Лондон опустил глаза, потом метнул взгляд на Мака, молча спрашивая у него, как быть. Мак ничем не нарушил тягостного молчания.

– Ну хватит, Лондон, хватит! Как ты решишь? Твои красные дружки тебе тут не помощники, и, черт возьми, ты это отлично знаешь.

Джим стоял поодаль, и его сотрясала дрожь. Он молча, вытаращив глаза, наблюдал всю сцену. Мак не сводил глаз с Лондона и видел то, чего не замечал «главный»: он видел, как мало-помалу каменеют, а потом распрямляются плечи Лондона, как наклоняется широкая мускулистая шея, как медленно поднимаются цепкие, крючковатые руки, а в глазах зажигается опасный огонек, вот уже покраснела шея, занялись краской щеки…

– Лондон! – резко выкрикнул Мак.

Лондон дернулся от неожиданности и слегка обмяк. Мак спокойно сказал:

– Я знаю, как с этим быть, Лондон. Пока этот джентльмен здесь, мы соберем народ и устроим общее собрание. Расскажем парням, как нам предложили их продать, и проголосуем, браться ли тебе за эту пятидолларовую работу, а затем… ну, затем мы попробуем удержать парней, чтобы они не набросились на джентльмена и не расправились с ним прямо здесь, не сходя с места.

«Главный» побагровел от гнева.

– В последний раз предлагаю! – выкрикнул он. – Соглашайтесь либо убирайтесь отсюда!

– Мы как раз и намечали убраться, – сказал Мак.

– Из Торгас-Вэлли убирайтесь! Мы вас вышвырнем отсюда!

– О нет, не вышвырнете. Мы нашли частное владение, где сможем расположиться. Хозяин пригласил нас.

– Врешь!

– Послушайте, мистер, – сказал Мак. – Нам и без того не слишком просто обеспечить вам и вашей охране беспрепятственный и без эксцессов уход отсюда. Не усугубляйте же ваше положение.

– Ну и где, как вы считаете, вам удастся расположиться?

Мак присел на ящик и произнес ледяным голосом:

– Видите ли, мистер, мы собираемся разбить лагерь на ранчо Андерсона. Ваши недоумки-подручные только и мечтают выгнать нас отсюда. Прекрасно. Мы попробуем воспользоваться шансом. Тогда мечтой этих пролаз станет другая – попробовать добраться до Андерсона и отплатить ему. Я вот что скажу вам: если ваши парни тронут собственность Андерсона или причинят вред ему самому, если пострадает хоть одно его плодовое дерево, то это будет сигнал тысяче наших парней, каждому из которых будет выдан коробок спичек. Понятно, мистер? Можете, если хотите, расценивать это как угрозу: тронете ранчо Андерсона, и мы напустим красного петуха на каждый дом, каждый амбар в этой чертовой долине.

В глазах у Мака стояли слезы ярости. Грудь его вздымалась, и казалось, что он готов взорваться криком.

«Главный» резко повернулся к Лондону:

– Видишь, с какими людьми ты вздумал дружбу водить, Лондон? Знаешь, сколько лет дают за поджог?

– Лучше уходите-ка отсюда подобру-поздорову, мистер! – задыхаясь, выдавил из себя Лондон. – Я ведь и убить могу, если не уйдете. Уходите, сейчас же! Пусть он уйдет, Мак! – выкрикнул он. – Ради бога, заставь его уйти!

«Главный» попятился от тяжелого, напиравшего на него тела Лондона. Сунув руку за спину, он нащупал дверную ручку.

– Угроза убийством, – хрипло пробормотал он. Дверь за ним осталась распахнутой.

– У вас нет свидетелей угрозы, – сказал Мак.

За дверью помощники шерифа тянули головы, пытаясь разглядеть за твердо стоящими на своих постах караульными, что происходит.

– Вы идиоты, все вы, – сказал «главный». – Если надо будет, найдутся десятки свидетелей, которые подтвердят все, что я им велю подтвердить. Свое последнее слово я сказал.

Караульные посторонились, давая пройти «главному». Помощники шерифа заняли свои места по бокам от него. Люди стояли, нахохлившись, и молчали, не произнося ни звука. Толпа расступилась, освободив проход для троих шагавших сквозь нее людей, и молча провожала их взглядами, во взглядах этих были недоумение и гнев. Троица горделиво прошествовала к большой стоявшей на углу открытой машине. Сев в нее, они укатили, и люди медленно стали переводить взгляды в сторону открытой двери, ведшей в каморку Лондона. Лондон стоял, прислонившись к притолоке, и выглядел слабым и больным.

