Знакомую до боли фигуру, одетую в строгий костюм.

Светофор загорается зеленым, но я не двигаюсь с места, получая тычки в плечи от плеч проходящих мимо людей.

Не могу пошевелиться. Да я даже дышать не могу!

На той стороне улицы я вижу Влада, и пустота внутри меня превращается в оцепенение.

Он не один. Стоя рядом с машиной бизнес-такси, придерживает заднюю дверь, которую открыл для высокой блондинки в бежевом брючном костюме, шелковом топе и туфлях на десятисантиметровых шпильках. На ее руке небрежно болтается сумка от «Эрмес», пепельные волосы уложены в идеальный гладкий и высокий хвост.

Я никогда раньше ее не видела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К горлу подкатывает горечь.

Они спорят. Ругаются, стоя у этой машины.

Не моргая, впиваюсь в ее лицо глазами, потому что лица Градского я не вижу, только его затылок. Ее лицо красивое. Утонченное. Правильное, без единого изъяна, словно с нее лепили долбаную куклу Барби!

Ее рука ложится на отворот его пиджака, и я уже ее ненавижу. И руку, и саму блондинку. Она собственническим и примирительным жестом поглаживает его грудные мышцы и, закинув руки ему на шею, оставляет на его губах легкий поцелуй.

Живот скручивает спазмом.

— Арина… — Передо мной возникает Кристина, и я перевожу на нее шокированный взгляд. — Пошли!

Пошатываюсь на ослабевших ногах, роняя поводок.

Подруга дергает меня за руку, суетясь, подхватывает с земли рулетку поводка и разворачивает меня на сто восемьдесят градусов от картины, которая навсегда отпечаталась в мозгу. Картины, где Влад Градский целует другую женщину.

Натянув на голову подушку, прячусь от навязчивого звонка в дверь.

Он воет и воет. Дребезжит, потому что тот, кто за дверью, зажал его пальцем и не собирается отступать.

Я уже жалею о том, что звонок подключили так быстро. Этот отвратительный звук вторгается в мое вязкое и болезненное одиночество, а мне в нем очень комфортно. Вторые сутки встаю с дивана только для того, чтобы пройтись до туалета. Родители думают, что у меня жар и отравление фастфудом. Проще обмануть, чем объясняться и снова что-то придумывать.

— Да черт возьми! — ору, с размаха швыряя подушкой в противоположную стену.

Та ударяется о нее и приземляется на неразобранную коробку с посудой.

Стряхнув с себя одеяло, спускаю ноги на пол и касаюсь холодного дерева стопами. Погода испортилась, и за окном второй день дождь, из-за этого в квартире даже днем царит вечный сумрак.

Я не хочу никого видеть, но этот звонок пробивает дыру у меня в черепе!

Голова немного кружится, будто я разучилась держать свое тело в вертикальном положении. Футболка, в которую я одета, измята и заляпана зубной пастой, волосы прилипли к щеке, будто посаженные на клей из моих засохших слез.

В глазок вижу Крис, я и не сомневалась в том, что это она. Больше так ломиться никто бы не стал. Я никого другого и не жду, потому что уговорила свою семью дать мне поболеть в одиночестве, а причина моего внутреннего землетрясения такая отравляющая, что я действительно больна, только тошнит меня не фастфудом, а моей собственной любовью.

— Я звонила пять раз! — рычит Кристина с порога. — И это только сегодня!

На ней рабочая футболка с названием кальянной, бейсболка и джинсы скинни, волосы заплетены в две косы, в руках пакет из супермаркета, который она опускает на пол, продолжая причитать и стряхивать с себя капли дождя:

— Хотела спросить, не хочешь ли ты чего-нибудь особенного. Например, осьминогов или дюжину эклеров! Но раз ты не отвечаешь, я купила лапшу быстрого приготовления и лимон.

— Я не голодная…

— Ты два дня не выходишь из квартиры, а в твоем холодильнике нет НИ-ЧЕ-ГО.

— Лимон его не спасет.

— Попьешь с ним воды и захочешь есть. Арина, у меня перерыв три часа перед вечерней сменой, и я никуда не уйду, пока не запихаю в тебя что-то съедобное!

