Портер замолчала. Он оказался прав. Разве хоть в одной картине мира, представленной её коллегами-учёными, кроме мифологической, конечно, могло найтись место богам и чудовищам?
Она ничего не ответила, и он сохранял безмолвие. Но в этой тишине Линда не чувствовала себя ущемлённой, обиженной или проигравшей в споре, нет, Инпу не смотрел на неё свысока. Конечно, было в его поведении нечто такое, что не давало повода вести себя панибратски по отношению к нему, но и нарочитого уязвления не ощущалось, он не хотел её унизить, возможно, лишь поставить на место. Место, которое она занимала в той системе координат, где есть Бог Смерти, в той, в которой у вселенной был Творец, в той единственно верной, существующей независимо от научных изысканий исследователей.
— Тебе не понять, как сейчас для меня всё разворачивается, какие во мне рождаются эмоции, когда я вижу одного из тех, кто стоял на пороге зарождения жизни… и кто знает о смерти всё… — тихо, растерянно, силясь собраться.
— Я — тот, кто проведёт тебя, когда придёт твой срок… — начал было он, Инпу подумал, что она боится смерти.
— Я не боюсь смерти, если есть ты, значит, я увижу сына, но что будет, когда я ступлю на земли Нефтиды… без тебя? — эти слова сорвались с её уст сами собой, следуя мысли, внезапному порыву.
Их взгляды при этом встретились. Линда смутилась, Инпу отвёл глаза и уже в сторону проговорил:
— Тебя встретит моя мать, она справедлива, хоть и жестка, и всегда исполняет волю богов в точности.
— Значит, Амат, — она невесело рассмеялась.
Инпу промолчал, но где-то внутри неприятно заворочалось странное чувство. Непонятное, крадущееся в душу, бередящее её, разбавляющее его мрачное спокойствие, обычное для его вечного существования. Он не хотел, чтобы Ка этой земной женщины размывалась в пространстве, было поглощено лучезарными пажитями Иалу, бог желал и дальше разговаривать с ней.
Линда по-деловому уложила ладони на талию, решив, что будет решать проблемы по мере их поступления, и, оглядываясь по сторонам, предложила Инпу:
— Пора бы нам прекратить рассуждать и начать хоть что-то делать, одеть тебя, к примеру?
— Далась тебе моя одежда, — проворчал Инпу, — это всего лишь облик, один из…
— То есть это не ты? — в учёной проснулся исследовательский азарт.
— Это я, но также я и… — и прямо на её глазах Анубис приобрёл свой волчий облик, совсем ненадолго, снова становясь стройным молодым мужчиной, — тебе надо привыкнуть, как моей жрице, как той, у которой есть миссия, и это больше, чем ты, я и весь пантеон богов, это воля Хаоса, единой точки, из которой вышли все мы, все, кто населяет Маат, Дуат и Амат.
— Ясно, — девушка вновь оглянулась, — мы сейчас находимся в пустыне, а пустыня — вотчина твоего отца, почему бы нам не попросить помощи у…
— О, нет, — Инпу понял к чему ведёт Линда, — ты не знаешь, о чём говоришь, — он нервно поднял руки. — Нельзя жаждать помощи того, кто может погубить тебя одним только взглядом, мой отец единственный, кто справился с чудовищем, порождённым Аматом — о, нет, ты не знаешь, о чём просишь, моли Ра, чтобы не встретиться с ним никогда, потому что он как эта пустыня, даже в благостном состоянии смертелен.
— Тогда как нам выбраться отсюда? Как нам хоть куда-то добраться? — она растерянно озиралась по сторонам. — И куда нам надо добраться?
— До Ассиута, города, где почитают меня, а помощи мы попросим у, — он поднял руку к луне, — Хонсу, мы — путники, и неважно, кто перед ним, он всегда помогает молящемуся, пытающемуся одолеть дорогу.
— Давай для начала всё же прикроемся, — Линда сдёрнула верхнюю юбку, отрывая кусок от подола и передавая его Инпу, — мы же идём к людям, а у людей не принято быть обнажённым, даже если очень жарко.
Анубис поднял бровь, но принял из рук девушки ткань и опоясал ею бёдра.
— Теперь тебе стало легче? — спросил он, улыбнувшись.
— Да, не чувствуешь себя как в бане, — парировала та.
Инпу беспечно пожал плечами и поднял руки кверху, как бы раскрываясь навстречу звёздам.
