— Не беспокойся о том, мой господин, как только будет на то воля Амон-Ра, которого мы умилостивляем каждую ночь, он поставит тебя единственным правителем Египта, он даст жизнь как у бога, подарит бессмертие и ты будешь вечно наслаждаться её благами без страха болезни, старость не тронет твои прекрасные черты, повелитель, — лысый мужчина положил свою крупную ладонь на ладонь Аменхотепа, тот тут же пожал её в ответ, а затем легко, как бы дразня, откинул от себя.

Грудью Косей почувствовал, что Аменхотеп напрягся, и поспешил сделать шаг назад, думая, что их кто-то мог видеть. Но гостям было не до них, они в ожидании пива и в приятных беседах не поднимали глаз. Никто, кроме женщины. В поле зрения фараона вначале попали её белокурые волосы, его глаза цвета царского агата при этом сверкнули. Она была настолько красива и так отличалась от всех остальных, что сын Хатшепсут перестал думать о чём бы то ни было вообще. А когда та подняла голову, почувствовав, что её пристально рассматривают, то молодой мужчина и вовсе потерял голову. Опасность и сила, с которой ему ответили, не оттолкнули, а добавили огня и ещё большей интриги.

— Кто она? — спросил Аменхотеп, небрежно указывая тонкими длинными пальцами на белокурую бестию, опустившую свой взор и больше не поднимавшую его, как бы мысленно он ни призывал ещё её внимания.

Косей чуть склонился к перилам и пристально пригляделся к девушке и её спутникам.

— Она беседует с Имхотепом, — заметил он, — а ещё с ним рядом жрецы Инпу и Гора, это гости придворного лекаря.

— Гостья бывшего лекаря моего сына? — переспросил он, продолжая рассматривать женщину, так отличающуюся от всех, кто когда-либо посещали двор фараона.

— Жрица храма Инпу, прибыла в Мемфис только вчера, — казалось, Косей знал обо всех и обо всём.

— Как мы до сих пор не знали, какой цветок вырос посреди пустыни? — вновь требовательно задал вопрос фараон.

— Храм Инпу — загадочное место, его служители живут обособленно, девушки ведут размеренный и непорочный образ жизни, в своё время выходят замуж за лучших воинов и вельмож Египта, жена из этого храма считается идеальной, а жрец Камазу, которому должность досталась от его отца, настолько скрытен, что в стенах его храма и не такое чудо могло появиться, — немного с усмешкой и толикой ревности ответил Косей, заметив, как жадно смотрели на девушку глаза его повелителя.

Аменхотеп повернулся к жрецу Амон-Ра.

— Этот цветок достоин царского венца, — произнёс молодой мужчина, — а теперь я бы хотел посетить народный праздник… — он хитро улыбнулся.

— Но, мой повелитель, Мааткара знает, что вы должны быть в Фивах… — напомнил Косей.

Аменхотеп в нетерпении поднял бровь и твёрдо произнёс:

— Хочу посмотреть, к кому скарабеи побегут, когда разворошат их гнездо.

Он оттолкнулся ладонями от поручня, спорой походкой покидая Косея, который ещё секунду рассматривал улыбающееся лицо девушки, а затем последовал за своим хозяином.

Царский дворец. Праздник. Са-Ра Аменхотеп.

В кубок Линды добавили пиво, прихлебнув из которого, она поперхнулась и едва сдержалась, чтобы не зайтись в кашле. Имхотеп весело взглянул на неё.

— Что, Камазу запрещал веселиться? — спросил он провокационно и рассмеялся, заметив, как смешно нахмурился жрец Инпу.

Линда и Камазу переглянулись. Правду о появлении девушки в храме, помимо него, знал лишь Амун, но из того вытащить хоть какие-нибудь сведения можно было лишь клещами, причём буквально, если мужчина хотел говорить, то всегда начинал первым, в противном случае в ответ вы могли услышать только звуки завывания ветра или ночную тишину пустыни.

— Он самый рачительный хозяин и лучший отец своим жрицам, — ответила Портер.

Губы Камазу тронула улыбка, и он хотел было поблагодарить девушку, как друзья услышали голос глашатая, объявляющего о том, что праздник решил посетить Аменхотеп. Лекарь тревожно взглянул на троицу, прибывшую из Ассиута, а затем на Хатшепсут.

