Женственный облик гор напомнил об Элизабет. Джозеф спросил себя, что она сейчас делает. Он не думал о жене с того самого момента, как увидел стоявшего возле фонаря Томаса, а сейчас успокоил себя мыслью о том, что Рама сделает все необходимое.

Длинный пологий склон закончился; начался более крутой и трудный подъем. Клочок уже не радовался прогулке и не развлекался, а шел сосредоточенно, низко опустив голову. С каждым шагом острые сосны становились все выше и все упрямее вонзались в небо. Возле тропинки журчал спешивший вниз, в долину, ручей, и вдруг путь преградила сосновая роща. Черная стена выросла прямо на дороге. Джозеф свернул направо и попробовал вспомнить, далеко ли до ведущей на поляну широкой тропы. Клочок нервно заржал, остановился как вкопанный и упрямо встряхнул головой. Джозеф попытался направить его по тропе, однако конь наотрез отказался повиноваться. Удар шпорами лишь заставил его попятиться и упереться передними ногами, а хлыст подействовал еще хуже: Клочок развернулся и бросился вниз по склону. Джозеф спешился и взял коня под уздцы, однако тот решительно отказался двигаться. Мускулы на его шее дрожали.

– Хорошо, – сдался Джозеф. – Жди здесь. Не знаю, что тебя пугает, но Томас тоже этого боится, а он понимает природу куда лучше меня.

Он снял с передней луки веревку, обернул вокруг ствола молодого дерева и завязал на два узла.

Петлявшая между сосен тропа тонула во тьме. Даже небо терялось в плотном переплетении веток. Джозеф шагал осторожно, соразмеряя каждый шаг и ощупывая пространство вытянутыми руками, чтобы не наткнуться на ствол. Глубокую тишину нарушало лишь тихое бормотанье невидимого крошечного ручейка. Потом впереди появилось небольшое серое пятно. Джозеф опустил руки и быстро зашагал к цели. Ветки сосен шевелились под ветром, который не мог проникнуть в лес на равнине, но тревожил сосны на вершине хребта, рождая не звук и не вибрацию, а нечто среднее. Джозеф пошел осторожнее: дремлющая роща дышала страхом. Бесшумно ступая по мягкому хвойному ковру, он наконец добрался до круглой поляны – наполненного частицами света и накрытого тусклым куполом неба серого пространства. Свежий ветер неспешно шевелил кроны сосен, и иголки тихо свистели. Огромный камень в центре казался темнее стволов деревьев, и лишь светлячок безмятежно мерцал голубой точкой.

Приближаясь к камню, Джозеф испытывал тот же смутный, почти суеверный страх, который заставляет маленького мальчика с опаской обходить алтарь в пустой церкви: вдруг какой-нибудь святой поднимет руку или Христос на кресте вздохнет и застонет? Так и Джозеф держался в стороне, не отводя от камня напряженного взгляда. Светлячок исчез за выступом и погас.

Шорох нарастал. Круглое пространство наполнилось жизнью и скрытым движением. Джозефу показалось, что волосы на голове встали дыбом.

«Сегодня здесь обитает зло, – подумал он. – Теперь я понимаю, чего испугался конь».

Он вернулся в тень деревьев, сел и прислонился спиной к стволу, а вскоре ощутил слабую вибрацию земли.

– Я здесь, сеньор, – послышался рядом тихий голос.

Джозеф вздрогнул и едва не вскочил.

– Ты испугал меня, Хуанито.

– Знаю, сеньор. Вокруг так тихо. Здесь всегда тихо. Слышны звуки, но они доносятся снаружи. Пытаются проникнуть сюда, но не могут.

Они немного помолчали. Джозеф различал лишь черную тень на темном фоне.

– Ты просил прийти, – проговорил он.

– Да, сеньор, друг мой. Не позволю сделать это никому, кроме вас.

– Что сделать, Хуанито? Чего ты от меня ждешь?

– Того, что вы должны сделать, сеньор. Принесли нож?

– Нет, – с недоумением ответил Джозеф. – У меня нет ножа.

– Тогда дам вам свой, складной. Тот, которым метил телят. Лезвие короткое, но в правильном месте сгодится. Я покажу, где находится правильное место.

– О чем ты, Хуанито?

– Бейте, держа лезвие горизонтально, друг мой. Тогда оно пройдет между ребрами и достанет до сердца. Сейчас покажу, куда надо метить.

