– Да? – отозвался Джозеф. – Расскажи.

– Как я уже объяснила, дело в беременности. Пока я носила ребенка, мелочи разрастались до гигантских размеров. Я не нашла тропинку, начала продираться сквозь колючие заросли и случайно попала на круглую поляну. Было очень тихо – такой тишины я еще ни разу не слышала. Села возле камня, потому что место казалось невероятно спокойным и давало что-то такое, в чем я тогда остро нуждалась. – Удивительное чувство вернулось: Элизабет поправила волосы; взгляд широко расставленных глаз устремился вдаль. – Я сразу полюбила камень; даже трудно описать. Полюбила больше, чем тебя, ребенка или саму себя. Не знаю, как объяснить. Пока там сидела, я как будто вошла в камень. Ручеек уже вытекал из меня, я стала камнем, а камень – удивительно – превратился в самую сильную, самую дорогую вещь на свете.

Элизабет нервно посмотрела вокруг. Ее пальцы теребили юбку. Событие, которое она собиралась рассказать как забавную историю, снова навалилось на нее с непреодолимой силой.

Джозеф сжал ее суетливую руку и удержал пальцы в неподвижности.

– Расскажи, – повторил он с нежной настойчивостью.

– Должно быть, я провела там немало времени, потому что солнце изменило положение, но мне показалось, что промелькнул миг. И вдруг настроение леса изменилось. Появилось что-то зловещее. – От волнения ее голос зазвучал глухо. – Что-то на поляне стремилось меня уничтожить. Я убежала. Подумала, что огромный камень желает мне зла, и, как только выбралась на свет, сразу принялась молиться. О, я молилась долго!

Джозеф смотрел так, как будто желал проникнуть в каждый сокровенный уголок ее души.

– Почему же ты хочешь вернуться? – спросил он требовательно.

– Разве не понимаешь? – быстро ответила Элизабет. – Причина всех странностей заключалась в моем состоянии. Но до сих пор поляна не выходит из памяти и даже иногда снится. Теперь, находясь в полной силе, я хочу туда вернуться и убедиться, что это всего лишь заросший мхом камень среди сосен, и ничего больше. Тогда он перестанет сниться и угрожать мне. Хочу прикоснуться к нему. Хочу оскорбить, отомстить за то, что напугал меня. – Она освободила затекшие пальцы и потерла, чтобы разогнать кровь. – Ты слишком сильно сжал, дорогой. Больно. Неужели ты тоже боишься этого места?

– Нет, – ответил Джозеф. – Не боюсь. И обязательно отвезу тебя туда.

Он умолк, раздумывая, надо ли передать слова Хуанито о том, что беременные индейские женщины ходили на поляну, чтобы посидеть возле камня, а старики жили в лесу. «Это может ее испугать, – подумал он. – Пусть лучше избавится от страха перед этим местом».

Джозеф подложил в печку дров и шире открыл вьюшку, чтобы усилить тягу.

– Когда хочешь поехать?

– В любое время. Если завтра выдастся теплый день, соберу обед и положу в седельную сумку. О Джоне позаботится Рама. Устроим пикник. – Она говорила с увлечением. – До сих пор у нас с тобой был только один пикник. Помнишь, когда я приезжала сюда еще до свадьбы? Не знаю ничего лучше. Дома, с мамой, мы часто брали еду на Хаклберри-Хилл, а потом, перекусив, собирали ягоды.

– Поедем завтра, – решил Джозеф. – А сейчас мне надо зайти в конюшню.

Проводив мужа взглядом, Элизабет поняла, что он чего-то недоговаривает. «Наверное, по-прежнему беспокоится о дожде», – подумала она; по привычке взглянула на барометр и увидела, что стрелка указывает ясную погоду.

Джозеф спустился с крыльца. Как обычно, направился к дубу, увидел, что тот мертв, и подумал: «Если бы только дерево оставалось живым, я бы знал, что делать. А теперь мне не с кем посоветоваться».

Он пошел дальше, в конюшню, в надежде застать Томаса, однако там было темно. Когда он проходил мимо стойл, лошади тревожно фыркали.

«В этом году запасли много сена», – подумал Джозеф, и на душе у него стало спокойнее.

По дороге домой он посмотрел в темное ясное небо и увидел, что луна окружена бледным кольцом тумана. Однако предвестие дождя выглядело настолько призрачным, что казалось нереальным.

