Моя комната. Мой любимый дом. Теплые светлые обои в едва заметную полоску. Плотные контрастные шторы из грубой ткани задернуты наполовину, но солнце перевалило за крышу дома, так что в комнате темновато. Мой рабочий стол, книги, памятные вещи, игрушки – все на своих местах. Кроме моей любимой уютной кроватки. Ее нет. Зато появилось кое-что новое. Стойка с мерно пиликающим монитором. Этот звук странно успокаивает. Пара металлических коряг для капельниц с висящими на них растворами. Баллон, от которого к лежащему на функциональной кровати с бортиком тельцу, высохшему, как мумия, тянутся зловещего вида трубки. Я снова смотрела на все из прозрачного пузыря, висящего в углу комнаты так, что входная дверь была мне не видна.

– Проходи, Вера, я рада, что ты приехала, – тихий голос мамы резал перепонки пилой. – Присаживайся, побудь, пожалуйста, с дочкой, я пока приготовлю нам чай. Доктор сказал, с Дианочкой надо беседовать. Поговори, попробуй рассказать, как дела в группе, она же так вас любит, только и было на каникулах разговоров, что о вас, вы мне как родные уже стали, – тут мама всхлипнула и исчезла, негромко притворив дверь.

Возле кровати тихо встал стул, на который бесшумно опустилась Верка. Она некоторое время осматривалась, считывала показания монитора, потом осторожно коснулась моей руки.

– Диан… – было заметно, что девушка борется с собой, чтобы говорить, а не плакать. – Привет. Выглядишь на редкость дерьмово, – и попыталась улыбнуться. Мы с ней всегда нечто подобное друг другу говорили при встрече. Типа «привет, сегодня ты похожа на носок бомжа». Это казалось нам смешным, и вся группа ждала, какими любезностями мы обменяемся при новой встрече.

– Диан, прости, – она не выдержала и повалилась на кровать, уткнувшись лицом куда-то в подмышку коматозному телу. – Это же я во всем виновата! Я позвала тебя на свою дачу, чтоб она сгорела совсем, а ты потерялась! Прости меня, пожалуйста! Будь он проклят тот день, когда я это придумала! Прости!

– Эй, Вера-Вера, прекрати! Ты что тут устроила?! Ни в чем ты не виновата, и я уже тебе много раз об этом говорила! Ну-ка, успокойся, с ней нужно говорить о хорошем, пойдем, чаю выпьем, и посидим с ней еще. Только чур не реветь! – моя мама всегда легко успокаивает других, зато на ровном месте может разрыдаться сама.

Комната опустела, и о том, что здесь были гости, напоминал только забытый у кровати стул.

Такие сны изредка приходили ко мне, наверное, чтобы я не забывала о своей цели. Я должна вернуться домой. Не погибнуть, не сгинуть, не успокоиться и начать новую жизнь, а найти способ и вернуться. Объехать все континенты, хоть даже до Австралии местной добраться, Темными вратами называемой, но вернуться домой. Кажется, в последний раз я видела сон о маме так давно… Но не прошло ведь и недели. Всего неделя! А я уже невеста, жена, вдова, беглянка, Цыпа и, разумеется, «овца тупорогая» со слов одного вредного волчонка.

Проснулась я с лицом мокрым от слез. И даже с плащом мокрым от слез. Немножко, там, где я упиралась подбородком. Ник по-прежнему храпел внутри вонючего пирожка из одеяла, но я всем существом чувствовала, что это уже просто сон, а не откат.

Тело затекло и чуть ли ни скрипело протестующе, когда я попыталась разогнуться. Уютный калачик, скажу я вам, так себе поза, если это не длинная ночь, и тебе надо вставать и куда-то идти. Если мы тут застряли все равно, может, стоит попросить Илию устроить концерт? Последний раз в замке вампира мне очень понравились местные фольклорные песни, я бы с удовольствием услышала их снова. А, может, и потанцевала бы. Под гитару же можно потанцевать? А то так грустно стало после сна, что удавиться хочется. В такие моменты я понимаю Ника Чайку и его непреодолимое стремление отключить мозг, отравить его, заставить перестать мучиться размышлениями.

Но моя идея явно запоздала. Поскольку возле капитана я провела большую часть дня, солнце уже опустилось в океан. Правда, его и до этого не особо было видно за облаками, но теперь на улице стало совсем темно. К ветру добавился снегопад. Точнее, снежная крупка, которая неприятно колола лицо и глаза, когда ветер бросал ее горстями навстречу. Интересно, а вот такую поганую погоду Ник смог бы усмирить?

