– Всегда желают быть во всём главнее, не разбираясь в сути вещей, – качала головой Кацуми, обмахиваясь веером зимней ночью, словно в жаркий солнечный день. – Думают, что во всём правы, и никогда не признают ошибок. Верно я говорю, Кагуя-сама?

– Бальтазар Кроненгард, – поклонился, как велел генерал, лорд-некромант перед чародейкой в серебристом одеянии, не став спорить, кому полагается проявить вежливость первым по этикету.

Царица-тьма в груди не возражала. В этом не было жеста унижения или пресмыкания перед военачальницей. Он вполне уважал её силу и способности, как у ведьмы. С подобными этой женщине тёмный лорд прежде не сталкивался, а потому было интересно как состязаться с ней, так и мирно поговорить.

– Кагуя-химэ, – отозвалась та уже более спокойным и мягким тоном, в котором всё ещё гремел металлический стержень, но хотя бы потоки ветра постепенно исчезли, а пряди и ленты её опустились. – Кацуми, моя компаку, вы вряд ли слышали это слово прежде. Для вас что-то в духе старшего советника, камерария или визиря, – снисходительно произнесла она, выпрямившись, плавным изгибом ладони в воздухе представив рыжую женщину справа, а та бесцеремонно схватила хозяйку за руку с хитрой ухмылкой. – И Чиаса, тонери чая, моя личная гейша, она и «широ», и «короби», все обязанности на ней, удивительный человечек, – представила принцесса и девушку слева от себя.

– Здравствуйте, – проговорила робко, но согнулась в поклоне довольно низко юная леди в юкате. – Может, наши гости что-то желают? – спрашивала она, не осмеливаясь даже смотреть в их сторону, глядя куда-то вниз перед собой.

– Желают поговорить как цивилизованные люди. И уладить разгоревшийся в этих землях конфликт, – проговорил им Ильдар.

– О, покормят! Отлично, пойдёмте поедим, – порхала со своими веерами и узорчатыми яркими рукавами, прыгнув вперёд, к «гостям», Кацуми. – Как раз кушать хочется! Заморим какого-нибудь червячка в той избе, где ночевать собирались.

– Я сообщу поварам, – поклонилась Чиаса уже хозяйке, но не так низко, как приветствуя гостей, а более обыденно.

В этом отнюдь не было какого-то неуважения к принцессе, просто иноземный посол, видимо, в традициях Дайкона требовал повышенного уважения и внимания. А поклон на распоряжение принцессы был жестом обыденным, производимым небольшим движением сгибавшегося тела для такой помощницы по нескольку раз на дню.

– Выпечку! Выпечку у них проси! Ням-ням! – вслед ей кричала компаку, кокетливо скрывая лицо ниже озорных розовых глаз за веером, разглядывая мужчин, как будто в этом могло быть что-то таинственное, ведь они уже видели её, причём вблизи.

– Будешь столько есть, растолстеешь, – тихо буркнула ей принцесса.

– Хи-хи-хи! С нашей-то активностью, – залилась звонким смехом та, обмахиваясь, – скажете тоже. Мы столько бегаем в последние дни…

– Не видел вас на сражении три дня назад, – оборвал её Бальтазар.

– Просто нынешние мужики слишком рано падают в обморок! Хи-хи! Не все, как вы, любят стремглав нестись вперёд в первых рядах, – подошла она к нему вплотную, коснувшись небритого подбородка. – Ой, фи. Ненавижу щетину. Вы словно кактус! – оттолкнула она игриво мужское лицо от себя. – Кожа нам дана, чтобы дарить негу от прикосновений! На то нам и пальцы без шерсти. Для тепла есть одежда, мы носим чужие шкуры, не стоит обзаводиться своей. Прелесть тактильных ощущений именно скользить по чему-то тёплому, гладкому и нежному! Я вот убеждена, что единственной зоной для волос на теле может быть лишь голова! А вы? Разнообразие причёсок – это красиво! Всё остальное же, – оттянула она горловину кафтана под ферязью Велетира, узрев волосатую и немолодую мужскую грудь, – мерзко!

Внезапных гостей провели в небольшую избу. Это не было домом кого-то знатного, обычный крестьянский дом с крыльцом, сенями, главной комнатой и общей спальней в соседнем помещении, где пустые кровати были выставлены по периметру стен.

Внутренний пол комнат уже был весь застлан татами – плоскими плетеными матами из тростника, набитыми рисовой соломой. По ним полагалось ходить исключительно босяком, так что всем троим пришлось оставить обувь за дверью.

