‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Если бы он не позвонил, я бы умерла или пришла к нему за очередной порцией нравоучений сама.

— Доброе утро, Арина, — его голос не менее бодрый, чем у моего брата. Судя по шуму на заднем фоне, он уже тоже куда-то едет.

Наверное, они, в отличие от меня и моей подруги, знают какой-то секрет, как приходить в себя после десятка шотов и ночи в клубе.

— Ошибся номером? — спрашиваю, привалившись плечом к стене.

— Смешно. Нужно встретиться и поговорить.

Мне не смешно. Он звонит мне первый раз в жизни. Его голос, искаженный динамиком, до мурашек близкий и знакомый, но серьезность его тона меня пугает. Если он проспался и сейчас предложит все забыть, то я этого не переживу.

— О чем?

— О важном.

— Градский, — шиплю яростно. — Если у тебя совесть проснулась, засунь ее себе в…

— Тс-с-с… выбирай выражения, малыш… — говорит с хрипотцой.

Сглотнув, я закусываю костяшку пальца. Сердце дергается, и я не издаю ни звука, чувствуя, что начинаю потеть.

— Где ты? — спрашивает Влад.

— В своей квартире.

— Адрес?

— Ты едешь ко мне? Сейчас?!

У меня мокнут ладони, а тушь под глазами начинает чесаться.

— Буду ждать тебя на парковке. Примерно… — прикидывает он. — Через тридцать минут…

Я опять торможу с ответом, но он ему и не требуется. Градский просто кладет трубку, оставляя меня, как заведенную игрушку, посреди ванной с пониманием, что в ближайшие полчаса мне нужно избавиться от брата и от подруги, успеть привести себя в порядок и не подохнуть от фонтана эндорфинов, которые захватили мою кровь…

Синий “БМВ” вплывает во двор моего дома одновременно с тем, как я выхожу на тротуар для пешеходов. В тонированных окнах отражаются фасады зданий вокруг и облака. Солнце нещадно припекает мои плечи под волосами. Я не досушила их, у меня не хватило терпения. Мои волосы немного сырые и тяжелые.

Не дожидаясь каких-то команд, я оббегаю капот и оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться — здесь нет машины Андрея. Ее здесь быть не должно. Они с Крис уехали пятнадцать минут назад, оставив меня “подыхать в обнимку с унитазом”. Я наврала брату и подруге, и сделала это довольно хладнокровно, хотя в целом находилась как в тумане. Он развеивается только тогда, когда сажусь в машину и нос заполняют знакомые запахи. Все становится реальным. Этот день и Влад, сидящий за рулем.

Его поза расслабленная. Раскрытая ладонь тыльной стороной вверх лежит на бедре. На ней отчетливо выделяются жилы и вены, и она прижимает к бедру скомканную белую бейсболку.

На Градском футболка, клетчатая рубашка и свободные шорты. Все так и есть. Он заросший щетиной, но бодрый и отдохнувший, даже его завивающиеся на концах волосы лежат на голове в идеальном порядке, а лаза он прячет за стеклами солнечных очков, и я чувствую, как эти глаза смотря на меня через стекла.

Мне нравится эта пауза.

Пока он молчит, я могу изучать каждую знакомую деталь его сильного гибкого силуэта и контуры его губ, окруженных этой темной утренней щетиной. Она ему идет. Его губы кажутся ярче. Хотеть его губы для меня естественно. Это что-то абсолютно здоровое и естественное, что-то, с чем я научилась сосуществовать давным-давно. Желание, которое становится только острее от того, что его нельзя удовлетворить, но я знаю, если это случится, мне будет мало.

Влад отнимает от руля руку и ерошит ею свои волосы, после чего поднимает вторую руку и бросает мне на колени ту самую бейсболку, которая лежала на его бедре.

На ней эмблема какой-то коммерческой фирмы и ее название на английском.

— Что это? — спрашиваю, вертя бейсболку в руках.

— Белый флаг, — отвечает Градский, испустив долгий выдох.

Мои пальцы сжимают козырек, и я смотрю на Влада, повернув голову.

— Что? — переспрашиваю, не совсем понимая ход его изощренных мыслей.

— Белый флаг, — повторяет он.

— Как?.. — откашливаюсь. — Как знак примирения?

— Нет, Арина. — Его пятка стучит по полу в так тихой музыке, льющийся из колонок. — Как знак моей капитуляции, но с некоторыми условиями.

