Мой вампир умер. Все. Нет его. Странно, что жаба не бьется в конвульсиях.

– Мое, – мрачно квакнула она, угрюмо насупившись. Ну правильно, он продолжает жить в моей памяти, в моем сердце, как бы избито и банально это не звучало.

От мужа у меня теперь осталось только кольцо, которое я так и не смогла снять. Просто одолжила вязаные перчатки с обрезанными пальцами у мистера Вероны, готового за свое спасение отдать мне вообще все, вплоть до внутренних органов, траченных гадиной. Спасибо, конечно, но мне только перчатки. Не в кожаной же красоте пользовать больных! К тому, как оказалось, лечение работало только при контакте кожа к коже. Сейчас я стащила такую варежку с правой руки, уставившись отечными щелочками глаз на ставший совершенно прозрачным, как хрусталь, камень. Если этот перстень и был маяком, то со смертью императора им вряд ли кто-то еще сможет воспользоваться. Впрочем, будь даже это так, вампиру он не помог. А его родственники меня, кажется, и не искали. Я нужна была лишь императору, а с его смертью и вовсе на хрен никому не упала. А может, и он не искал? Получил, чего добивался, разочаровался и вздохнул свободно, обнаружив пропажу проблемной супруги? Наследник же есть уже. А вдруг я забеременела? У меня аж в висках заломило. Да не, это был бы полный зашквар со стороны Арданы, не могло мне настолько не повезти. С другой стороны, у меня осталась бы маленькая частичка любимого… Нет, нет, я собираюсь вернуться домой, ребенок намертво привяжет меня к Ардане, он не сможет жить на ТОЙ стороне. Нет.

От мыслей о собственной никчемности отвлек скрип двери.

– Ну, что ж, Цыпа. Даже если ты не успела к нему толком привязаться, стать вдовой через день после свадьбы – это Куонова задница. В соревновании неудачников ты меня сделала, как сопляка, – Ник присел на мою кровать, я непроизвольно скрутилась эмбрионом вокруг его худого тела в поисках живого тепла, прислонившись зареванной щекой к бедру. – Куондец, ты страшная сейчас, конечно, прости за прямоту. И как он на тебя купился?

– Это я виновата в его смерти, Ник. Я как паучиха. Знаешь, в моем мире есть такой вид пауков, называется каракурт, а в народе «Черная вдова». Очень ядовитый. И, кстати, небольшого размера. Более чем уверена, что каракурты не виноваты в своей природе и убивают тех, кого считают угрозой, защищаясь, ну и чтобы поесть. Словом, они не злодеи, но вызывают страх. И я такая же. Те, к кому я привязываюсь, все умирают. Это так страшно, Ник! – я готова была начать давиться новой порцией сухих рыданий. – Хотя, честно говоря, вот сейчас я даже удивлена своей реакции. Раньше все было гораздо более… более. Мне хотелось кричать и взорвать все вокруг себя! А сейчас внутри меня космос и абсолютный минус. Я опустошена, высушена. Я как скелет. Ник, вампиры выжрали мои эмоции до дна!

– Вовсе нет, эмоции – неисчерпаемый ресурс, малышка, все восстановится. И не вздумай себя ни в чем винить! Ты же с ТОЙ стороны, знаешь, кто появляется в океане, когда человек с ТОЙ стороны страдает от чувства вины и тоски?

– Кто?

– Огромные морские змеи. Страшные чудовищные многоногие твари, которым Ласточка на один укус. То есть на один удар щупальца. И от них мы вампирьим вином точно не откупимся. Я однажды пробовал, клянусь! – он слегка расслабился, потому что я тихо захихикала сквозь слезы, представив эту картину. – Тварь бутылку все-таки взяла и прицельно разбила о голову мистера Бинса, я еле успел пригнуться!

– Врешь! – уличила я его, постепенно успокаиваясь.

– Вру, – нисколько не смутился капитан, – но про змеев – чистая правда, в Залтане вроде бы даже музей какой-то на эту тему имеется, я лично туда пару занятных скелетов привозил. За большие деньги, конечно.

– Расскажи! – попросила, устраиваясь поудобнее и отлепив, наконец, опухшее от слез лицо от уже насквозь промокшей штанины.

