– Ишь ты, перевёртыш! – дивился Ильдар смене её облика.

– Жаль, до дива такого совсем чуть-чуть наш дядька Велетир не дожил воочию поглядать! – качал головой ошарашенный Вильям.

– И будет на троне восточного Дайкона сидеть наследный полукровка-кумихо, – качал головой ошарашенный некромант.

– Что ж вы встали, милахи, идёмте! Неужели вам не интересно, откуда зимой взялась бабочка и проследить за ней? – махнула Кацуми-Оясунэ им рукой и вышла вслед за маленьким насекомым. – Бабочек крылья… весело пляшут в саду… лишь скряга в избе, – развернувшись к стоящим внутри, зазывала она наружу поэтическими метафорами.

Всей компанией, ещё раз молчаливо простившись с телом покойного генерала, Бальтазар, Ильдар, братья-близнецы и бежавшая впереди всех Люция вышли следом за кумихо. Глаза их искрились всеобщим непониманием и удивлением, любуясь, как в свете солнечных лучей, словно попавшая сюда сквозь брешь между сезонами из жаркого лета, жёлтая лимонница облетает двор, уносясь по дороге в сторону въезда в деревню.

– Шубку накиньте, сударыня, – протянул чародей Люции серую меховую накидку, которую та забыла внутри избы. – А вы медный щит тогда держите, не мне же с ним бегать, – передал он лорду Кроненгарду дайконскую красивую реликвию.

Путь их был неблизкий. Бабочка двинулась вдоль соседней деревни, вниз по холмам, вдоль полей и лесной опушки, обогнула оставленный вчера городок. Всё кругом было так спокойно, будто и не проходился по этим лесам буран. Лишь оголённые древесные кроны да осыпавшийся снежный покров с лапок ельника как-то напоминали о произошедшем.

Лимонница летела без устали, а компания, неторопливо её преследующая, не без помощи артефакта, восстанавливающего силы, часами шла мимо освобождённых пустых поселений, любуясь снежными равнинам, лесами, замёрзшими реками каменными и деревянными мостиками.

Причём порхающее яркое создание выбирало именно удобные для своих спутников места для перехода. Она никогда не неслась через болота, не перелетала через канавы, вела себя, будто питомец на долгожданной прогулке, дивящийся красотами зимнего времени года и заставляющий остальных обратить внимание на раскинувшуюся вокруг красоту.

Ноги уже начали уставать, день клонился к закату, а бабочка облетала маленькие и большие деревеньки, всегда двигаясь вдоль дорог, никогда не залетая ни на одну из территорий. Кое-где виднелись позабытые узелки с припасами, ящики и корзины, сложенные колчаны, вымпелы с чёрно-белым кругом и даже пагоды. Но терракотовых войск и перевёртышей уже и след простыл.

– О! Нихамань! Нил, смотри, Нихамань! Эхе-хей! – обрадовался Вильям, показывая вперёд.

Бабочка летела именно туда, в родной город близнецов и их старого генерала. Это было единственным поселением, внутрь которого заглянула уставшая за многочасовое путешествие по окраине компания сопровождающих. Они прогулялись по центру, минуя лавки, ратушу и жилые избы. Прошли город насквозь, взбираясь по холму вверх к одинокой хижине у кладбищенской изгороди.

– Дом дядьки Велетира, – Бальтазару и его спутникам пояснил Нил.

Снаружи стояли столы под ворохом зонтиков, защищавших от непогоды, а на них лежали шкатулки с игровыми фишками, колоды карт в деревянных коробочках, различные настольные игры, доски и поля для них, а также стаканы с игральными костями и прочими принадлежностями. На крыльце виднелся старый чайный сервиз и большой самовар из латуни.

Но дом был уже пустым. Лимонница облетела его, присев на жёрдочку у крыльца, но внутрь не заглянула. Все думали, что она ведёт их сюда, но яркая бабочка запорхала своими тонкими лёгкими крылышками прямо ко входу на старое заросшее кладбище.

Деревья склонялись здесь над руинами склепов, изломанные столбы заставляли воображать, что же когда-то было на их месте – фасад, постамент, статуя или же просто декорированная колонна. Ограды могил обвивали почерневшие и засохшие к зиме вьюны. Лишь одно надгробие и его территория была здесь ухоженной. Именно на эту плиту и села лимонница, взобравшись наверх, на самый край, и, прижавшись, растаяла у всех на глазах, будто скользнула вовнутрь.

