— Скажи, я перед отъездом ел что-нибудь?

— Ели, Ваше Сиятельство.

— Вместе с Игорем? — уточнил я.

— Нет, Ваше Сиятельство. Вы в комнатах были, приказали в спальню еду подать. Сказали, ужинать не хотите, только перекусить.

— И кто готовил еду, ты?

Женщина испуганно кивнула.

— Я, Ваше Сиятельство. Мы с Анькой вместе. Она суп и мясо, а я заливное.

А неплохо перекусил бывший хозяин тела. Это ж не перекусить можно, а прямо обожраться.

— А приносил кто? Тоже вы?

— Девки приносили, Ваше Сиятельство. Наше дело — готовить, их — носить.

— Какие девки?

— Машка и Фрося, — покорно ответила повариха. — А почему вы, Ваше Сиятельство, спрашивать изволите? Не понравилась вам еда?

— Понравилась, только я после нее чуть не помер.

— Батюшки светы! — повариха схватилась за сердце и схватила ртом воздух, словно выброшенная из воды рыба. Ее круглое лицо побагровело. Как бы ее удар не хватил.

Удар не хватил, но выглядел испуг очень натурально. Либо она ни причем, либо в моей кухарке погиб великий актер.

— Я не виновата, Ваше Сиятельство! Чем хотите, поклянусь.

— Верю, верю, — успокоил ее я. — А ты ничего подозрительного в тот день не замечала?

— На кухне? — уточнила повариха.

Нет, блин, в конюшне.

— Ничего, Ваше Сиятельство. Как обычно, все было.

— И никто посторонний не заходил?

— Нет, Ваше Сиятельство.

— Ясно, можешь идти.

Как выяснилось, Игорь тоже завладел бесценной информацией про Машку и Фросю, так что девушек-подавальщиц решили допрашивать вдвоем. Даже втроем, если считать дворецкого, который только мешал, поминутно охая, как же могли любимого графа отравить и что ж это такое делается. Предсказуемо девки ничего нового не сообщили. Барин заказал еду, барину ее принесли, никого не видели, ничего особенного не происходило, мы ни в чем не виноваты. Я чувствовал, что из них можно выжать и побольше информации, но не мог найти правильных вопросов. После этого опросили остальных слуг, хотя в их причастность я не верил. Поэтому домовых, включая Петьку, который, как я понял, выполнял здесь роль мальчика на побегушках, опрашивали прямо в зале, не утруждая себя приватным разговором. Предсказуемо никто ничего не знал.

Наконец, я был вынужден признать свое детективное фиаско. Никто ничего не знает, никто ничего не видел, все ни при чем и истово кланяются любимому господину. Надо будет и правда передать дело в полицию. Авось найдут отравителя.

Я отпустил слуг, которые тут же разбежались, как тараканы, которым чудом удалось увернуться из-под тапка, вышел до двор и уселся прямо на ступени. Воздухом, что ли, подышать. Утомили меня все эти разговоры.

— Ваше Сиятельство!

Я обернулся. За мной, воровато озираясь, выбежал Петька.

— Чего тебе?

— Ваше Сиятельство, — Петька подошел ко мне и замялся, явно не решаясь что-то сказать. — Вы про слуг спрашивали, не было ли чего подозрительного. Я Аньку видел, только сказать забоялся.

— Какую Аньку?

— Повариху, — охотно пояснил паренек. — У нее новый хахаль завелся. Она, конечно, отрицает все, только мы ж видим. Бегает вечно куда-то, сидит, когда никто не видит, лыбится, глаза в потолок, как будто мечтает о чем-то. То колечко у нее новое, то сережки. Говорит, сама купила, да что ж купишь, когда вы нам такие копейки платите.

Мальчишка запнулся, поняв, что последняя фраза явно была лишней. Я сделал вид, что ничего не заметил.

— И где у нее этот хахаль? Видел его кто-нибудь?

— Видел я один раз, Ваше Сиятельство. В Лазареве. Анька последнее время все в город, все в город: как что ни привезти, так сразу она вызывается. Поехали мы один раз с ней, я и видел, как она с каким-то мужиком шушукалась. Обычный, борода, волосы темные, только я его раньше ни разу не видел. Не местный, наверное. И смотрела так на него. Думала, я их не вижу, но я-то видел.

