— Остыла? — в голосе прозвучала улыбка.

Чёртов сукин сын! Он слишком обаятельный для похитителя. Слишком спокойный, слишком уверенный в себе. Словно то, что он делает – ненаказуемо законом, словно это не он сядет минимум на десять лет, едва я только выберусь отсюда.

— А у меня был выбор? — буркнула я и, дойдя до его спального места, присела, похлопав ладонью по жёсткой обивке. — Ужас, как ты на этом спишь? Здесь же пружины торчат.

— А кто сказал, что я сплю?

Вообще, выглядел он паршиво – под покрасневшими глазами залегли тени. В первый день нашей встречи он выглядел бодрее. И взгляд горел. Сразу видно, что он был одержим какой-то идеей, а сейчас, когда что-то пошло не по его плану, как будто опустил руки. Или просто разочаровался.

Для меня это могло означать одно из двух: или он признает свой проигрыш и отпустит меня, или…

Думать об этом втором "или" не хотелось. Этот вариант крайне паршивый для меня.

— Ладно, что уж. Я тут подумала, что бессмысленно психовать, всё равно же ты не опустишь меня раньше задуманного, правда?

— Прости, но да.

— Тогда я не буду тратить нервы, от них появляются морщины. А стареть раньше времени я не хочу.

— Тебе всего восемнадцать, не рано думаешь о старости? — он снова улыбнулся, и я дала себе мысленную оплеуху за то, что едва не улыбнулась ему в ответ.

Он умеет располагать к себе людей, даже в такой, казалось бы, дикой ситуации. Умеет вселить уверенность.

Я почему-то вдруг подумала о том, какой он там, в другой жизни? Вне этих стен? Смотрит ли он футбол, любит ли хот-доги, какое предпочитает кино? Но я запретила себе углубляться в эту тему, потому что это было бессмысленно. Всё равно я скоро убегу, а его посадят. И так ему и надо!

Думать о том, что, возможно, у него были действительно весомые мотивы поступить так, как он поступил, я не хотела.

— Мне уже девятнадцать, между прочим. Как раз сегодня. И ты меня даже не поздравил.

— Я поздравил тебя ночью.

— Ну, так это ночью.

— Хорошо – с днём рождения, Адель.

— А спеть “хеппи бездей”? Друзья мне всегда её пели, — я сделала просящую мордочку, но поймав его вот совсем не располагающий к игре взгляд, поменяла желание. — Ла-адно. Тогда обнимашки? — распахнула руки, чем явно повергла его если не в шок, то в замешательство точно.

Наверняка он решил, что я какая-то сумасшедшая.

— Ну же, скрепим мир, кто знает, сколько нам здесь ещё торчать, — поднялась с дивана, отчего тот жалобно скрипнул, и подошла к своему похитителю. — Так мир, бу́ка?

— Целоваться опять полезешь? — намеренно скрывая улыбку, пошутил он, но руки всё-таки распахнул. Я обняла его и совершенно неосознанно втянула аромат мужской футболки. Даже глаза прикрыла от удовольствия.

Его тело было большим и приятно упругим, я поймала себя на мысли, что никогда ещё мне не было настолько приятно обнимать кого бы то ни было.

— А почему ты не купил мне бюстгальтер?

— Чего? — он явно нехотя – это я отметила сразу же – немного отстранился и посмотрел на моё лицо. — Не понял?

— Ну, лифчик. Ты принёс мне одежду: джинсы, футболку, кеды вон, даже трусики, но там не было лифчика. Приходится теперь ходить без него.

Его взгляд немного изменился. Совсем едва уловимо. Стал какой-то… другой. Это снова было замешательство, но совсем уже иного характера. Мужское. А потом он опустил глаза на мою грудь. Впрочем, почти сразу же поднял обратно.

— Прости, из головы вылетело.

— Ладно, так и быть, обойдусь, — я отцепилась от него и кивнула на погреб: — А там нет, случайно, ещё вина? Всё-таки день рождения…

— Чего ты хочешь, Адель? Твоё поведение… оно немного странное, — подозрительно сощурил глаза он, и я напряглась.

Нет – ощутила приближение настоящей паники!

Не надо, не надо, Найк! Прекрати уже строить логические цепочки! Стоп!

Нужно было катастрофически срочно что-то предпринять.

