Я не была гордой все эти дни. Я боялась, что, как только выползу на белый свет, нашей истории с Градским придет конец. Я не готова. Я не могу…

— Это он, — голос Крис звучит взволнованно. — Что мне делать?

— Пошли его к черту… — шепчу.

— Я?! Мы даже незнакомы толком. Но я могу съездить ему по яйцам… — тараторит она.

Через слезы прыскаю от смеха.

Я не могу прятаться от него вечно. Может, даже лучше покончить с этим всем сейчас, меня пугает надвигающийся вечер и еще одна ночь наедине с самой собой.

С дрожью в коленях я опускаю ноги на пол и сажусь на диване, говоря:

— Ладно. Я сама.

Подойдя к двери, чувствую, как сердце привычно тянется к тому, кто находится за ней, и это дает силы, напоминает о том, что у меня есть что-то большее, чем набор базовых функций. У меня есть моя любовь, и пусть она невзаимная, именно она делает меня полноценной. Цельной. Живой, черт возьми.

Прокрутив замок, рывком открываю дверь.

На Градском деловой костюм и галстук. Темный след от щетины на подбородке делает его чуть старше и контрастирует с холодным стальным цветом глаз. Они впиваются в мое лицо, и я вижу в них шторм, который поднимает смерч в моей собственной душе.

— Почему не берешь трубку? — требует, проходя в квартиру.

На этот раз он не спрашивает разрешения, бесцеремонно тесня меня внутрь.

— Хочешь поболтать?

Его движения резкие, в уголках губ скобки, только обратные. Такие, которые делают его лицо серьезным. Слишком серьезным. Собранным.

От этой картины холод растекается не только по конечностям, но и по всему телу.

Я не ошиблась.

Он пришел поставить гребаную точку.

— Если я звоню, значит да! — рявкает Влад и осекается, видя за моей спиной Кристину.

Сложив руки на груди, она смотрит на него холодным взглядом.

Хотела бы я быть сейчас такой же равнодушной и сильной, как она.

— Я спущусь в кофейню, — говорит подруга, перехватив мой взгляд. — Буду на связи.

— Угу, — бормочу.

Она подбирает с пола свою сумку и, бросив на нас прощальный взгляд, тихо выходит за дверь.

Влад провожает Кристину напряженным взглядом. Ждет, пока щелкнет замок, и переводит глаза на меня. Те секунды, в течение которых молча смотрим друг на друга, я просто запоминаю его таким. Таким решительным, хоть и напряженным. Усталым. Серьезным. Все еще моим, потому что я знаю его такого еще с пятнадцати лет. Этим он и отличался от других. Тем, что никогда не казался легким и беззаботным, даже в свои двадцать.

Его дыхание частое. Руки отбрасывают в сторону полы пиджака, ладони ложатся на талию.

— Ты заболела? — спрашивает Влад, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Отравилась фастфудом.

Круговорот мыслей в моей голове, эта адская карусель, вдруг останавливается. Там наступает тишина. Передышка, которая была так мне нужна. Но металлический штырь, в который превратился мой позвоночник, не дает расслабить плечи. Я кажусь себе деревянной.

— Как ты себя чувствуешь? — произносит чуть мягче.

Лучше бы ему этого не делать. Его забота отдается ноющим спазмом в моем пустом желудке, ведь так Влад становится ближе, а это обман, иллюзия.

— Будто меня пропустили через мясорубку.

От моего ответа его подбородок напрягается. Напряжение нервным тиком пробегает по его лицу. Глаза снова меня осматривают. Ощупывают, будто определяя степень повреждений, и этот взгляд я буквально чувствую кожей.

Он молчит целую вечность, а потом все-таки сообщает, будто сдаваясь:

— Нам нужно поговорить.

— Хорошо.

Отойдя от стены, плетусь на кухню, молча предлагая пойти за мной. Мне хочется ссутулиться и обнять себя за плечи, но я ничего такого не делаю.

Я слышу шаги Влада по полу за моей спиной.

Наливая в стакан воды, чтобы смочить саднящее горло, слышу твердый голос:

— Я сегодня возвращаюсь в Лондон. Самолет через четыре часа.