Мое сердцебиение набирает обороты, холодный воздух салона чуть остужает разыгравшийся под кожей пожар.

Я не думаю. Я уже решила, что с ним мне лучше не думать, иначе голова лопнет.

Бросаю еще один взгляд на бейсболку, а потом надеваю ее себе на голову, намекая на то, что принимаю его условия. Вот так. Без переговоров.

Проводив мои движения взглядом, Влад проводит ладонью по лицу и пеняет:

— Ты меня еще не выслушала, малышка.

В его голосе мягкость и нежность, от которой у меня сосет под ложечкой, но я все равно внутренне сжимаюсь, понимая, что он не скажет мне того, что я хочу услышать. Иначе не было бы этого проклятого “но”.

— Говори, — быстро облизываю губы, впиваясь в его лицо глазами. — Это условия в стиле Влада Градского? Нельзя целоваться? И рассказывать об этом подружкам?

— Я разве когда-нибудь ставил такие условия? — криво усмехается. — Нам все можно, но это ничего для нас не значит. Я через две недели уеду, это решение не изменится. Ты получишь то, что хотела. Закроешь все свои гештальты. Я полностью твой.

— На две недели, — уточняю вяло.

— Да.

— И как ты себе это представляешь? — смотрю на него, сжимая руки в кулаки. — Что мы будем делать?

— Ты очень красивая, Моцарт. Даже не представляешь, насколько. Ты совершенство. Идеальная во всем, — его взгляд вновь касается моего тела. — У нас не будет трудностей с тем, чтобы найти себе занятие.

— Я не идеальная…

— Я вижу тебя иначе, чем ты видишь себя. Так же, как и ты меня. У тебя есть возможность во мне разочароваться.

— Я не хочу разочароваться в тебе...

— Я не настаиваю, — говорит с иронией.

Нас окутывает тишина.

Он предлагает мне секс без обязательств. Именно то, что я не так давно сама у него выпрашивала. Но почему-то я не чувствую эйфории…

Мое сердце гонгом стучит в ушах. Мои надежды, мечты… вдруг приняли неправильную форму. Исковерканную. Фальшивую. Это толкает слезы к глазам, но я борюсь с ними, потому что… это лучше, чем совсем ничего. Я хотела хоть что-то себе оставить после его отъезда, теперь у меня будет, что вспомнить, не сомневаюсь.

— Две недели… — шепчу тихо, переведя взгляд на лобовое стекло.

— У нас с тобой два варианта, — продолжает Влад. — Или мы забываем обо всем и больше не продолжаем то, что уже начали. Или, как я уже сказал…

Еще месяц назад, листая социальные сети Градского, я и подумать не могла о том, что когда-нибудь он сам придет ко мне за поцелуем, а теперь предлагает две недели отношений. Песчинка на отрезки жизни. Этого мало… чертовски для меня мало. Но если я сейчас откажусь, то не получу ничего. Человек может влюбится в другого за две недели? Мне хотелось бы в это верить, потому что только такая надежда поможет мне не сломаться потом. В конце…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я согласна… — говорю хрипло.

— Арина, — его голос твердый. — Это не шутка. У этого не будет продолжения. Я хочу, чтобы ты это понимала и потом не искала меня.

— Жизнь здесь и сейчас, да? — бросаю с горючим смешком.

— Да. Именно так. Жизнь короткая штука.

— Я понимаю, — сглатываю ком, застрявший в горле.

— У тебя есть выбор.

— Я согласна! Я давно выбрала тебя! — выкрикиваю в сердцах. — Как ты этого не можешь понять?!

Он делает глубокий вдох и смотрит вперед.

— Хорошо, — бормочет. — Бейсболка тебе сегодня пригодится. Пристегнись.

Я дергаю ремень. Вгоняю его в замок резко, с оглушающим щелчком. Мне трудно держать себя в руках. Мне хочется протестовать. Хочется объяснить ему, что он дурак, если думает, что за две недели я закрою свои гештальты или увижу в нем что-то, чего не замечала раньше. Гниль. Грязь. Другое лицо, которое пошатнет мой идеальный мирок Так он думает? Я знаю его. Знаю! И хочу, чтобы он был моим не на каком-то коротком отрезке времени, который сам нам и отвел, а без гребаных ограничений!