Взгляд Градского бесцеремонно ощупывает мое тело, заставляя его загореться.

— Ты серьезно? — снова выгибает он брови.

Все же кошусь на нашего официанта. Он будто тоже ждет моего ответа.

— Серьезно…

— Добавьте в ее заказ бургер с говядиной и карамельным луком, — обращается к нему Влад. — Тебе диета не нужна, — говорит мне. — Скорее уж наоборот.

На моих щеках вспыхивает краска.

Жду, пока останемся одни, и только после этого спрашиваю:

— Хочешь сказать, я худая?

— Ваш бульдог весит больше, чем ты.

— Тебе не нравится? — спрашиваю его без всякого кокетства.

— Нравится, мы это уже выяснили, — отвечает он.

Мое сердце ударяется о ребра с такой силой, что становится жарко.

Градский наблюдает за сменой эмоций на моем лице с расслабленной заинтересованностью. Я чувствую себя открытой книгой. Вся как на ладони перед ним.

— Как твоя голова? — спрашиваю с вызовом.

— Дерьмово.

— Хочешь помолчать?

Он забрасывает за голову руки и сцепляет их в замок на шее.

— Не хочу. У тебя красивый голос. Ты могла бы стать хористкой.

Мне хочется то ли зардеться, то ли скрипнуть зубами.

— Я кошмарно пою, — делюсь с ним своей «тайной».

— Кто бы мог подумать, — улыбается Влад.

Вокруг его глаз собираются лучики морщинок, но это не делает его старше. Он выглядит молодым, ярким и самоуверенным. Это губительная смесь, особенно для меня.

Отворачиваюсь к большому панорамному окну, чувствуя, как тепло растекается по телу легким покалыванием. Потому что в компании этого мужчины мне чертовски хорошо, даже несмотря на то, что он большую часть времени ведет себя как задница.

Отпив из стакана воды, откашливаюсь и интересуюсь:

— У тебя есть любимое число?

— Мое любимое число? — спрашивает с усмешкой.

— Да.

— Пф-ф-ф… — выпускает из себя воздух. — Шестьдесят девять, — бросает.

— Почему шестьдесят девять? — спрашиваю на автомате.

— Догадайся, — предлагает он.

На моем лице очередная карусель эмоций.

Я издаю смешок и накрываю ладонью щеку, потому что у меня только одна догадка, и она ужасно пошлая. В ответ на эту пошлость решаю поделиться своей философией:

— А я люблю цифру восемь. Если ее перевернуть, будет знак бесконечности. Хочу сделать такое тату.

— Бесконечность — это очень долго, — замечает Влад.

— Смотря для чего.

— Для чего угодно. Все рано или поздно надоедает.

— Любовь не надоедает, — стою на своем.

— Все проходит, особенно любовь, — философствует он.

— Я надеюсь, что нет.

— Я в этом не сомневаюсь.

Игнорирую эту насмешку.

— Я бы не смогла играть, если бы не верила в это. А он, — намекаю на Антона, — не смог бы петь.

— Поверь, его интерес к любви отношения не имеет, — просвещает Влад. — Он просто хочет выебать твой «внутренний мир».

Я выпрямляюсь так, что задеваю под столом его ноги своими.

— Градский, заткнись… — прошу его звонко.

В ответ он смеется, разминая шею и сверкая белыми ровными зубами, а наши ноги продолжают контактировать. Он не может этого не замечать, он просто позволяет этому продолжаться, делая вид, что ему все равно.

Глотаю воду из стакана. Грохнув его о стол, объясняю:

— Ты просто никогда не был влюблен и не знаешь, что это такое, когда весь твой внутренний мир взрывается от одного взгляда, улыбки или прикосновения. Или умирает, когда ничего этого нет! — выпаливаю в сердцах.

Выслушав мою тираду, Влад трет ладонью подбородок. В его глазах серебряный блеск, но нет насмешки.

— Это то, что ты чувствуешь, когда я рядом? — спрашивает с интересом.

— Умножь на бесконечность, и будет примерно это, — проговариваю я.

Он молчит, терзая мое лицо своими серыми глазами.

Мне и правда жарко, несмотря на работающие на полную мощность кондиционеры.

Схватив со стола салфетку, обмахиваюсь ею, получая ровный вопрос:

— Что ты хочешь от меня, Арина?

