– Осторожно, труба скользкая, да я и не закрепил ее еще, – воскликнул Гарри, но было поздно: на трубе уже восседала Саня, и, самое удивительное, что дом стерпел и это! Гарри в изумлении смотрел на проделки детей и не узнавал свой дом. Ни тебе «и-и-иу-крак», ни «бамс», ни даже маленького «бум»! Чудеса!

– А вы ему тоже поете эти, как его, арии? – внезапно спросил Даня.

– В моем доме? Петь? Да тут же никакой акустики, это же бревенчатый дом! – в голосе Гарри послышалась досада. Ба-а-ам! Кхе-кхе-кхе… Ви-и-иу-и-и-иу-томс! – ответил дом.

– Боже милостивый, это что еще за звуки? – прошептал Лось, в панике переводя взгляд с верхнего этажа дома на нижний, затем на подвал и даже на всякий случай на гараж, пристроенный сбоку.

– А вы попробуйте ему спеть, – тихо сказал Даня, поглаживая крылом ступеньки. Неохотно поднявшись, Гарри все же послушался, достал из кармана уже знакомый помятый галстук-бабочку и приготовился запеть.

– Да нет же, не здесь – внутри, например возле камина, – прошептал Даня, подталкивая Гарри к крылечку. Входная дверь, к удивлению Гарри, мягко скрипнула и распахнулась, гостеприимно приглашая их в дом. Гарри поднялся по ступенькам на верхний этаж, вошел в гостиную и остановился перед камином. Фазанчики важно расселись на толстом ковре, покрывавшем деревянный пол, и приготовились слушать.

Откашлявшись, Гарри распрямил грудную клетку, сделал глубокий вдох и взял первую ноту. Фу-у-ух, – раздалось откуда-то с крыши. Ш-ш-ш, – прошелестели ступеньки. Гарри пел, не обращая внимания на звуки и шорохи, начав с той же самой печальной песни, которую дети слышали у Марьятты.

– Смотри, Даня, дом плачет, – прошептала Саня, показывая на капельки воды, появившиеся на окне в гостиной. Гарри умолк, снова сделал вдох и вдруг запел веселую песню – задорную частушку про черного дрозда. Обрадовавшись, Фазанчики весело забарабанили в такт песни лапками, а дом вдруг засмеялся! Это невозможно было не заметить! Он хохотал и даже повизгивал, бревна словно растягивались в улыбке, а внизу в сауне дрова с веселым стуком прыгали обратно в ящик. Гарри продолжал петь, ведь он знал много-много самых разных песен и ему столько надо было поведать старому другу. А тот слушал каждым своим бревнышком и каждой ступенькой и оживал.

– По-моему, они больше не в ссоре, – Саня повлекла Даню вниз по ступенькам во двор. – Не будем им мешать. Эх, мы так и не спросили Гарри, не знает ли он, где живет эта самая Лиса Аврора. Вредная Ритва ни в жизни нам не скажет, а мне так нужно с ней поговорить.

– И попасть прямиком к ней в суп! – Даня отнюдь не поддерживал сестру. – Ты забыла, что она нами, может быть, питается! Давай мы не будем искать эту таинственную пенсионерку, а? Саня, ты хоть слушаешь меня?

Но Саня не слушала брата. Ее внимание было приковано к песчаной дорожке, ведущей к дому Гарри, на которой отчетливо виднелась ровная цепочка мелких, похожих на собачьи, следов. Приглядевшись к огромному кусту шиповника, разросшегося у крыльца, Саня заметила в колючках клок белой шерсти. Стараясь не выдать страха, она тщательно оглядела двор вокруг дома и даже зачем-то осмотрела огромный дуб, росший у гаража. Однако двор был пуст, дом умиротворенно молчал, и только пение Гарри по-прежнему доносилось из окна гостиной на втором этаже. Пожав плечами, Саня отвернулась от дома и бросилась догонять брата, который уже направлялся домой.

Убедившись, что Фазанчики наконец ушли, из-под крыльца показалась Лиса. В одной лапе у нее была половинка протеинового батончика, а в другой оранжевое перо, найденное накануне во дворе у Марьятты. Лиса вытащила из рюкзачка огромный бинокль и приложила к глазам, направляя взгляд вслед удалявшемуся хохолку. Перо определенно принадлежало одному из Фазанчиков, в этом Лиса более не сомневалась. Отряхнув строительную пыль с кирпично-рыжей спинки, Аврора взмахнула белым хвостом и, никем не замеченная, затрусила прочь.