Утром, еще до рассвета, Джозеф снова отправился в конюшню. Вычистил двух лошадей, а в качестве завершающего штриха покрасил им копыта в черный цвет и натер бока маслом.

Вскоре появился Томас.

– Стараешься не на шутку, – заметил он с любопытством. – Собрался в город?

Джозеф втирал масло до тех пор, пока спины и бока лошадей не заблестели.

– Пригласил Элизабет прокатиться. Она давно не ездила верхом.

Томас провел рукой по лоснящемуся крупу.

– С удовольствием составил бы вам компанию, но не могу: есть важная работа. Соберу людей и повезу на реку. Надо выкопать в русле новые ямы. Скоро скоту не хватит воды.

Джозеф повернулся и посмотрел на брата с тревогой:

– Знаю. Но под сухим руслом вода должна сохраниться. Только надо копать на несколько футов в глубину.

– Скоро пойдет дождь, Джозеф. Очень хочется верить. Я устал от постоянной пыли в горле.

Солнце поднялось за тонкой пленкой облака, поглотившей тепло и забравшей свет. Над холмами пронесся резкий холодный ветер, согнал пыль небольшими волнами и смел опавшие листья в аккуратные кучи. Это был одинокий ветер, бесшумно и ровно скользивший по земле.

После завтрака Джозеф вывел оседланных лошадей, а Элизабет вышла из дома в широких брюках, сапогах на высоких каблуках и с готовым, завернутым в салфетку обедом, который собралась упаковать в седельную сумку.

– Возьми теплый жакет, – посоветовал Джозеф.

Она посмотрела на небо.

– Наконец-то пришла зима, правда? Солнце потеряло силу.

Джозеф помог ей подняться в седло. Элизабет рассмеялась от радости и с нежностью похлопала ладонью по плоской передней луке.

– Как приятно снова прокатиться верхом. Куда направимся сначала?

Джозеф показал на небольшой пик на восточном гребне прямо над сосновой рощей.

– Если доберемся туда, то сможем взглянуть на Пуэрто-Суэло. Увидим океан и верхушки секвой.

– Как хорошо чувствовать ход лошади, – повторила Элизабет. – Я скучала по движению, хотя и не осознавала этого.

Мелькающие копыта поднимали мелкую белую пыль. Пыль повисала в воздухе и оставляла за всадниками след, похожий на дым поезда. Они ехали по покрытому редкой рыжей травой отлогому склону, время от времени быстрым движением преодолевая пересохшие промоины.

– Помнишь, как в прошлом году здесь текли потоки? – спросила Элизабет. – Скоро опять будет так же.

Вдалеке, на склоне холма, они увидели мертвую корову, почти целиком покрытую медлительными прожорливыми грифами.

– Надеюсь, не поедем с подветренной стороны, – поморщившись, заметила Элизабет.

Джозеф отвернулся от мерзкого пира.

– Хищные птицы не дают мясу испортиться. Однажды я видел, как стервятники окружили умирающее животное, дожидаясь момента смерти. Они точно знают, когда этот момент наступит.

Склон стал круче. Скоро они въехали в шуршащие заросли шалфея – темного, сухого, лишенного листьев. Хрупкие побеги казались мертвыми. Через час поднялись на вершину и оттуда действительно увидели треугольник океана – не голубой, а серый словно сталь. На горизонте тяжелыми бастионами поднимались валы тумана.

– Привяжи лошадей, Джозеф, – попросила Элизабет. – Давай немного посидим. Я так давно не видела океана. Иногда просыпаюсь ночью и пытаюсь услышать шум волн, туманную сирену маяка и звон колокольного буя возле Чайна-Пойнт. Представляешь, я иногда слышу их! Должно быть, эти звуки проникли глубоко в мою душу. Да, иногда я слышу. А еще помню, как по утрам, в тишине, шлепали веслами рыбацкие лодки и доносились голоса перекликавшихся людей.

Джозеф отвернулся.

– Мне это незнакомо.

Ее детские воспоминания казались ему невинной ересью.

Элизабет глубоко вздохнула.

– Когда представляю эти звуки, начинаю скучать по дому. Эта долина захлопнулась словно ловушка. Кажется, что уже никогда не удастся отсюда выбраться, услышать настоящие волны и звон колокола на буе, увидеть, как парят на ветру чайки.