Я не думаю. Просто открываю рот и говорю:

— Будь моим первым.

Пять секунд слушаю, как стучат приборы вокруг нас. В течение этих секунд Градский смотрит на меня из своей расслабленной позы неподвижными глазами.

Самое сумасшедшее во всем этом то, что с ним мне не стыдно разбрасываться подобными заявлениями. Его мало что может смутить, от этого и я становлюсь безрассудной. Я наслаждаюсь его чертовой неспособностью смущаться. И наслаждаюсь возможностью сказать ему то, что сидело во мне годами.

— И каким ты его себе представляешь? Свой первый раз со мной? — спрашивает наконец-то.

У меня сосет под ложечкой.

Кажется, он тоже это понимает, потому что ерзает по стулу, а его голос стал на полтона глубже, как и внимательный взгляд, царапающий голую кожу моих плеч.

Озираюсь по сторонам и, взметнув над столом руку, забираю себе его кофейную чашку, наплевав на блюдце. Делаю большой глоток и возвращаю ее на место полупустой. Влад провожает мою суету глазами, оставляя комментарии при себе. Трогает пальцем край чашки, точно то место, где секунду назад были мои губы, и подносит его к своим губам.

В его вопросе подвох, в этом я даже не сомневаюсь, но я представляла наш первый раз слишком часто, чтобы долго думать над ответом.

— Мы будем голыми, — говорю ему.

— У тебя прокачанная матчасть. — Допивает он остатки кофе.

— Я не умею говорить пошлости.

— Скажи возвышенностями, — предлагает. — Нежно? Медленно?

Сглотнув, прячу глаза и втягиваю в рот нижнюю губу. В моих мечтах все так и было. Я должна сказать это вслух?! Наверное, должна. Я уже многое ему сказала, о чем раньше предпочитала лишь молчать.

— Я бы хотела, чтобы ты был нежным.

— Арина, помнишь, что я сказал тебе два дня назад? Я не занимаюсь нежным сексом с девственницами. Секс — довольно механическое занятие, про первый раз многие девушки вообще предпочитают забыть. Я советую тебе вручить свою девственность какому-нибудь лоху вроде этого хориста, забыть об этом навсегда и двигаться дальше.

— Может, ты устроишь себе выходной от самого себя? — киваю на него подбородком.

Из его горла вырывается смешок. Губы расходятся в улыбке, глаза тоже смеются.

— На хрен мне выходной от самого себя? — Складывает на груди руки. — Вся прелесть жизни в том, чтобы быть самим собой.

— Но ты ведь сам этого хочешь! — вырывается из меня звонкая претензия. — Ты сбежал. Тогда, в баре!

— Ладно, окей. Ты выросла. Ты красивая. Ты сексуальная. У меня на тебя стоит. Блть, у всех в этом зале на тебя стоит. Но нет, Арина. Я не принц из твоей сказки. Я не хочу им быть. Пойми это.

— Я не хочу, чтобы ты был принцем. Я знаю, кто ты, меня устраивает, я уже сказала!

— Любишь меня таким?

— Да! — почти рычу я. — Хочу надеть тебе на голову тарелку.

— Добро пожаловать в мою реальность, — глухо говорит Влад.

Смесь злости и возбуждения раскачивает кровь в венах, толкая ее к моим щекам.

Умолкаю, глядя в стол, потому что за спиной Влада вижу Антона с тарелками в руках. Парень молча выставляет их на стол и зажигает стоящую в центре свечу.

Я вспоминаю о том, где мы находимся. Забывать обо всем в присутствии Градского для меня обычное дело.

— Спасибо, — бормочу, хватая свои приборы.

Сдернув со стола салфетку, Влад расстилает ее на бедре и принимается за еду с очень здоровым аппетитом. И далеко не как человек, страдающий головной болью. На его тарелке стейк размером с мою голову.

Гоняю по салатному листу ростбиф, наблюдая за тем, как работают челюсти на лице Градского.

На языке крутится всякая дрянь, которую хочется произнести вслух. Мне уже не кажется, что я неспособна на пошлости. Кажется, я способна, и ещё как.

— Ешь, — указывает на глянцевую булочку бургера. — Составь мне компанию. — Превращается в фальшивого джентльмена, которым, я знаю, отлично умеет быть.

Пью воду мелкими глотками и сверлю его лоб взглядом, пока он поглощает свой обед.