Скачки сердца в груди заставляют поперхнуться. Это единственный звук, который я издаю. У нас ведь уговор, и я не должна бросаться в Градского посудой и обвинениями. Когда оборачиваюсь, стоящие в моих глазах слезы он отражает приливом жесткости во взгляде и чертах лица. Одна его рука сжимается в кулак, и он прячет ее в карман брюк.

— Ты обещал нам две недели, — напоминаю сипло и жалко. — Они еще не вышли.

— Мои планы изменились.

— Ты пришел попрощаться? — улыбаюсь. — Поцелуешь меня? Или трахнешь напоследок? Может, прямо здесь? У стены? Сзади? Мы так еще не пробовали…

Мое мнимое спокойствие трещит по швам. Осыпается, как лопнувшая маска.

Влад тоже это видит и молчит. Желваки на его щеках танцуют от напряжения. Он такой красивый и отутюженный, что мне физически больно на него смотреть.

— Не стоит, — отвечает на мои вопросы.

Его слова я принимаю почти как пощечину. Хуже всего то, что мне хочется дать пощечину ему. За то, что он может быть таким хладнокровным, а я — нет.

— Просто уйдешь? — спрашиваю его.

— Так будет лучше для нас обоих. Потом это поймешь.

Мои губы кривятся. Поджимаются. Я уже не могу контролировать свои слезы, они начинают катиться по щекам против воли.

Влад дергается, будто по инерции хочет подойти, но остается на месте, только вдыхает носом глубже, отчего линия его губ становится жестче.

— Твоя девушка против? — бросаю я.

То, как он всматривается в мое лицо, ледяным приливом страха обдает живот. Последние два дня жизни, которые я посвятила долбаному принятию ситуации, летят на помойку, ведь именно сейчас, когда он смотрит на меня ТАК, все мои страхи подтверждаются. Становятся реальными и настоящими.

— О чем ты? — чуть сощуривает он глаза.

— Я вас видела. Позавчера. Красивая… — выплевываю слова, которые жгли меня заживо все это время. — Мне тоже нравится тот немецкий ресторан.

Тишина звенит между нами только пару мгновений. Не собираясь пудрить мне мозги, Влад говорит:

— Она не имеет к нам с тобой отношения.

— Не имеет?! — взрываюсь, всплескивая рукми. — Ты трахал меня, потом ее?!

— Арина, — давит он, чуть повышая голос. — Я не трахал тебя, потом ее. Она прилетела два дня назад.

По крайней мере, теперь я знаю, где он был эти два дня. Был с ней.

— Кто она?! — Мой голос дрожит. — Почему она?! Почему не я? Что у нее есть такого, чего нет во мне?

Будь он ближе, ударила бы, но любой наш физический контакт доставит мне только боль, а образ расфуфыренной блондинки вызывает тошноту.

— Она моя жена.

Я будто получаю удар в солнечное сплетение. Сделать вдох не получается, я просто смотрю на него, широко распахнув глаза.

— Ты не женат… Ты врешь мне… — Из моего рта вылетает истерический смешок. — Ты трахался с кем попало, с тех пор как в город вернулся!

Я прижимаю руки к груди и громко истерично смеюсь.

Я ничего о нем не знаю… ничего. Я просто жила в каком-то долбаном пузыре!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И это тоже не имеет к нам никакого отношения.

Я хочу его ударить. Действительно хочу. В венах клубится злость. Толкает, заставляет сделать шаг вперед.

— И давно ты женат? — спрашиваю, подойдя ближе.

— Три года.

— Это чушь! — взвиваюсь. — Я никогда об этом не слышала.

— Об этом мало кто знает. Мы с Машей…

Меня тошнит сильнее.

Пока я не знала ее имя, образ блондинки был полумифическим, теперь я ощущаю, как она монументально вырастает между нами.

— …давно знакомы. С детства.

Пока его слова в моей голове соединяются в предложения и приобретают смысл, сердце молотит по ребрам тяжелыми толчками.

С детства…

Это финальный толчок того землетрясения, которое шатает мой мир вторые сутки. Мой мир разлетается на триллион осколков.

Не она лишняя в его жизни, а я. Я!

От этого открытия я немею.

Влад смотрит на меня тяжелым взглядом, будто требуя того, чтобы я не делала глупостей.