Я благодарно потрепал пацана по плечу.

— На, держи еще монетку.

Тот аж подпрыгнул от радости.

А что, это зацепка. Появился хахаль, надул в уши и подговорил отравить господина. Не знаю уж, как он ее убеждал: рассказывал про меня ужасы, сулил прекрасное совместное будущее или вообще не сказал, что это яд, просто попросил подсыпать мне что-то в еду. Но эта внезапная большая любовь явно непроста. Надо снова допросить эту Аньку и вытрясти из нее правду. Найдем хахаля — выйдем на заказчика.

Я поднялся и снова зашел в дом.

— Сергей Ильич! — дворецкий тут же материализовался передо мной. — Приведите Аньку, кухарку, мне снова надо с ней поговорить.

Старичок подобострастно кивнул и пошел на кухню. А, впрочем, черт с ним, с дворецким, пока он там дошаркает. Я обогнал деда и широким шагом прошел на кухню.

Кухарка с круглым лицом, которую я давеча чуть не довел до инфаркта, месила тесто, рядом прибирала какая-то девица. Больше на кухне никого не было.

— И где Анька? — спросил я, уже предчувствуя ответ.

— К себе пошла. Сказала, переодеться ей надо, мол, жарко.

Я взбежал по лестнице, попутно узнав у дворецкого, где живет повариха. Дернул ручку — к счастью, половина дверей в комнаты слуг не запирались. Аньки нигде не было, на кровати были в беспорядке свалены вещи и только открытое окно ехидно подмигивало мне. Я выглянул наружу и увидел примятую траву, красноречиво свидетельствующую, что в нее недавно кто-то спрыгивал. Да твою ж мать!

Раз уж расследование провалилось, я решил наведаться в шахту. Повариха-предательница сперла чью-то лошадь и удрала. Разумеется, за ней послали погоню, но так и не нашли. Скорее всего, отравительница сбежала аж в Оренбург и затерялась там. Ищи ее теперь.

Шахта встретила меня бурной деятельностью. Два тролля преданно стояли у входа и выглядели очень грозно, гномы сновали туда-сюда с тачками. Золото добывать они еще не начали, но подготовительная работа шла вовсю.

Шахтёрский городок, спасибо некроманту, выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. Кучу старого шахтерского оборудования, десять лет простаивавшего без дела, починили и привели в нормальный вид, недостающее купили. Появилась и нормальная мебель взамен старой, покореженной и местами рассыпавшейся (тоже каменная, понятия не имею, где Игорь ее взял), и инструменты, и еда, и даже попоны для пони. Да и сами гномы казались довольными жизнью. Денег я им, правда, так и не заплатил, но осчастливил пачкой акций. Перед этим, правда, пришлось долго объяснять Швотенберцу, что за бумажки я ему сую, но в итоге гном остался доволен. Тем более, часть коротышкам я выделил довольно нехилую. Можно было и меньше, но это ведь они здесь горбатятся, а не я. В некотором роде это и их шахта тоже. Не хочу быть злым-презлым капиталистом, заставляющим угнетенных работать на себя за копейки.

Поздоровавшись со всеми встречными гномами, я подошел к троллям.

— Как твои дела?

— Моя хорошо, — ответил Большой Валун. Все имена троллей были так или иначе связаны с камнями и не отличались разнообразием. Подумал немного и добавил: — только моя не хотеть работать.

Это что еще за новости?!

— Но почему? Разве вам здесь плохо?

— Твоя обманывать. Твоя обещать деньги.

А, вот оно что. Затея всучить троллям акции провалилась — они для этого оказались слишком тупыми. Но мы же, вроде как, договорились об отложенной оплате.

— Я же сказал, деньги будут, но попозже.

— Моя передумать.

Я с удивлением посмотрел на тролля. Чего это он? Понимаю, что это даже звучит абсурдно, но тролль, кажется, покраснел. Огромная каменюка избегала встречаться со мной взглядом, а в исполинских ручищах нервно теребила молодое деревце. Тролль смущался и явно что-то не договаривал.

— Твоя должна давать деньги. Но моя может подождать. Если твоя моей помочь, — наконец, родил тролль.

Ого! Что троллю может быть от меня надо?

— Я очень постараюсь, — заверил я. — А в чем помочь?

Тролль покосился на своего товарища.