– Ты слышишь? Кто это пыхтит так? – Саня возмущенно хлопнула крыльями и наклонила голову в сторону звуков. На ней была светло-голубая пижама в веселый белый горошек, а на голове торчал точно такой же непослушный рыжий хохолок, как у младшего брата. – Наш сосед?

Даня тоже наклонил голову, снова прислушался и кивнул. Дом, в который они въехали, был на две семьи. Половину дома занимало их семейство, а в другой половине обитали соседи. Впрочем, за всю неделю они только раз краем глаза увидели своих соседей, вернее соседа. Это был огромный, грозного вида Мастиф, почему-то в обтягивающем сине-белом трико и со спортивными массивными часами на лапе. Фазанчики издали наблюдали, как сосед долго прибивал какую-то табличку к своей входной двери, чередуя работу молотком с глубокими приседаниями. Когда табличка была наконец установлена, Мастиф повернулся и строго посмотрел прямо на их окно. «Без дела не входить!» – грозно сообщала табличка Дане и Сане, а может быть, и вообще всем жителям Фазанчиково.

Стараясь не шуметь, как были в пижамах, Фазанчики спустились вниз и вышли на крыльцо. Пыхтение продолжалось, и теперь стало понятно, что в доме Паси опять кипит какая-то работа. «Фух, йи-их… Фу-ух, йи-и-их… йа-а-ак! Э-э-эй!» – раздалось за дверью, затем дети услышали глухой стук и протяжный стон.

– Ой, он, наверное, упал! – Саня рывком открыла дверь и ворвалась в дом. От ее рывка табличка дернулась и слетела с крючка, попав по голове Дани. Потирая ушибленный затылок, Даня влетел в прихожую вслед за сестрой, которая уже с интересом разглядывала жилище Мастифа. Сам Паси лежал, вытянувшись на боку возле стены, на которой на одном гвозде висели, раскачиваясь, старинные часы. На Паси снова было бело-синее трико, огромные часы и странные ботинки с острыми шипами на подошвах. Он тяжело дышал, вывалив язык, и, очевидно, не слышал, что в его дом ворвались непрошеные гости.

– Вам плохо, Паси, вы ушиблись? – Даня осторожно приблизился к Мастифу и недоверчиво дотронулся до шипа на ботинке. Паси попытался что-то ответить, но из него лишь со свистом вылетал воздух. В этот момент часы, державшиеся на одном гвозде, наконец, рухнули с грохотом и звоном прямо на голову Паси.

– Две секунды – десять метров! – в голосе Паси звучало торжество. – Умножаем на десять, получаем… двадцать секунд, – торжество сменилось унынием, теперь Паси был явно разочарован. – Стометровка за двадцать секунд, позорище, – проворчал он. – Это все стена дурацкая, э-э-эх, я б разогнался, конечно, если б не стена и часы эти еще! А вам-то что тут надо?

– Что такое стометровка? – спросила Саня, с любопытством разглядывая необычную гостиную Мастифа. Вся мебель была сдвинута к стенкам, а в центре комнаты на полу были наклеены две полосы бумажного белого скотча. У порога комнаты, напротив злополучной стены с часами, была наклеена еще одна лента, покороче. «Это же беговая дорожка с финишем!» – догадалась Саня. На стене прямо на обоях разноцветными фломастерами были накарябаны надписи, какие-то цифры и буквы. Пол в комнате был весь поцарапанный, видимо от шипов на кроссовках Паси.

– Нечего вам тут шнырить! Читать вы, что ли, не умеете? Я табличку же повесил специально, у меня тут тренировочный план, а вы его нарушаете! – Паси продолжал ворчать, осторожно поднимаясь с пола и поправляя сбившееся трико. – Сейчас вот растяжку надо делать, потом коктейль протеиновый, и записать надо, как прошла тренировка, а вы мешаете, сбиваете меня!

