Вытираю разом вспотевшие ладошки об зеленую ткань униформы. На мгновение меня пронзает уверенность, что я нахожусь в психушке, где все, включая медицинских работников, посходили с ума.

Что делать совершенно не понятно, вопреки уверениям доктора.

А вдруг то, что подходит орку, не подойдет эльфу? Ведь у людей и орков разные лекарства и разные способы лечения!

Прижимаясь к каталке вплотную, осторожно промываю раны больному, у которого здорово обгорела левая рука и бок. Процедура болезненная даже с обезболивающим. А уж без медикаментов — натуральная пытка. Повезло, что парень в отрубе.

Коридоры в старом здании довольно узкие, никак не предназначенные для установки целого ряда коек. Поэтому во время процедуры меня то и дело задевает пробегающий мимо персонал.

— Тысяча извинений, Сарт!

— Ох, я не специально!

— В тесноте, да не в обиде!

С трудом очистив раны в обстановке веселой домашней кутерьмы, верчу в руках тюбик с мазью. Теперь меня не отпускает чувство, что вот-вот произойдет нечто неправильное. Непоправимое.

Повинуясь орущему в голос инстинкту, откладываю мазь на каталку. Вытаскиваю из кармана сотовый и набираю номер подруги.

— Виол, ты же проходила пару недель интернатуры в центральном Эльфтауне, да?

— Ну да, а что?

— Ты случайно не знаешь, можно ли эльфам обрабатывать раны от ожогов по оркскому протоколу?

— Случайно знаю, — смеется та. — Представь, какое совпадение! Когда я там работала, в соседнем крыле случился пожар. Мне доверили обрабатывать раны одной словоохотливой медсестре… Короче, слушай! Если в основе мезопанин, то такая мазь эльфам подойдет. Если белоцвет, то ее нельзя. У эльфов с белоцветом категорическая несовместимость. Сразу анафилактический шок, труповозка и все дела. Еще вопросы? А то мне пора бежать…

Проверяю мазь. В составе значится белоцвет.

Святые орки!

Еще чуть-чуть — и парень бы умер!

Приходится снова обратиться к медсестре, выдающей препараты, с просьбой выдать правильный аналог лекарства, и затем уже вернуться к эльфу. Аккуратно обрабатываю ему раны мазью, перевязываю.

А затем, опять же повинуясь внутреннему чутью, вынимаю бумажник из кармана эльфийских брюк, перекладываю в свой личный шкафчик и запираю на замок. Конечно, замок хлипкий, но сумма в бумажнике огромная, а эльф лежит в коридоре без сознания.

Кто угодно может подойти и забрать эти деньги.

Как очнется — верну.

После этого со спокойной душой вожусь с другими пациентами.

Следующие несколько часов проходят под непрестанные стоны людей и глухое мычание более стойких к боли орков. В основном, я обрабатываю раны и приношу попить. От отвратительного запаха обгорелой плоти знатно кружится голова. Пару раз едва успеваю добежать до туалета, как меня выворачивает наизнанку.

К концу смены от усталости отваливаются ноги, и я начинаю всерьез завидовать лежачим пациентам, от которых ничего не требуется, кроме как спокойно лежать и плевать в потолок.

Прислонившись к стене у комнаты отдыха, вдруг вспоминаю, что за смену я ни разу не присела.

Столь жарких денечков, в прямом и в переносном смысле, на моей памяти еще не случалось. Жара на улице стоит такая, что кондиционеры не справляются с нагрузкой. По помещениям расползлась духота, сгущая мысли, кровь и дыхание.

В комнате отдыха тоже душно. Хочется отворить окна нараспашку, но по правилам это категорически запрещается. В больнице нет противофейных сеток. Наш бюджет, увы, не позволяет такой роскоши. Вытираю со лба пот и наливаю себе второй стакан воды. К счастью, кулер функционирует нормально и вода, пока я пью, приятно охлаждает рот и гортань.

Чуть передохнув, направляюсь на пересменку, где доктор Маклоу по моей просьбе объявляет, какой мазью следует обрабатывать раны пострадавшему эльфу.

После короткого собрания мой рабочий день официально подходит к концу, и я, полуживая от усталости, навещаю Лиру, о которой волновалась последние несколько часов.