– Вот чудеса! – снял шапку и вытер пот со лба Нил. – Видал такое когда-нить? – хлопнул он брата по плечу.

– Чур меня, чур! – отшагнул тот от этой могилы. – Духи предков храните, от зла защитите!

– Солвейга? – прочитала Люция надпись, обернувшись на близнецов. – Судя по датам, она умерла молодой. Двадцать шесть, получается, где-то ей было или двадцать пять даже…

– Да, мама рассказывала, помнишь? Почему старик живёт там один. С нами дядька Велетир никогда таким не делился, – проговорил Нил.

– Да-да, – кивал Вильям, вновь подойдя ближе. – Рассказывала, он служил в драгунском полку, любил девушку, хотел жениться, заработать побольше монет. А она заболела и померла… Он приехал со службы, а её уж нет в живых… – вздохнул молодой парень.

– Потому-то он и твердил всегда, что ценить надо всё, что имеешь. Что не на будущее копить, а сиим мгновением жить! Успевать любить и радоваться, дело найти по душе, а не для заработка… Он так любил её, так жалел, что они мало провели времени вместе, что поселился здесь, на холме, поодаль древни. Прямо у кладбища. И ухаживал, видимо, за могилой. Может, разговаривал даже с ней обо всём. Так больше ни на ком и не женился, не было у него своих детей, – вздыхал и Нил, опустив голову да сняв шапку.

– Неужто душа её за ним прилетела в такую даль? – дивился Ильдар. – Почувствовала отсюда, что он там умирает, полдня пути, сколько ж вёрст мы прошли, сколько городов! А она пришла за ним. Обернулась бабочкой, взяв его дух с собой. Сели на оленя и поскакали по дивным краям, чтобы навсегда уж быть вместе.

– Вот это любовь! – восклицала Люция. – Ждала его все эти годы, а он был верен ей до самой смерти.

– Редкое явление, ничего не скажешь, – отметила Кацуми, приняв свой привычный облик. – Бабочка крылья сложила… Вот и ушла на покой… чья-то душа, – прочитала она поэтические строки, глядя на каменное надгробье. – Вот, ну-ка, держите! – достала из кармашка своего наряда она округлые маленькие штуковины, раздав каждому по одной.

Лёгкие деревянные каркасы, вероятно, бамбуковые, были с одной стороны обложены тонкой рисовой бумагой. А по центру на металлической проволочке располагалась горелка из пропитанной легко воспламеняющимся раствором ткани в окружении воска. Щёлкнув пальчиками, рыженькая кумихо зажгла огонёчки у ноготков и подожгла каждый фонарик, у которого тут же начал набухать бумажный купол, смазанный огнеупорной мазью.

– Теперь отпустим их в память о них, – предложила Кацуми и первой разжала ладони, не удерживая лёгкое изделие.

Фонарик тут же плавно поплыл по воздуху вверх, и вскоре за ним последовали такие же красивые, слегка мерцающие собратья, выпущенные из рук всех собравшихся. Компания глядела, как они уносятся в небо, поминая старика-генерала и заодно любовь всей его жизни, с которой тот, как всем им хотелось верить, воссоединился сейчас, после смерти.

– Вечная память дядьке Велетиру! – воскликнул Нил.

– Вечная память, – повторили хором все остальные.

– Ну, что, солнце садится, оставайтесь у нас. Дом большой, а родителей и младших пока нет, не вернулись ещё, – приглашал Вильям. – Надо ж весточку дать или как им сообщить?

– Завтра проснёмся, вернёмся, – заявлял ему усталый от такой прогулки близнец.

– Вы тут, конечно, сами решайте, а меня Кагуя-химэ с Чиасой дожидаются на границе, мне тоже домой пора. Прошу нашу реликвию и отправляюсь восвояси, – протянула ручки Кацуми.

– Ага, и мешок картошки в придачу, – усмехнулся Бальтазар, протягивая ей щит.

– Ням-ням, не отказалась бы! Вот и потороплюсь к ужину, авамори разопьём бутылочку… Ух как покалывает, как вибрирует! Какая мощь в нём скрыта, я с такой реликвией, усадив ребёночка на трон, горы сверну! – распушила кумихо веером позади все девять своих рыжих с беленьким кончиком хвостов, навострила лохматые ушки с кисточками среди густых волос, но при этом остальным телом оставалась прежней, похожей на человеческую молодую женщину из Дайкона. – Надеюсь, за вашу прогулку вы сегодня хотя бы поймали в себе коморэби – чувство прекрасного, – хитро усмехнулась она.