По договору в Кале король Франции обязался в самых ясных выражениях не осуществлять никаких суверенных полномочий в Аквитании до полного отказа от них в установленном порядке. Если бы Карл V удовлетворил апелляцию, он бы отказался от договора. За этим, как он знал, неизбежно последовала бы война. Задержка с реакцией на апелляцию Арманьяка была вызвана главным образом необходимостью заручиться поддержкой столь смелого шага среди членов его семьи и советников, а также подготовить управление общественным мнением за рубежом. Юридические вопросы были необычными и сложными. Может ли суверенный государь отказаться от своего суверенитета? Если король Франции все еще номинально являлся сувереном на юго-западе, имел ли он право отказаться рассматривать апелляцию своего подданного? Истекло ли обещание не осуществлять суверенные полномочия, когда прошло время для отречения от них? Могли ли Эдуард III и принц Уэльский ссылаться на договор, когда их подданные все еще вели войну во Франции, нарушая его? По всем этим вопросам в течение следующего года должно было состояться много научных дебатов, и в свое время юридические факультеты ведущих университетов Европы должны были высказаться по этим вопросам[943]. Но решение Карла V никогда не зависело от ответов на них. Это был политический расчет. Если бы апелляция графа была отклонена, он признал бы отказ от полномочий своей короны в герцогстве и отказаться от договора впоследствии было бы сложнее. Он также потерял бы возможность противостоять принцу Уэльскому при поддержке некоторых из самых влиятельных подданных принца. Проблемы принца в Аквитании возникли не по вине Карла V, но он не мог позволить себе отвернуться от них.

Прошло шесть недель, и давление на Арманьяка усилилось. Поступали сообщения о планах принца по принудительному взысканию фуажа. Говорили, что он набирает войска для похода против непокорных дворян. Ходили упорные слухи, что он предложил земли графа Арманьяка Оливье де Клиссону. В Париже Арманьяк потребовал четкого ответа от французского короля. 30 июня 1368 года, когда Великая компания двигалась через Гатине к Парижу, а по всему Иль-де-Франс собирались войска для защиты столицы, состоялось важное заседание королевского Совета, чтобы, как позже выразился Карл V, "успокоить совесть короля". На Совете присутствовали все главные гражданские и военные офицеры королевства, а также многие члены королевской семьи и представители дворянства. Они постановили, что король должен принять апелляцию графа к рассмотрению. Сразу же после заседания Совета король заключил тайное соглашение с Арманьяком, его сыном Жаном, Арно Аманье и Бераром д'Альбре, а также Аршамбо, графом Перигора. Этот документ выходил далеко за рамки роли бескорыстного судьи, которую Карл V играл публично. Он обещал принять апелляцию от Арманьяка и его сына, а также любые аналогичные апелляции, которые могут быть поданы другими. Он обещал, что не будет отказываться от суверенитета, требуемого договором в Кале, без согласия апеллянтов. А они, со своей стороны, согласились не отказываться от своих апелляций и не договариваться с Эдуардом III и принцем без согласия короля Франции. Переходя к войне, которая, как они все знали, последует, апеллянты согласились сражаться за короля Франции в провинциях, граничащих с Аквитанией. В пределах герцогства король обязался защищать их силой оружия, если принц нападет на них или их владения. "Поскольку они подали апелляцию, они находятся в подданстве короля Франции", — как позже Карл V заявил королю Англии. После подписания соглашения Карл V назначил графу Арманьяку огромную пенсию в размере 100.000 золотых франков в год. Он также щедро одарил его землями на юго-западе, большую часть которых он должен был отвоевать у принца Уэльского и его подданных[944].