Шли последние дни лета. По всему селу стоял сладкий густой аромат яблок и зрелых слив, мамин лук уже трижды выстреливал высокие зеленые перья на радость маме, а один из подсолнухов на грядке Сани даже зацвел. Участились дожди и, самое неприятное, грозы. Даня уныло смотрел в окно и тосковал: «Кончится лето, и здесь станет совсем невыносимо». Школа уже успела ему надоесть, «шикарное» такси на деле оказалось обычной машиной с ворчливым шофером, и даже регулярные блины Марьятты наскучили Фазанчикам, да и остальным соседям тоже. Активной оставалась только Саня – вот уже целый месяц она была одержима идеей найти Аврору и утверждала, что недавно напала на след «какой-то бело-рыжей лисы». Даня до колик боялся, что Саня таки найдет Аврору, которая в ту же самую минуту ее съест, а потом, конечно, закусит и Даней, как утверждает Ритва. Он старался как можно реже выходить из дома и передвигался по округе короткими перебежками, прячась под кустами и оградами.

Сегодня нужно было собраться с духом и добежать до магазина, как просила мама. Ситуация осложнялась еще и тем, что над Фазанчиково нависла огромная грозовая туча, из которой на землю уже падали тяжелые редкие капли дождя. Вдобавок ко всему, время от времени туча посверкивала, потрескивала и порыкивала, что отнюдь не прибавляло Дане решимости. «Лисам ведь наверняка тоже не нравится дождь, значит, во время дождя я в полной безопасности». Даня тряхнул хохолком, схватил сумку для покупок и отважно рванул на улицу.

Дождь все никак не начинался. На турнике возле дома раскачивался Паси – недавно по совету Бригитты он разнообразил свой тренировочный план специальными упражнениями для наращивания мышц. Паси даже убедил Марьятту добавить в тесто для блинов протеин, однако эта затея потерпела фиаско. Во-первых, все остальные соседи, в особенности изящная Бригитта, не горели желанием наращивать мышцы, а во-вторых, блины с протеином оказались совершенно несъедобными. Даня, пригнувшись, пролетел мимо Паси и, обогнув изгородь, выскочил на улицу, ведущую к магазину. В этот самый момент темную тучу, висевшую над селом, пронзила ослепительная молния, вслед за которой раздался оглушительный раскат грома. Даня взвизгнул от ужаса и заметался в поисках кустов. Как назло, на этой улице росли лишь крошечные пучки травы, которые никак не могли укрыть испуганного Фазанчика. Следующий раскат грома был настолько свирепым, что Даня, побелев от страха, ринулся в сторону, перескочил прямо через небольшую канаву, перелетел низкую чугунную ограду у края дороги и очутился во дворе огромного двухэтажного каменного дома с массивными колоннами и ажурным балконом. «Мамочка-а-а!» – возопил ополоумевший Фазанчик после очередного раската и с разгона влетел в распахнутое на первом этаже окно.

Очнулся Даня от громкой музыки, доносившейся, очевидно, откуда-то сверху. Под Даней был мягкий шелковистый ковер, а над Даней висела огромная хрустальная люстра. На противоположной от окна стене были развешены фотографии в рамках. Приглядевшись, на одной из фотографий Даня внезапно увидел улыбающуюся пару – черную Кошку в шелковом вечернем платье и кирпично-рыжую Лису с букетом ирисов в лапах. Они выглядели как две лучшие подруги, запечатленные фотографом на ажурном балконе каменного дома, в котором очутился Даня. «А Марьятта говорила, что Лисы в деревню не спускаются! Вот те на, выходит, они с Кошкой самые настоящие подруги!» – пронеслось в голове у Дани, которого мало-помалу начала охватывать новая волна страха.

«Релеве-е! И-и ра-аз! И-и два-а! Деми пли-и-е! Еще разок!» Даня приподнялся и увидел небольшой компьютер, экран которого показывал танцующие фигурки в белых платьях. Оттуда же лилась и музыка, прерываемая резкими командами на непонятном языке. Даня зажмурился и открыл глаза: видео никуда не исчезло. «И опя-я-ять! Пассэ-э-э! Держим спину, крылья вместе!» Повинуясь, Даня приподнялся и попытался проделать то же самое, что было на экране. Стараясь попасть в такт музыки, Даня покружился и задрал лапу, одновременно пытаясь разглядеть, что фазанчик на видео делает правым крылом. «Тянем носок! Спина прямая! И-и ра-аз! И-и два!» – на этот раз звук доносился не из видео. Даня подпрыгнул от неожиданности, обернулся и увидел стоявшую на втором этаже Бригитту. На черной Кошке было длинное серебристое платье, в руках она держала небольшую палочку, а ее лицо скрывала тонкая кружевная вуаль.