Мак встал в дверях и обнял Лондона за плечи. Они стояли, возвышаясь на два фута над головами людей. Мак громко заговорил:

– Слушайте, парни. Мы не хотели говорить вам это, пока они не уберутся, боялись, что вы затопчете их, разорвете в клочки. Эта харя, дубина стоеросовая, прикатила, надеясь уговорить Лондона вас продать в обмен на постоянную хорошую работу, чтоб вы, парни, шли ко всем чертям собачьим.

В толпе раздался ропот, похожий на рычание. Мак поднял руку:

– Не сходите с ума, опомнитесь, подождите минуту. Они сделали попытку подкупить Лондона, но попытка провалилась. А теперь помолчите и послушайте: нам надо сняться с этого места. В нашем распоряжении есть ранчо, где мы сможем обосноваться. Там будет налажен порядок. Только так мы сможем добиться успеха. Каждый должен соблюдать порядок. Парни с машинами погрузят в них женщин и детей, выделят хороший, устойчивый грузовик для скарба. Остальные пойдут пешком. И поаккуратнее. Ничего не ломайте – пока. И не разбредайтесь. Когда закончите погрузку, Лондон соберет комитет.

Едва он кончил говорить, как все зашевелилось. Раздались крики, смех, люди закружились в водовороте дел. Казалось, их переполняет радость, жадная, сладострастная радость. Смех звучал оглушительно. В каморках кипела деятельность: люди вытаскивали и складывали на земле свою утварь – кастрюли, чайники, одеяла, тюки с одеждой. Женщины выкатывали детские коляски. Шесть членов комитета протиснулись сквозь толпу в комнату Лондона.

Солнце поднялось над деревьями и ярко светило, наполняя воздух теплом. За бараками шумно заводились стартеры. Стучали молотки заколачиваемых ящиков. Все вокруг гудело от топота снующих туда-сюда ног, от разноголосицы мнений, возражений, споров.

Лондон, впустив людей, закрыл дверь от шума. Члены комитета сидели молча, серьезные, исполненные важности. Они расположились на ящиках и, сжав руки в коленках, с многозначительным видом уставились в стену перед собой.

Мак спросил:

– Ты не возражаешь, Лондон, если я с ними поговорю?

– Конечно, давай, говори.

– Я это не для того, чтоб корчить из себя командира, – продолжал Мак, – но у меня есть некоторый опыт. Мне приходилось и раньше участвовать в подобных акциях. Может быть, я смогу нащупать и указать вам слабые места, и нам удастся, таким образом, избежать ошибок, способных нас погубить.

– Давай, друг, говори, – сказал один из собравшихся, – мы тебя слушаем.

– Ладно. Сейчас все мы так и кипим жаром. Но вот в чем беда рабочих-сезонников – то кипим и бурлим, как пивной бочонок, а в следующую минуту уже остыли и холодны, как сердце шлюхи. Надо научиться охлаждать жар и разогревать холод. У меня есть предложение. Вы можете обдумать его и, если согласитесь, поставить на общее голосование. Забастовки по большей части оканчиваются неудачей из-за отсутствия дисциплины. Предположим, мы разобьем людей на отряды, каждый отряд выберет отвечающего за него командира. Мы тогда сможем четче организовать работу.

Один из членов комитета сказал:

– Многие из парней прошли армию, и им это было не по нраву.

– Конечно. Потому что воевали они на чужой войне. И офицеров им навязывали. А если они сами изберут офицеров и воевать станут на своей войне – это будет дело другое.

– Большинству никакой офицер не понравится.

– Ну, придется смириться. Без дисциплины нас в два счета раздавят: под зад коленкой – и дело с концом! Если отряду не понравится командир, пусть переводят его в рядовые, а на его место избирают нового. Это будет справедливо. Потом мы выделим командующих сотнями, а над ними будет главный. Обдумайте мое предложение, джентльмены. Часа через два состоится общее собрание. К этому времени мы должны подготовить план.

Лондон поскреб свою тонзуру.

– Что до меня, то мне план нравится. Как только Дейкина увижу, я с ним переговорю.