Джозеф встал.

– Неужели ты хочешь, чтобы я убил тебя, Хуанито?

– Вы должны это сделать, друг мой.

Джозеф придвинулся ближе, постарался рассмотреть его лицо, но так и не смог.

– Почему я должен тебя убить, Хуанито?

– Я зарезал вашего брата, сеньор. Вы мой друг. А теперь должны стать моим врагом.

– Нет, – возразил Джозеф. – Здесь что-то неправильно.

Он умолк в растерянности, потому что ветер покинул деревья, а тишина наполнила поляну словно густой туман – так что голос раздавался в воздухе чуждым звуком. Джозеф сомневался. Часть слов он произносил шепотом, но даже при этом его речь тревожила поляну.

– Что-то неправильно. Ты же не знал, что это мой брат.

– Надо было посмотреть, сеньор.

– Но даже если бы знал, ничего бы не изменилось. Тобой двигала природа, и ты сделал то, чего она потребовала. Это естественно и… все кончено.

Хотя на поляну уже проник серый свет зари, Джозеф все равно не видел лица Хуанито.

– Ничего не понимаю, сеньор, – обреченно произнес Хуанито. – Это хуже, чем нож. Удар принес бы огненную боль, но потом все прошло бы. Я был бы прав, и вы тоже поступили бы справедливо. А так не понимаю. Как будто тюрьма на всю жизнь.

Теперь уже между деревьями пробивался свет, и двое мужчин стояли словно черные свидетели.

Джозеф взглянул на камень в поисках силы и знания. Увидел грубую, неровную поверхность и заметил серебряную нить там, где по поляне тек ручей.

– Это не наказание, – проговорил он наконец. – Не в моей власти тебя наказывать. Возможно, если сочтешь необходимым, ты должен будешь сам себя наказать. Поступишь в соответствии с инстинктом своей породы – точно так же, как молодой пойнтер показывает, где прячется птица, потому что подчиняется голосу породы. А у меня нет для тебя наказания.

Хуанито подбежал к камню, зачерпнул из ручья воды, напился из ладоней и быстро вернулся.

– Хорошая вода, сеньор. Индейцы уносят ее с собой, чтобы пить во время болезни. Говорят, она выходит из самого центра мира.

Он вытер губы рукавом. Теперь уже Джозеф различал черты его лица и небольшие пещеры глаз.

– Что будешь делать? – спросил Джозеф.

– Сделаю то, что скажете вы, сеньор.

– Слишком многого от меня требуешь! – сердито крикнул Джозеф. – Делай что хочешь!

– Но я хотел, чтобы вы меня убили, сеньор.

– Вернешься на работу?

– Нет. – Хуанито решительно покачал головой. – Могила неотомщенного человека окажется слишком близко. Не смогу там быть до тех пор, пока кости не очистятся. Уеду на время, сеньор. А когда кости станут белыми, вернусь. Память о ноже исчезнет вместе с плотью.

Внезапно горе нахлынуло с такой силой, что Джозеф едва не задохнулся от боли.

– Куда же поедешь, Хуанито?

– Знаю место. Возьму с собой Вилли. Поедем вместе. Там, где есть лошади, всегда найдется работа. Если буду помогать Вилли отгонять сны об одиночестве и злых людях, выходящих из пещеры, чтобы его разорвать, наказание покажется не таким тяжелым.

Он быстро зашел за сосну и скрылся, лишь из-за стены деревьев донесся голос:

– Здесь моя лошадь, сеньор. Вернусь, когда кости очистятся.

Спустя мгновенье донесся скрип стремени, а следом послышался глухой стук копыт по сосновым иглам.

Небо посветлело, и высоко над центром поляны повис маленький кусочек огненного облака. Однако сама поляна все еще оставалась серой и мрачной, а в середине печально дремал огромный камень.

Джозеф подошел и провел ладонью по толстому слою мха.

«Из самого центра мира, – подумал он и вспомнил, как ласково и скромно течет ручей по поляне. – Из сердца мира». Он заставил себя повернуться спиной к камню и медленно пошел прочь – туда, где оставил коня. А когда поехал вниз по крутому склону, за спиной встало солнце и вспыхнуло в окнах домов. Желтая трава блестела от росы, но холмы уже скудели, дряхлели и готовились к зиме. Небольшое стадо молодых волов наблюдало за хозяином, медленно поворачиваясь, чтобы не терять его из виду.