В проходе в пиршественную залу возник высокий стройный силуэт фараона. Все мгновенно затихли и замерли, не зная, что делать. После секундного замешательства присутствующие мгновенно вскочили с мест и низко поклонились. Самые приближенные ловили взгляд царицы, в этот момент затаившей дыхание. Линда увидела, как аккуратные мужские стопы в золотых сандалиях мягко ступали по каменному полу, полы одеяний колыхались возле икр. Ей показалось, что крадётся барс. Судя по воцарившейся тишине и прерванному празднику, его присутствия никто не ожидал.

Ни один мускул не дрогнул на лице царицы, и она милостиво и как ни в чём не бывало улыбнулась, встав и поприветствовав сына как фараона. Слуги принесли второй трон и установили его возле трона Хатшепсут.

— Ты прибыл, сын, — благосклонно проговорила та, искренне улыбнувшись, но далее продолжила с укором, — и всё же мог бы предупредить нас, не приходя, как вор, тебе был бы оказан лучший приём.

Аменхотеп удивлённо поднял бровь и, прежде чем усесться на трон, с невесёлой улыбкой спросил:

— А разве я не хозяин в собственном царстве? И не всегда ли подданные мои должны быть во всеоружии, чтобы встретить своего повелителя, даже если он и придёт в ночи… как вор?

Возникло молчание. Аменхотеп обвёл придворных выжидающим взглядом. Хатшепсут боялась пошевелиться в этот момент и смотрела прямо впереди себя и ни на кого одновременно. Сын не должен был даже помыслить о том, что именно по её приказу вельможи должны были поприветствовать его, а не по своей доброй воле.

Прошедший тенью вслед фараону, Косей встал позади придворных и громко выкрикнул:

— Велик Са-Ра Аменхотеп.

Через пару мгновений его фразу подхватили и поспешили подойти к трону, чтобы лобызать ногу наместника бога Ра на земле, вновь растянувшись в длинную цепочку ожидающих. Линда, не поднимая глаз, следовала за жрецом Амуном и рассуждала про себя, пытаясь понять, в какое именно время она попала и как же они мало знают о правлении царей Египта, ориентируясь на письменные источники, многие из которых были затеряны, остальные же разрознены, а теперь она может узреть своими глазами кусочек истории.

Когда подошла очередь припасть к ногам фараона, девушка нагнулась и хотела повторить то же, что делали десятки до неё, но Аменхотеп слегка отодвинул стопу дальше от неё. Она подумала, что это могло быть случайностью и на коленях придвинулась чуть ближе. Его нога вновь ускользнула от неё, и Линда рефлекторно подняла голову, встретившись с тёмным янтарём, что так сильно совсем недавно обжёг девушку своим неприкрытым желанием. Она часто задышала от волнения и, почувствовав тычок в спину, опустила глаза, быстро поцеловала ноги и вскоре присоединилась к своим спутникам.

Имхотеп заметил несколько секундное замешательство у трона Аменхотепа и проследил, как тот заинтересованным взглядом проводил жрицу. Портер была зла и сердита, то и дело кусала губы. Они, боясь давки, осторожно продвигались к своим местам за столом.

— Са-Ра напомнил нам сегодня, кто должен быть истинным хозяином Та-Кемет, — полушёпотом произнёс Камазу.

— Мааткара благоволит, спины гнутся у придворных, — с лёгкой полуулыбкой ответил Амун.

— Аменхотеп не похож на свою мать, — задумчиво заметила Линда, сложив руки впереди себя в замок.

— Аменхотеп не сын от её мужа-брата, в отличие от дочери — Нефрура слабее здоровьем, — печально ответил Имхотеп. — Тутмос страдает её болезнями, его ноги слабы, я следил за тем, чтобы он ходил хоть немного, сейчас же я всё чаще замечаю мальчика в носилках.

Линда кивнула, а Имхотеп, проницательно посмотрев на неё, продолжил:

— Многие обольщаются пышущим здоровьем внешним видом царя — иногда болезни невидимы и происходят от нездоровых движений Ка.

Учёная кивнула головой, понимая, о чём говорил лекарь, и, обернувшись, мельком взглянула на фараона, принимающего почести своего народа с надменным видом.

— Обратила ли ты внимание, жрица, что царь приметил тебя? — спросил лекарь, когда четвёрка устроилась за столом на свои прежние места.