Глава седьмая, в которой с Даней случается беда
Слушая рассказы о приключениях на горе Култавуори, Даня не верил своим ушам. Ну почему с Саней всегда что-нибудь приключается, а с ним ровным счетом ничего? Неделю назад его чуть не приготовили на ужин по старинному французскому рецепту, а Саню не только не слопали, но даже показали ей настоящее сияние. И все, абсолютно все, соседи видели разукрашенное небо, а Даня его попросту проспал! И сестра теперь ходит такая важная, надувает щеки и все время бормочет какие-то девчачьи имена, даже его заставила их наизусть выучить. Все эти Инки-Ирмели-Иирис-Ирина… или, погодите-ка, Ирины вроде в списке лисьих прабабок не значилось. Даня обиженно всхлипнул, схватил шапку и варежки, натянул на ноги резиновые сапоги сестры и, оглушительно хлопнув дверью, выскочил из дома.
– Пуфф, ох, ай-яй, – несмотря на легкий снежок, припорошивший двор, Паси был одет в ярко-красные шорты и обтягивающую майку. Мастиф отжимался прямо на грядке с пожухлым луком, и с него градом лил пот. – Еще разок и-и-ой-ой-ой! Какой же я дряхлы-ы-ый, – заныл Мастиф и рухнул мордой в жижу снега. Даня с жалостью посмотрел на него. Вот и Паси беспрерывно ноет, да и вся деревня жалуется, кряхтит, охает, дружно мажет мазью суставы и каждый день послушно измеряет давление. Кругом одни пенсионеры, с тоской заключил Даня. Глотая слезы обиды, он яростно пнул ногой баскетбольный мяч, и тот угодил лежащему на грядке Паси прямо в бок. Охая и потирая ушибленное место, Мастиф удивленно посмотрел вслед убегавшему Дане. На балконе дома с колоннами под белым кружевным зонтиком стояла Бригитта и задумчиво глядела вдаль. «Наверняка размышляет, какой сегодня суп сварить из консервированных фазанчиков», – с горечью подумал Даня и свернул с улицы прямо к полю, выходящему к речке. Дальше, быстрее, прочь от дурацкого Фазанчиково и его невыносимых обитателей!
– Куда это мы направляемся в столь дивный вечер? – ехидная Ворона сидела на ветке огромного дуба. На плече у нее болталась небольшая плетеная сумочка, в которой что-то позвякивало. – Почему дома не сидится? Лишь бы шастать без дела!
– Да нет у меня никакого дела! – огрызнулся Даня. – Какие могут быть дела в Фазанчиково? Я вот, кстати, как раз сегодня решил уйти! Насовсем!
– Куда это? – Ритва наклонила голову и уставилась на Даню. – Не советую, решительно не ре-ко-мен-дую никуда уходить. И куда только ваши родители смотрят? А школа-то, школа какова, а? Государство наше, в конце концов? Опять мне вразумлять неразумных! – Ворона перешла на истошный крик. – Давай-ка поворачивай назад и чтоб я подобных глупостей впредь не слышала! – Ритва возмущенно захлопала крыльями и, отыскав на ветке большой желудь, сорвала его и запустила в Даню.
– А я вас слушаться не обязан! – Данин хохолок угрожающе поднялся и стал ярко-зеленым. – Наверняка за речкой и лесом есть нормальная деревня! С детьми! И своей школой. Может быть, даже и балет есть! И без бабушек-дедушек этих! Хочу жить в селе без пенсионеров!
– А пенсионеры-то тебе чем не угодили? – тихо и четко спросила Ворона. Она больше не хлопала крыльями и опустилась на ветку пониже.
– Они… они… да вы же тут все старые и ничейные! – выпалил Фазанчик и на всякий случай отступил от дуба с желудями подальше.
– Понимаю. Ничейные – это, по всей видимости, никчемные. – Ритва замолчала и нахохлилась. – Пожалуй, и ненужные, для полноты картины. Ну раз так, мне пора, по моим никчемным делам, чао-какао!
Но Даня больше не слушал Ритву. Перед ним чернела ледяная, кое-где покрывшаяся тонким льдом река Виллийоки. На том берегу реки снова начинался лес, серый и угрюмый, каким бывает он в ноябре. Надо только перелететь речку, пройти сквозь лес, и дальше наверняка будет поле, а потом… Что потом, Даня не знал. А может, там большое-пребольшое село! Или даже целый город, где живут друзья-фазанчики, а престарелые учительницы танцев не маринуют учеников с вермишелью. «Прочь отсюда, сегодня или никогда», – принял решение Даня.