– Вот вы зря злитесь, – Саня спокойно повернулась к Мастифу. – Я поняла, вы хотите сто метров, наверное, пробежать, тренируетесь, да? Мы можем на улице вам дорожку расчертить, мелом, она лучше будет, чем дома. У папы рулетка есть, мы можем померить, чтобы точно было сто метров! – Саня уже придумала план и тарахтела, не обращая никакого внимания на бурчащего спортсмена. – И мы можем время засечь, секундомером! – победно закончила она. План, по ее мнению, был безупречен, но Паси, видимо, думал иначе, потому что кроме раздраженного ворчания они не услышали от него ничего. Впрочем, он больше не прогонял их, скорее стыдился своих двух секунд на десяти метрах. Несколько минут все молчали, пока, наконец, Даня не нарушил тишину:

– А зачем вам стометровка? Вы спортсмен? – Даня тут же пожалел, что спросил. Это ж ясно как день: спортсмен конечно ж, кто еще делает растяжки и пьет протеиновый коктейль? Да еще шипы эти странные на кроссовках, Даня их и не видел никогда. Интересно, не больно ли в таких кроссовках бегать, шипы ведь, наверное, и внутри. Дане вдруг стало жалко Паси: растяжка тоже, наверное, не в радость, ведь когда папа растянул ногу в прошлом году, прыгая на батуте, он неделю не мог ходить. А протеиновый коктейль наверняка несладкий, как любое лекарство.

Не дождавшись ответа, дети вышли на крыльцо. Даня поднял табличку и аккуратно положил ее рядом с дверью. Мастиф, наверное, будет не рад, когда увидит, что они уронили такую важную надпись.

– По-моему, мы ему помешали, – заметил Даня. – Эх, знать бы план его тренировок, нам ведь надо столько всего у него спросить!

– Да уж, – поддержала его сестра. – Помнишь, папа рассказывал про какое-то северное сияние из детства, и про лису с волшебным хвостом, и про загадочную гору в Фазанчиково. Ну и где все это?

– Ка-а-ар! Гору-то, пожалуй, трудно не заметить! – раздался возмущенный крик. Прямо на их крыльце сидела серая Ворона в блестящей шапочке из фольги и с огромным золотым кольцом на лапе. – Вот молодежь растет! Сияние им подавай, волшебство хвостатое! Я думала, вас, курят, только телефоны интересуют!

– Нас все интересует! – выпалила Саня. – Особенно лиса с волшебным хвостом, правда, Даня? – Даня неуверенно кивнул и вопросительно посмотрел на Ворону. – Мы – Саня и Даня, Фазанчики, неделю назад сюда переехали. А вы кто?

– Ритва я, по селу нашему, пожалуй, самая главная! Ишь ты, бойкие какие, лису с хвостом им подавай! На пенсии лисичка наша, уж лет десять как нет у нас никаких сияний! Одно волшебство в нашем селе осталось – на пенсию вовремя выйти, так чтоб давление не зашкаливало да лапы от артрита не ломило! – захохотала Ритва. – Ладно, некогда мне тут с вами сплетничать! Старая Марьятта опять сегодня блинчики печет, надо лететь, пробу снимать. Неизвестно, сколько эта халява еще продлится. Кстати, очень рекомендую блинчики Марьятты, угловой дом на той стороне улицы, пока не поздно!

– А почему будет поздно? Она болеет или устает печь блинчики? – Сане очень хотелось знать больше о соседях, особенно о тех, кто выпекает блинчики.

– Болеет? Ну да, можно и так сказать, ка-а-ар! В маразме Марьятта, не более того. Она всю пенсию пекла блинчики через день, да вот память стала подводить, и она теперь не помнит, пекла ли вчера блинчики. Я за ней, бедолагой, присматриваю, конечно, по утрам, больше никто, кроме меня, не поможет бедняжечке, не проведает горемычную! Все на мне, все на мне… – драма снова накрывала Ритву с головой. – Она меня по утрам спрашивает: «А что, Ритва, я блинчики-то вчера пекла или нет?» А я ей: «Нет, Марьятта, вчера не блинный день был, сегодня надо б блинчики выпечь!» Она и печет! – Ритва закатилась от смеха и вновь забралась на сосну. – Оки-доки, полетела я, а то там немало желающих поживиться ее блинчиками! – Ритва нахлобучила шапочку поглубже и устремилась в сторону дома Марьятты.

Фазанчики озадаченно уставились друг на друга. С одной стороны, вокруг определенно кипела жизнь, полная событиями и даже ежедневными блинчиками. С другой стороны, обещанная папой волшебная лиса, похоже, вышла на пенсию, прихватив с собой те самые северные сияния, из-за которых они, собственно, и переехали в Фазанчиково! Даня вздохнул и спрыгнул с крыльца прямо на цветущую клумбу.

– Все еще тут, клумбу мне топчете? А ну, прочь с места преступления, улики мне затаптывать вздумали! – на пороге снова появился спортсмен Паси, на этот раз с увеличительным стеклом и почему-то лопаткой в лапах. – Во-о-от, натоптали, надо было мне ленточкой отгородить, клумбу-то!