— Я же уже сказала: просто поняла, что другого выбора у меня всё равно нет, я буду сидеть здесь столько, сколько это будет нужно тебе. Так лучше не грызться как кошка с собакой, а скрепить какой-никакой союз. Или ты другого мнения? Мне казалось, что ругаться со мной в твои планы не входило.

— Это правда. Несмотря на всё происходящее, я не хочу, чтобы ты считала меня врагом. Я обещал, что не сделаю тебе ничего плохого и обязательно отпущу – и выполню своё обещание. У меня счёты только с твоим отцом, не с тобой.

— А если он не выполнит твой ультиматум? Ну вдруг?

Лицо его снова переменилось. Стало жёстким.

— Он выполнит.

Я поняла, что затронула опасную тему, не нужно было упоминать сейчас отца. Это лишнее и совсем не вовремя.

Дура! Ну почему я вечно всё порчу?!

— Ну так что там с вином? — преувеличенно бодро снова кивнула на погреб. — Наверняка там завалялась ещё одна бутылочка. Если ты, конечно, не оставил её для себя, чтобы, пока я сплю, оприходовать в одно лицо. А ну признавайся. Заныкал, да?

Я впервые увидела, как он засмеялся. Не просто улыбнулся – это действительно был чистый громкий смех. Улыбка меняла его очень сильно, но смех… смех словно сделал кардинально другим человеком. Он делал его по-настоящему красивым. Я даже чуть-чуть пожалела, что мы встретились при таких дурацких обстоятельствах. Хотя что уж там – чуть-чуть. Я пожалела…

— Ладно, сейчас, там действительно завалялась как раз ещё одна, — отсмеялся он и откинул с погреба коврик. Потом, взявшись за ручку, поднял на меня впервые за все эти дни по-настоящему живой взгляд: — А ты смешная, мажорка.

— Да вот, подумываю поступить в цирковое, — и растянула губы в улыбке как можно шире.

Он откинул крышку и начал аккуратно спускаться. Я смотрела на него сверху вниз, ощущая, как бешено колотится сердце. Очень громко, буквально навылет.

Страшно. А если не получится? А если что-то пойдет не так? А если…

— Подожди! — крикнула я, и он поднял голову, глядя на меня. — Возьми фонарь.

Я метнулась к дивану и взяла со спинки кое-как слепленный фонарик, осторожно протянула ему.

— Если там есть две – бери две, — подмигнула, а он миролюбиво улыбнулся.

— Хорошо, — и, быстро перебирая ногами по ржавой лестнице, скрылся в темноте.

Кусая губы, я помешкала секунду-другую, словно сомневаясь, раздумывая… а потом резко захлопнула крышку и просунула в проржавевшие петли заранее припрятанную неподалеку кочергу.

— Адель! — раздался изнутри его приглушённый голос. — Ты что делаешь?

— Извини, Найк, но я очень хочу домой.

Внизу раздался мат и звон стекла, потом грохот подошвы по металлическим ступенькам.

Думать больше было некогда: я быстро подбежала к дивану и вытащила его спортивную сумку, расстегнула дрожащими пальцами молнию. Пистолет лежал там же. Я схватила его, сунула на пояс джинсов. Потом подняла с пола куртку Найка и накинула себе на плечи.

— Адель, твою мать! Немедленно открой! Адель! — он долбил изнутри по крышке погреба, а я тем временем пыталась открыть дверь ключом, который стащила у него из заднего кармана, пока мы устраивали сеанс обнимашек.

В голове творился полный сумбур: от эйфории, что всё так просто получилось, до ощущения чего-то неправильного. Чего-то страшного и непоправимого.

А вдруг он не сможет открыть люк и умрёт там от голода и жажды?

Я не хочу, чтобы он умирал! Совсем не хочу!

— Я пришлю сюда потом людей, не волнуйся, тебя выпустят. Обещаю, — крикнула напоследок, захлопывая за собой дверь.

Я всё сделала правильно. Я молодец!

А теперь беги, Адель!

Я накинула на голову капюшон и рванула в густой лабиринт промокших тёмных деревьев...

Не знаю, сколько я так бежала – десять минут или два часа. Я летела словно на автопилоте, не обращая внимания ни на хлещущие по лицу ветки, ни на попадающиеся то и дело под ноги кочки.

Я перехитрила взрослого мужика, обвела вокруг пальца, как младенца. Я умница! Но вот почему-то внутреннее удовлетворение от побега никак не наступало.