь мокрое шмотье, хорошенечко растерлись полотенцами, натянули теплые спортивные костюмы и носки, а потом принялись за «спальню». К сожалению, согреться работой не смогли, так как ее было не так уж и много, поэтому соединили два спальника молниями, влезли внутрь и распределили дежурства. А потом начался жуткий беспредел: Шахова заявила, что я самый горячий, а значит, обязан как следует согреть своих женщин, запустила ледяную руку под мою толстовку и аж застонала от удовольствия, а Долгорукая, вместо того, чтобы меня защитить, сделала то же самое!
Я чувствовал их эмоции, поэтому поддержал и развил изначальную идею. В смысле, сражался, как лев, за «остатки тепла», помог дамам скинуть большую часть моральной усталости и, в конце концов, сдался. Хотя к тому времени спальник превратился в самую настоящую душегубку, и никакой необходимости греться уже не было. Довольные победительницы вжались в раскочегаренное тело, зафиксировали бедра коленями и захотели поговорить. Что интересно, на одну и ту же тему.
— Скажи мне кто еще в июне, что я буду чувствовать себя счастливой, лежа в спальнике под елкой в жуткой глухомани вместе с сыном Оторвы и Императрицей, сочла бы его идиотом… — пробормотала Шахова. — А сейчас млею от удовольствия и хочу, чтобы это мгновение длилось как можно дольше…
— Я думаю почти о том же… — призналась Долгорукая. — Что аромату хвои, убаюкивающему шелесту дождя, уютному жару разгоряченного тела любимого мужчины и твоим пальцам, переплетенным с моими, не хватает только одного — возможности чувствовать ваши эмоции. А все остальное кажется правильным. Хотя каждая отдельная составляющая этого мгновения, по логике, должна шокировать.
Несколько «составляющих этого мгновения» могли подтолкнуть Дашу к мыслям о Ярине и казненном муже, поэтому я добавил обмену мнениями толику несерьезности:
— А я ни о чем таком не думаю. Лежу, обнимая самых восхитительных женщин на свете, и сам себе завидую!
Даша благодарно потерлась щекой о грудную мышцу и легонечко надавила коленом на мое бедро, а Лариса решила «пофилософствовать»:
— Любой нормальный герой-любовник добавил бы в это утверждение словосочетание «сразу двух», льстец заменил бы слово «женщин» на более ласкающее ухо «девушек», а мужчина-завоеватель обязательно добавил бы слово «своих» и опустил фразу о зависти, добы лишний раз подчеркнуть собственные заслуги. А нашему просто хорошо. И о чем это говорит?
— О чем это только не говорит! — хохотнула Бестия и «сокрушенно» вздохнула: — К примеру, о том, что раз Баламут в состоянии думать и связно излагать свои мысли, значит, спортивные костюмы мы надели зря…
…Забавно, но пятнадцатиминутная шуточная пикировка полностью вымела из сознаний этой парочки моральную усталость и… помогла Ларисе отключиться. Когда она заснула и тихонько засопела, Долгорукая, которой предстояло дежурить первые два часа, бесшумно приподнялась на локте, несколько секунд искала в моих глазах хоть какие-то признаки сонливости, а потом переползла повыше, коснулась губами уха и зашептала:
— С Язвой нам очень крупно повезло. Знаешь, в полузабытой прошлой жизни твоя матушка была живым воплощением неудержимого натиска и несгибаемой воли, а Шахова пряталась в ее тени и казалась ведомой. Однако где-то через полгода после исчезновения Оторвы я, анализируя очередное покушение, пришла к выводу, что выжила благодаря предусмотрительности и самоотверженности Лары. Месяцев через восемь-девять меня попытались отравить, и с тем же результатом. А осенью сто четвертого она первый раз закрыла меня собой и страшно обгорела. Я приставила к ней своих целителей и порядка двух недель была уверена, что после завершения очень долгого и муторного лечения она уйдет на покой. Ан нет, осталась. Более того, уже в сто седьмом закрыла меня собой второй раз. Хотя сектор, с которого по мне отработал водник в ранге Гранд, прикрывала другая телохранительница.