— Пожалуйста, не кричи так, — прошу ее вяло и, развернувшись, тащу свое тело обратно в комнату.

— Он не звонил? — летит мне в спину.

— Звонил…

Рухнув на диван, подтягиваю к груди ноги и поворачиваюсь спиной ко всему миру.

— Поговорили?! — деловито спрашивает Кристина из кухни.

Судя по звукам, она разбирает свои покупки и наливает воду в чайник.

— Я не хочу с ним разговаривать… — отвечаю сама себе.

Не могу!

Он звонил четыре раза, но и для него я не сделала исключение.

В его жизни есть другая женщина, и, судя по всему, она присутствует в его жизни официально и давно, в отличие от меня, ведь со мной он не выяснял отношения в центре города на глазах у тысячи свидетелей. Меня он прятал от посторонних глаз.

Сейчас мне кажется, что я и в самом деле ничего… ни черта о нем не знаю. Именно так, как он и говорил. Что я вообще знаю о его жизни? Кроме того, что знала от брата, или того, что Влад сам когда-то показывал, пуская меня в нее на три процента, а может, и меньше.

Злость, ревность, тоска и разочарование — во мне столько эмоций, что я не знаю, на какую из них откликаться, именно поэтому просто лежу на диване, боясь того, что при любом неосторожном движении меня раздавит этими эмоциями, как бетонной плитой.

Я хочу избавиться от них. Очиститься, ведь это больно. Физически больно в груди. Я уже знаю, что проиграла. Он не будет моим. Я думала, что он вообще ничей, но и здесь промахнулась.

— Андрей звонит… — Кристина возникает за моей спиной.

Повернув голову, вижу в ее руках свой телефон, поставленный на беззвучный режим. Я как маньячка пялилась в него каждый раз, когда получала входящий звонок, подписанный именем Градского. Четыре раза. Все они поступили сегодня, и ни одного вчера.

— Скажи ему, что я жива, но сплю.

Крис мнется, кусает губы, глядя на дисплей, и все-таки кивает.

— Алло… — выпаливает в трубку. — Зачем так орать? Это не она… она спит. На меня тоже орать не надо!

Перестаю следить за их разговором, снова отвернувшись к спинке дивана.

— Где твоя зарядка? У тебя батарейка садится…

— Не знаю.

— Давай прогуляемся? Тебе нужно на воздух, на нем вырабатываются какие-то гормоны, это помогает от депрессии… И я пошутила насчет лимонов. Там шоколадный торт. Будешь?

— Нет.

— Арина… так нельзя… нельзя так… убиваться из-за мужика!

Вспылив, выкрикиваю в сердцах:

— Я бы рада не убиваться, только единственное, что мне кажется сейчас возможным, — так это как раз умереть. Мне так больно и… Я так злюсь на него, Крис! На него и на себя!

— Это уже хорошо, — она издает тяжкий вздох.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Возвращается в прихожую и роется в ящиках, ища зарядное устройство и хлопая дверцами.

В уголках моих глаз собираются слезы.

Любить его на расстоянии было в сто раз проще. Не знать, какой он на вкус, какие у него прикосновения, каким может быть его голос, когда он возбужден, как он валяет дурака, когда сидящие в его голове демоны затыкаются и дают передышку. Я люблю в нем все. Даже сейчас… люблю. Я не хочу других мужчин. Они для меня не существуют!

— Градский…

— Что?

— Градский звонит, — уточняет Кристина.

Проклинаю себя за то, как подскакивает к горлу сердце.

— Отклони… — прошу ее хрипло.

Сегодня моя изощренная потребность делать ему больно сильна как никогда. Хотя бы таким способом, но я хочу всадить в него нож, хоть это и не нож, а просто гребаная шпилька.

Крис молчит, а я зажимаю в кулаке край одеяла и дергаюсь, когда квартиру сотрясает ненавистный звонок в дверь. Я думала, мое сердце слишком тяжелое для того чтобы плясать в груди, но ведь оно всегда чувствует раньше.

Спрятаться, убежать. Вот чего я хочу! Я боюсь этой встречи. Боюсь, что она поставит точку, поэтому сжимаюсь и чувствую, как холодеют пальцы.