— Ну и как мы… — Линда не завершила фразу, она замерла, увидев, что с ладоней Анубиса медленно начали слетать серебряные искры.
Он улыбнулся тому, как девушка поражённо молчала, а на лице той, чьи знания о Маат были обширными, отразилось неподдельное, по-детски незрелое удивление.
— Я не могу перенести нас в Маат, но я могу воззвать к силам, которые помогут нам понять замысел Хаоса, — он посмотрел на восток, как будто что-то увидел или услышал, что-то подвластное только ему, — ну, или хотя бы выбраться из пустыни.
А тем временем «серебро» с его ладоней щедро летело неяркими искрами и, повиснув в воздухе, распределилось впереди них тонкой ниточкой дорожки, на песке словно зажглись тысячи призрачных свечей. Линда с восторгом посмотрела на Инпу.
— Это что-то с воздухом… Ионы серебра… — начало было она и хотела притронуться к серебряным огонькам, как Инпу придержал её за локоть.
— Это наша дорога, не думай, просто иди по ней, это дар Хонсу, — произнёс он и многозначительно улыбнулся, чуть подталкивая её вперёд, заставляя быть смелее.
Они сделали шаг почти одновременно, вступив на светящийся путь.
— Это поразительно! — тихо восхитилась она и оглянулась назад, в темноту, чернеющую разинутой пастью неизвестности, Линда вновь посмотрела на свет впереди, который казался манящим оазисом, ожидающим её, а затем на Анубиса, ответившего ей сосредоточенным взором. Она нашла его ладонь и сжала её крепче, потому что он был настоящим, живым, среди остывшего пустынного пекла, якорем, она чувствовала жар его тела.
Смертная не знала, что никому из живущих на Земле не позволено касаться богов Дуата первыми, но у Инпу язык не повернулся поведать об этом Линде, одёрнуть, сделать замечание с надменным лицом, потому что он не чувствовал в этом надобности. Привыкший к тому, что видит людскую боль каждую миллисекунду своей вечности, бог был благодарен Хаосу за временную передышку, она могла закончиться так же внезапно, как началась. И он смог найти ответ… Ответ крылся в том, что нельзя претерпевать боль всё время, а Хаос милосерден. Даже к непокорным богам. Сегодня он был… просто человеком и радовался тому, что может беседовать с тем, кому действительно интересен. «Живой снаружи, мёртвый внутри» — вспомнились ему слова чудесной птицы с человеческим лицом Ба. И тут же — какую радость испытал, когда искреннее рассмеялся. Человеческая боль притупляется, у людей на это есть целая жизнь. Раньше он думал, что у богов есть всё время вселенной, но это не так. На самом деле у них его не было, следовательно, у них нет и права на ошибку, но, оступаясь, им остаётся всю свою вечность только сожалеть, ведь богам нечем лечить свои раны. В этот самый момент он был жив. В ответ Анубис сжал ладонь девушки, и они продолжили двигаться по дороге из лунного света.
Но утро было ужасным, ещё совсем неяркое солнце опаляло так, что, казалось, плавились сами кости, не то чтобы кожа. Ноги отказывались идти, но она упрямо передвигала ими. Ей порой казалось, что она сейчас вот-вот упадёт, но рядом величественно шествовал Инпу, всё так же держа её за ладонь, и она не могла оступиться, не могла упасть или запричитать о том, что путь нелёгок, потому что у неё есть надежда, а это вместе с рукопожатием бога — всё. Вдали начала виднеться зелёная растительность, и Линде показалось, что она даже слышит плеск воды.
— Только не говори, что это мираж, — прошептала она сухими губами, откидывая с блестящего от пота лба прилипшие к нему волосы.
— Не скажу, это место поклонения мне, — гордо произнёс он, — а вот и те, кто тебе помогут, — Инпу указал на бегущих к ним людей.
Линда увидела их и радостно улыбнулась, приветственно замахав руками, они же, добежав до неё, не смели к ней приблизиться. Она делала шаг, а они отступали назад. В руках одного виднелась мотыга, и он хотел было замахнуться ею на девушку. Портер инстинктивно выставила руки вперёд, закрывая себя, как вдруг услышала устрашающее рычание позади себя. Девушка обернулась и увидела стоящего прямо перед ней чёрного саба, ощетинившегося всей шерстью на холке. Рядом лежал обрывок подола её платья. Он вышел из-за её спины и мощными лапами сделал два шага, немного загребая песок на себя, вставая впереди учёной, устрашающе оскалившись огромной розовой пастью.