– Вставай, сонная лощина, мы отправляемся на поиски пропитания для команды из десяти бравых голодных мужиков и одного прожорливого чудовища! – орало в моей комнате возмутительно бодрым голосом Ника.

– А? Чо, в смысле… Какого чудовища? – смогла я вычленить нечто более-менее связное из его речи и отчаянно зевнула. – Десяти мужиков и… это что, я, что ли, чудище?! – от такого неприкрытого хамства я моментально проснулась и зарядила в нарушителя моего душевного спокойствия плотной перьевой подушкой. – Ну, ты и гад, Ник Чайка!

– Не без этого, Цыпа, на том и стою! – весело подмигнул он, сдул с бороденки куриное перышко и исчез за лишь номинально запирающейся дверью. То есть замок в ней как бы был, но швабра под ручкой, упертая вторым концом в пол, была бы эффективнее, пожалуй.

Собралась я быстро. Когда нечего собирать, все действие, по сути, сводится к чистке зубов. Кстати, гальюны на корабле были неожиданно дорогими, снабженными всеми положенными устройствами и артефактами. Один для капитанской половины, содержащий не только раковину и унитаз, но и вполне приличный душ, правда, без шторки, и второй для остальной команды, спрятанный в глубине трюма. Где-то в киле, как я поняла мистера Бинса, проникшегося ко мне после исцеления команды, самыми восторженными чувствами, была полость, где скапливались эти все дурнопахнущие вещи. Поэтому у корабля было ограниченное число работников и пассажиров. В дальнейшем отходы либо откачивались в ближайшем порту и шли на нужды сельского хозяйства, либо в плавании служили одним из средств психологической защиты от других пиратов и тварей. Последние, будучи по сути отходами эмоционального фона Земли, тяжело переносили контакт с отходами физическими, и их эффективно отпугивала буквально капля дерьма.

Твою ж мать, знай я это, в туманника достаточно было бы кинуть какашкой, чтобы никто не пострадал!

Такое распределение ресурсов сразу наводило на мысли о том, насколько дорога Нику Чайке его пятая точка, раз о ее комфорте он так побеспокоился.

Город Азалон против Залтана был что среднестатистический районный центр России против столицы. Вблизи порта, да чего там, практически в самом порту имелся огромный рынок. Торговые пошлины и наценки были минимальными, ведь товары еще не успели пересечь ту невидимую черту, за которой их цена вырастала чуть ли ни вдвое. Этакий дьюти-фри на средневековый лад. Длинные торговые ряды сменялись чередой разномастных палаток и наоборот. Торговцы всех рас одинаково мельтешили, кричали и усердно зазывали каждого нового покупателя. Им не мешал ни прошедший Конец года, ни уже объявленный по всей стране траур по безвременно почившему императору, ни мерзопакостная погода, состоявшая из холодного мелкого дождя и пронизывающих порывов ветра. Она словно бы шептала «Поди прочь, в тепло, налей и выпей…». Многие, кстати, следовали этому совету, все харчевни были забиты под завязку. Но и на свежем воздухе оставалось чересчур много желающих продать или купить.

Со мной и Ником за покупками отправился корабельный кок: солидный и коренастый оборотень-рысь, мистер Густавссон. Он был гораздо больше похож на капитана, чем сам капитан. Степенный, спокойный, с суровым взглядом, он шествовал по торговым рядам флагманским судном, а мы с Ником уныло плелись в арьергарде.

К Нику мистер Густавссон обращался только «Кэп», соблюдая субординацию, на самом деле жестко подавляя его своим немаленьким животом и авторитетом. Я представляла его внутреннего зверя как нечто ленивое и наверняка шарообразное. Которое вместо «я на охоту» буркнет «я спать». Я с ними вообще шла в качестве денежного мешка, ещё вчера предъявив Чайке список необходимых покупок, где главное место занимала аптечка и средства гигиены для всей команды. Мыло. У нас будет много мыла..

Ник ныл, что его киль лопнет от такого количества воды, но соглашался, что команда, у которой в штанах ничего не чешется, бегает по реям куда охотней и быстрей. Он даже удивился с утра их прыти, когда мы покинули таможенные доки и разместились у небольшого частного причала чуть в стороне от главного порта. Потому что «а на кой Куон нам в порту светиться? Тем более я там всем денег должен…». И почему я не удивлена?