Эта крохотная смуглокожая девчушка родилась шестимесячной сразу после крушения. Роды прошли сложно, малышка оказалась совсем слабенькой, и сейчас она живет только благодаря аппарату искусственного дыхания. В голубых лучах бактерицидной лампы ее крошечное тельце выглядит трогательно синим и хрупким.

После родов врачи сказали: «Пятьдесят на пятьдесят.» Я шепчу короткую молитву, чтоб девочке выпали правильные «пятьдесят», чтобы она окрепла и прожила долгую и счастливую жизнь, а потом ковыляю к обездвиженному эльфу. Его ровное дыхание меня слегка успокаивает. В целом, он выглядит таким же, как во время приема — не лучше и не хуже.

Как, интересно, этот парень очутился на зачуханном «плебейском» поезде, если эльфы предпочитают воздушный транспорт и личные спорткары? По радио говорили о возможном терракте.

Долго смотрю в его закрытые глаза. Ужасно хочется считать ответы в темных ресницах и голубоватом отсвете век. Интуиция неловко молчит, не в состоянии утолить мое любопытство. Парень по-прежнему в беспамятстве. На безукоризненно красивом лице, почти не тронутом огнем, застыло безмятежное, слегка уставшее выражение. Словно бедняге надоело пребывать в беспомощном, овощеобразном состоянии.

Глажу его по открытой коже здоровой руки и шепчу:

— Ты, главное, борись. Не сдавайся. Когда очнешься, расскажешь мне, что ты делал на том поезде, ладно? Будет обидно, если я этого никогда не узнаю.

— Тебя подвезти? — из окошка затормозившей передо мной машины высунулось улыбчивое лицо мед брата. — Не смотри, что модель старая. У меня отличный кондиционер в салоне. Смена была адская, скажи?

Я не раз замечала на себе заинтересованные взгляды, подтверждающие, что многим нравлюсь на работе. Кто-то из мед братьев был взаимно мне симпатичен, и я даже всерьез присматривалась к добродушному великану Доминику с третьего этажа, пока не увидела, как он флиртует с другой.

Но кто меня совершенно точно не привлекал — так это рыжеволосый, веснушчатый Грег из моего отделения. Худенький и словно по-стеклянному хрупкий, он вызывал лишь одно желание. Опекать себя, как младшего братишку.

Согласиться сейчас на его предложение — значит, поощрить его ухаживания. Дать надежду на взаимность. Поэтому, преодолев чертовски сильный соблазн доехать до остановки в комфорте, мягко улыбаюсь и мотаю головой:

— Спасибо. Тут пешком недалеко. Я прогуляюсь.

Когда паренек со вздохом закрывает окно и уезжает, я с таким же тяжелым вздохом топаю по раскаленному асфальту на остановку.

«Свобода обходится дорого, но ее отсутствие обойдется вам еще дороже», — всплывает из памяти одна из Виолиных цитат

Больница базируется на окраине города, недалеко от оркского гетто. Здесь частенько разгуливают неформалы-подростки, совсем еще дети, но уже с навешенными на шею массивными цепями, громкой музыкой и гортанными криками.

Дожидаюсь, пока меня обступят знакомые оркские дети. Неуклюжие и мелкие, всего лишь на пол головы выше меня. Достаю из сумки контейнеры с остатками еды, прихваченными из столовки. Мешанина состоит из полезной смеси продуктов. Здесь идеальное сочетание микро- и макронутриентов, однако вкус на редкость гадостный.

Дети из гетто всегда казались голодными, несмотря на качественную одежду и вроде бы не дешевый серебряный пирсинг. Поэтому я частенько откладывала оставшуюся в кастрюлях еду, чтобы подкормить ребятишек по пути домой.

Уже точно и не помню, с чего началось это перераспределение ресурсов. Кажется, однажды я увидела, как подростки околачиваются возле пищевой мусорки на заднем дворе больницы.

Самый старший из них Шортумх, как всегда подходит первым и машет руками, чтобы привлечь внимание.

— Эй, сестренка, знаешь новый прикол?

— Нет, — улыбаюсь «сестренке» и достаю из наплечной сумки контейнер с едой.

— Летят две феи по небу. Одна маленькая и зубастая, другая большая и беззубая. Какого они цвета, если небо фиолетовое?