«А на хера, братиш?» – зевнул внутри Валера. – «Это все равно, что электрический заряд копить – рванет потом так, что жопа треснет. Пусть себе злится, че она может сделать? Погода, в смысле. А ты отдохни, че-то ты бегаешь, как белка под ЛСД, а толку нет.».

А и в самом деле, никто же не писает против ветра, и мы не будем.

Каюта встретила меня тишиной, чистотой и сопением спокойно спящей Нинель. Рядом с ней лежала книга, которую Ли читала вчера вечером. Я не удержалась и подсмотрела название: «Грибной самогон или Новая жизнь мухомора. Способы изготовления, дистилляции, выстаивания». Прикольно, конечно, но зачем? Полезный навык на случай, если голос пропадёт?

Из-под пола раздавались звуки, наводящие мысли о сельской дискотеке. Это когда колонок нет, но есть гармошка и энтузиазм народа, готового любую подходящую кастрюлю превратить в шумовой инструмент. Внизу топали, хлопали, гикали и улюлюкали. И сильный девичий голос выводил что-то разухабистое типа «ка-кой был ласковый мужик, мне с ним всю ночь так сладко было!».

Оставив куртку в каюте (свински бросив ее на полку-кровать, ага!), я устремилась навстречу неудержимому веселью. В камбузе было шумно, жарко и весело. Вот не пьяно весело, а пока что просто весело. Мужики кто просто сидел и хлопал, кто изображал аккомпанимент, кто – подтанцовку исполнительнице, но равнодушных не было точно. На столе стояли простые закуски, холодное мясо, рыба, которую мы купили с вампиршей, фрукты, овощи, сыр и несколько бочонков пива. Как королева посреди толпы челяди, в центре стояла многократно уже упомянутая бутыль самогона. Гордо и непоколебимо держала она внутри себя мутную опалесцирующую жидкость, которую отважились попробовать только самые смелые, судя по малому убыванию объема.

– А как зовут, спросить забыла!

Звонким аккордом закончила веселую песенку Илия, вызвав шквал аплодисментов благодарных зрителей.

– Мальчики, перерыв, мне надо горлышко промочить! – отдала она фактически команду, и эти морские черти, сиречь, отчаянные пираты и «сорвиголовы» послушно, как ягнята за маткой, вернулись за стол к своим кружкам-подружкам. Один только мистер Густавссон стоял у разделочного стола с воинственно торчащей свеклой, тьфу ты, бородой и вытирал слезы, выступившие не то от умиления, не то от лука. В котле что-то многообещающе шкворчало, поднимая настроение и обещая сытный ужин. Ни дать, ни взять, новогодний корпоратив! Веселье в самом разгаре, горячего еще не было, и бухгалтерия с отделом кадров на столы пока не залезали.

Ли грузновато подсела ко мне, и у меня сразу появилось подозрение, что все усилия по опустошению царь-бутылки принадлежат ей одной. Мужички скромно потягивали пиво, чокаясь и провозглашая громкие тосты за «талантище» и «раскрасавицу» Илию. А вот раскрасавица, похоже, поставила себе сверхзадачу утопить в самогоне какую-то грызущую душу печаль. Что-то день пьянства какой-то сегодня получается.

– Знаешь, что мне сказала Эль, когда мы ушли в каюту? – глаза Ли сияли, как штормовые волны под луной. – Я, говорит, знаю, что папа йядом, – изобразила она легкое искажение речи дочерью. – Как же мне плохо без него, Диан! Как же хочется иногда с разбегу в волны… но у меня есть Нинель, и она заставляет жить дальше. – окружающие нас не слушали. Тем более, что легкое опьянение вампирши можно было угадать только по глазам, тогда как речь оставалась ровной и совершенно трезвой.

– Мне так жаль… – это все, что я смогла выдавить. Психолог из меня такой же аховый, как и дипломат.

– Не стоит, – спокойно ответила она, глотнув содержимое кружки. – Будешь?

– Не-не-не, я лучше пиво, – ага, никто нас не слушал. Под носом у меня, как по волшебству, тут же оказалась полная посудина с пышной белой шапкой, плеснувшей на стол при движении. – Ой. Спасибо.