За решением принять гасконские апелляции последовал интенсивный раунд дипломатической деятельности, поскольку Карл V занялся укреплением своих границ, готовясь к войне. Через несколько дней после судьбоносного заседания Совета 30 июня послы Карла V отправились в Кастилию с предложениями денег и войск, чтобы Энрике Трастамарский смог завершить уничтожение Педро I. 21 ноября 1368 года в лагере претендента в Толедо, когда он все еще вел длительную осаду главного гарнизона Педро I в центральной Кастилии, был подписан официальный союзный договор. Договор предусматривал создание совместного атлантического военного флота, состоящего из десяти французских парусников и двадцати кастильских галер, который должен был действовать против английских владений на юго-западе Франции в 1369 году. Взамен Карл V предложил отправить Бертрана дю Геклена обратно в Кастилию с небольшой армией латников. Бертран, который уже начал набирать людей в Лангедоке, прибыл туда с 600 кавалеристами в начале февраля 1369 года. Он участвовал в битве при Монтьеле 14 марта 1369 года, когда армия Педро I была разгромлена и рассеяна при попытке снять осаду с Толедо; а через несколько дней после этого присутствовал при знаменитой схватке братьев в шатре, когда Энрике Трастамарский боролся с Педро I и убил его собственными руками.

говорит монах из поэмы Чосера. За личной трагедией скрывалась серьезная политическая неудача Эдуарда III и принца, которые обнаружили, что на южной границе Аквитании появилась враждебная держава, а крупнейший военный флот Атлантического побережья перешел на службу к их врагам. Всего за несколько недель до смерти Педро I министры Эдуарда в Вестминстере отказались вмешиваться в спор кастильского короля с принцем Уэльским и отреклись от своего недавнего союзника[945].

Эдуарду III было суждено испытать еще большее унижение во Фландрии, гораздо более важной для него территории, где он когда-то имел твердые позиции. Несмотря на номинальную верность графа Людовика Мальского дому Валуа, Эдуард III на протяжении целого поколения сохранял поддержку городов и большей части дворянства Фландрии. В октябре 1364 года, что, возможно, стало высшей точкой успеха Эдуарда III на европейском континенте, Людовик Мальский в ходе длительной встречи с английским королем в Дуврском замке согласился выдать Маргариту, своего единственного ребенка, замуж за пятого сына Эдуарда — Эдмунда Лэнгли, графа Кембриджа. Маргарита была самой ценной невестой Западной Европы, наследницей не только территорий своего отца во Фландрии, но и Артуа и имперского графства Бургундия, принадлежавшего ее бабушке. Этот брак сделал бы Эдуарда III величайшим государем Северной Европы и создал бы сеть подконтрольных Англии территорий вокруг северных и восточных границ Франции. Но этому не суждено было случиться. Эдмунд и Маргарита, как и почти все княжеские особы, состояла в запрещенных для брака степенях родства. Поэтому требовалось специальное папское разрешение. Обычно это было формальностью. Но, несмотря на интенсивное лоббирование со стороны сменявших друг друга английских агентов, Урбан V отказал в этом. Заявив, что находит в этом браке "опасность для их душ, пагубный пример для других и скандал для многих", он в конце концов аннулировал обручение пары и объявил, что они могут свободно искать себе супругов в другом месте. Один из ранних биографов Папы писал об этом решении, что Папа мог совершенно правильно отказать Эдуарду III в том, что он даровал другим, не имея лучшего духовного обоснования, потому что право давать послабления для брака было вопросом "милости, а не справедливости". Затем, возможно, чувствуя, что требуется более веская причина, он добавил, что "если бы английская династия, уже столь могущественная, преуспела в этом, она бы окружила большую часть французского королевства. Либо Франция была бы поглощена англичанами, либо начались бы бесконечные беды, волнения, войны и раздоры". Снова стало естественным, как и до побед Эдуарда III, рассматривать Францию как краеугольный камень Западной Европы, чьи интересы можно отождествлять с интересами христианства. Эдуард III проглотил свое разочарование и пошел на следующий шаг — политический союз с Людовиком Мальским. Но договор, заключенный в мае 1367 года, не дал английскому королю ничего ценного, кроме обязательства Людовика, чего бы это ни стоило, не позволять использовать графство в качестве базы для военных операций против Англии[946].