– Сделали бы их хоть с массажным рельефом тогда, – не был рад так расхаживать чародей.

– А плетёнка тебе что? Не рельёф?! – тихо бурчал ему Бальтазар.

– В Таскарии вот ковры всегда мягкие, шёлковые, – с едва заметной улыбкой проговорил Ильдар.

– Ты ж там никогда не был, – хмыкнул ему на это чернокнижник.

– Да, но читал и слышал, да и к нам оттуда повозки торговцев либо перекупщиков заезжают, – парировал смуглый чародей.

Крестьянская посуда была заменена красивой керамикой с росписью в виде драконов и переплетающихся красных и чёрных узоров. Встречались прямоугольные, чаще всего ровные и квадратные рисунки, иногда из кругов и завитков формировались ромбовидные «бутоны». Плавные и изящные линии превосходили над ровными углами, где-то утолщались, где-то утончались – вся эта роспись выглядела диковинно и необычно.

Рядом с посудой красовались бумажные салфетки, сложенные в форму журавлей, лягушек и змееподобных рептилий. По большей части белые, но некоторые с красным или бледно-розовым узором преисполненных симметрией сложных линий.

Поверх крышек сундуков, на полках и тумбочках поверх бамбуковых покрывал красовались различные привезённые из Дайкона вещицы. Где проволочное дерево с миниатюрными монетками, где фигурки лягушек и черепах, колокольчики с алой бахромой. Композиции из сушёных цветов, украшенные мхом, веточками и колосьями, а также постаменты с причудливыми фигурами из камней и мха, подобные миниатюрным горным пейзажам, словно убранство здесь пришлые захватчики переделывали под себя.

Ножки стола были отпилены до середины, чтобы он стал гораздо ниже, а все стулья были убраны вовсе, дабы за столом можно было разместиться лишь на полу, усевшись на колени. Всем так и пришлось поступить: видимо, таковы были перенесённые сюда традиции Дайкона.

Лорда Кроненгарда усадили в самом дальнем от двери конце стола, в глубине комнаты на почётное, как сказала Чиаса, место для гостя. Принцесса села напротив, а их спутники – по разные стороны, разве что гейша пока на своё место не торопилась, принося блюда и посуду для чая.

– Вам выпала редкая честь находиться в женском обществе, в Нипе, да и во всём Дайконе, прекрасному полу непросто пробиться в верха. Великолепная Кагуя скорее исключение из правил, так что ведите себя тактично и уважительно! – заявляла им компаку, прикрыв глаза.

– Булочки с бобовой начинкой, – скромно произнесла Чиаса рыженькой леди, поставив поднос и спешно накрывая на стол, доставая дополнительные комплекты тарелок и чашек для гостей, умело складывая бумагу в красивые, радующие взор фигурки.

– Булочки! Ням-ням! – растеряв весь свой серьёзный тон и схватив сразу четыре штуки с золотистого зеркального подноса, компаку принялась ими ловко жонглировать.

– Кацуми! – рявкнула на неё принцесса.

– Да-да, именно так меня зовут, – отвечала девица, не отвлекаясь от бросков. – Красивое имя, не правда ли?

Кагуя лишь, прикрыв глаза с недовольным выражением лица, шумно выдохнула, сдерживая гнев. Но просить помощницу вести себя поприличнее ещё раз не стала. Видимо, это заведомо было занятием тщетным и лишь впустую бы тратило время.

– Бабочки выпьют росы с хризантемы, тихо цикады шуршат. Ива склонилась под трель соловьиную. Это поёт душа, – успокаивала юная гейша поэзией свою госпожу.

– Ах, Чиаса! Самая талантливая гейша во всём Нипе, всегда найдет, чем меня успокоить и усладить слух, – хвалила свою помощницу Кагуя.

– Слетела цикада лениво… на вишню в сладком сиропе… вот и вся танка, – хихикала поддержавшая вечер стихов рыженькая компаку. – Как насчёт после трапезы сооружать коллективный бонсай? М?

– Кацуми! – ворчала, строго поглядывая на неё, принцесса. – Чай мы обычно пьём после еды, но, в виду особенностей наших гостей, сегодня можно сделать исключение и провести церемонию сразу, – проговорила она остальным. – И приборы им подай, будь добра, – холодным тоном велела она Чиасе. – Едва ли они к хаси приучены.