Убедившись, что Ритва улетела, Даня прошел несколько метров вдоль реки, выбирая место поуже и с ровным песчаным берегом. Нужно просто разбежаться, посильнее оттолкнуться от мокрого песка и взлететь вверх. Только не очень высоко, ведь фазанчики не умеют долго и далеко летать, как, к примеру, гуси или утки. Сапоги, пожалуй, надо снять – кто ж летает в тяжеленных резиновых сапогах? Даня отшвырнул сапоги, отошел подальше от воды, набрал воздуха в грудь и понесся, словно самолет, на взлет. Хлоп-хлоп – уф-ф-ф – Фазанчик тяжело захлопал крыльями и, оторвавшись от берега, взмыл над рекой. Метр за метром он, пыхтя, медленно продвигался над черной водой. Еще чуть-чуть, и он дотянет до кромки другого берега реки. Однако работать крыльями становилось все труднее, а замерзшие босые ноги свела предательская судорога. К тому же над рекой дул сильный встречный ветер, который здорово замедлял Данин полет. Выбившись из сил и задыхаясь, Фазанчик резко сбавил высоту и, не дотянув примерно полметра до берега, спланировал прямо в ледяную воду.
– Накс-накс-накс! – услышал Даня. Что-то в воде щелкало совсем рядом с его босыми лапами. Вглядевшись в прозрачную воду, Даня увидел множество черно-зеленых мидий, которые издавали щелчки, открывая и захлопывая створки ракушек. Вдобавок мидии ловко выпрыгивали из воды, силясь схватить Фазанчика за крыло и даже клюв.
– Мама-а-а дорогая-я-я! Что это-о-о? – завопил Даня и, невзирая на судорогу, бодрым галопом помчался на берег прочь от хищных ракушек.
– К намс-намс! – радостно откликнулись мидии, намереваясь преследовать Фазанчика даже на суше. Наконец, Даня выбрался на берег, стряхнул с себя противных мидий и огляделся. На этом берегу Виллийоки лес начинался буквально от самой воды. Не обнаружив тропинки, Даня пролез прямо через редкий бурьян, произраставший у берега, и очутился в сосновнике. «Фух, теперь ерунда осталась! На этой стороне реки даже лес нормальный – тихий, светлый, а под ногами будто ковер из хвои», – бормотал Даня. На самом деле Фазанчик намеренно разговаривал вслух сам с собой: ведь когда слышишь собственный голос, не так страшно и не так одиноко. Ему было очень холодно без сапог, с мокрыми ногами и крыльями, вдобавок во время взлета он обронил варежку.
«Как Паси говорил, это называется? Стометровка, кажется? Сто метров за двадцать секунд – если Паси пробегает, то и я смогу! Тоже мне, спортивное достижение – бежать быстро-быстро и посчитать до двадцати! Ну-ка, раз-два-три!» – Даня рванул с места и помчался в просвет между соснами. На третьем шаге в его пятку вонзилось что-то очень острое, а еще через несколько метров под коготь угодила еще одна сосновая иголка. Из глаз Дани брызнули слезы, обе лапы теперь горели во всех местах сразу, а двадцать секунд все никак не кончались. Обезумев от боли, Даня несся куда глаза глядят, лавируя между соснами и взвизгивая то от шишки, то от очередной иголки. Шапка съехала ему прямо на глаза, и теперь уже бедный Фазанчик напоминал гоночную машину, несущуюся на полной скорости без тормозов и руля. Корень, шишка, ямка, корень, коряга-а-а – последнее, что мелькнуло под ногами у Дани. Зацепив лапой огромную корягу, он кубарем скатился с небольшого пригорка, стукнулся головой о невесть откуда взявшийся пенек и, провалившись в яму, потерял сознание.
…Ритва уже полчаса кружила над полем и вдоль берега реки. Дани нигде не было видно. «Улетел – не улетел, убежал – не убежал, – ворчливо гадала Ритва. – Воистину дурная голова ногам покоя не дает, вернее крыльям. Но ведь с такими-то крыльями далеко не улетишь. Куда ж этот сорванец подевался? И вроде бы на нем еще были сапоги!» Ритва резко спикировала на берег. Прямо перед ней наполовину в воде лежал зеленый резиновый сапожок. «Беда-а-а!» – воскликнула Ворона и, осторожно ступая, приблизилась к воде.
– Накс-накс-накс! – дружно поприветствовали ее ракушки. – Накси-и-и-накс-накси-и-накс! – наперебой защелкали створки и запрыгали по воде.