Отец в своё время любил повторять: «Бог тумаков не отвешивает. Он наказывает нас иначе». Вот Господь и наказал его этими угрызениями совести за гордыню, за излишнюю самонадеянность, за эгоизм и бессердечие.
За всеми этими безрадостными мыслями Альфредо не заметил, как дорога свернула к морю. Он выглянул в окошко и спросил у кучера:
– Маттео, долго ещё?
– Уже скоро, ваше сиятельство. Сейчас за двумя поворотами откроется вид на Позитано, а там и до Монтепертузо рукой подать. Я уж и так лошадей поторапливаю. Глядите, как погода испортилась. Либеччо[49] грозу нагоняет. Боюсь, до дождя нам не поспеть.
Альфредо ещё раз выглянул в окошко. Погода действительно испортилась. Как будто кто-то свыше, прочувствовав его мысли, решил и в природе создать созвучные настроения. Ветер усилился до штормового. Его мощные порывы раскачивали карету из стороны в сторону. Шум молодой листвы, взбудораженной этим шквалом, заглушал звук бури, разыгравшейся на море.
Над клокочущей водной стихией то здесь, то там среди свинцово-серых грозовых туч блистали молнии, сопровождаемые отдалёнными гулкими раскатами трескучего грома. Казалось, ещё немного, и молнии разобьют небо на мелкие осколки. С минуты на минуту должен был разразиться потоп.
– Маттео, гони лошадей в Позитано. Там переждём грозу.
– Хорошо, ваше сиятельство, будет сделано.
Кучер звонко хлестнул кнутом лошадей и зычно гаркнул:
– А ну, давай, пошли быстрей, мои хорошие!
Лошади помчались изо всех сил. Дормез на каменистой дороге нещадно трясло. Альфредо, держась за раму окошка, время от времени высовывал голову, чтобы посмотреть на дорогу.
Вдруг на одном из поворотов Моразини заметил впереди на выпирающем каменистом утёсе, на самом краю обрыва, хрупкую женскую фигурку в светло-голубом платье и серой накидке. Ему на мгновение показалось, что стоящая на краю скалистого выступа женщина хочет броситься вниз, – столь неординарно смотрелась она в это время в этом месте. Ни секунды не раздумывая, граф стукнул ладонью по дверце дормеза и крикнул кучеру:
– Маттео, тормози!
Кучер с трудом остановил разогнавшихся лошадей.
Альфредо, не дожидаясь грума, выпрыгнул из кареты и пробежал вперёд, к зарослям орешника, позволяющим скрыть его присутствие. Он старался действовать потихоньку: боялся спугнуть женщину и подтолкнуть её к необдуманным действиям. Осторожно раздвинув ветки, Моразини попытался получше разглядеть тонкую фигурку на утёсе. Нужно было понять, как действовать дальше.
Незнакомкой оказалась совсем юная девушка с копной тёмно-каштановых, почти чёрных волос, струящихся по спине ниже талии. Они мягкой, шелковистой шалью обнимали её хрупкие плечики. Мощные порывы ветра подбрасывали пряди то вверх, то вниз, спутывая их, размётывая по сторонам, забрасывая время от времени ей в лицо. Но она как будто этого не замечала. Девушка смотрела куда-то вдаль, в одну лишь ей видимую точку, и не шевелилась. Она казалась невероятно отрешённой, не замечающей ничего вокруг.
Альфредо дёрнулся было незаметно подойти к незнакомке, чтобы оттянуть её от края обрыва, как вдруг она закрыла глаза, вскинула кисти рук и начала нервно двигать ими, перебирая в воздухе пальцами. Моразини не сразу понял, но потом до него постепенно дошло: таким образом девушка имитировала игру на клавикорде или фортепиано.
Да-да, молодая особа играла на воздушных клавишах, перебирала их пальцами, меняла положение рук, склоняла голову в такт воображаемой музыке, закидывала лицо к небу, как будто там находился её единственный слушатель и зритель.
Это было такое захватывающее, такое фееричное зрелище, что Альфредо замер, абсолютно заворожённый. Тёмное грозовое небо, пугающее своей неистовой враждебностью. Налетающие порывы ветра, играющие с прядями волос и треплющие подол платья девушки. Всполохи молний над бушующим, разъярившимся морем и… музыка! Воистину, граф Моразини в это мгновение действительно услышал музыку, которую юная синьорина исполняла на воображаемом инструменте.
В его ушах, благодаря этой девушке, зазвучал «Шторм» великого композитора Антонио Вивальди[50]! Резкие порывы ветра, швыряющие в лицо водяную пыль. Слепящие вспышки молний. Звуки мелодии, стремительно, без остановки следующие один за другим. Зловещие раскаты грома, окрашивающие музыку в тревожные тона.
И вдруг с неба, словно по волшебству, обрушилась плотная водная лавина. Она заставила Альфредо ртом хватать воздух, потому что вода забивала рот, забивала глаза, мешая смотреть туда, где творилось ЧУДО! Да, это было настоящей магией! Её сотворила хрупкая девушка и её волшебные руки! Это они управляли сейчас грозной мощью, и эта неподвластная простому человеческому существу стихия беспрекословно подчинялась ей!
Сам того не желая, Альфредо, как под гипнозом, приблизился к девушке настолько, что ему стал виден её точёный профиль, облепленный мокрыми прядями волос, её бледная, будто просвечивающая насквозь фарфоровая кожа, покрытая дождевой влагой, её закрытые глаза с густыми чёрными ресницами, на которых повисли блестящие капли, её плотно сжатые, побелевшие пухлые губы.
Вдруг девушка, словно почувствовав случайного зрителя, открыла глаза и повернула голову. Их взгляды встретились и зацепились друг за друга. И это мгновение, несмотря на стену проливного дождя, показалось Альфредо бесконечным. Мир вокруг замер и оглох.
Моразини почувствовал, что его сердце перестало биться, потому что он с головой нырнул в яркую синеву глаз странной особы. Потом он ещё не раз будет вспоминать эти широко распахнутые глаза. Будет мучительно долго пытаться расшифровать её взгляд. Что в нём было? Удивление? Гнев? Растерянность? Смущение?
Альфредо попробовал сделать шаг навстречу девушке, и она вдруг отмерла, как будто только сейчас почувствовала, что насквозь промокла, что мокрая ткань самым неприглядным образом облепила её тело. Незнакомка вспыхнула и, сорвавшись с места, помчалась прочь по уходящей среди кустарников узкой тропинке. Мокрое платье мешало её движениям, комом сбивалось между ног, замедляя бег, но она на это не обращала никакого внимания. Лишь однажды, на самом верху тропинки, девушка обернулась, замерла на миг, будто пыталась понять, не привиделось ли ей всё это, и тут же скрылась за нависающим выступом скалы.
Альфредо, как заворожённый, хотел было пуститься вслед за незнакомкой, но мощный раскат грома заставил его очнуться от этого наваждения. Он тряхнул головой, сгоняя остатки морока, оглянулся на то место, где только что стояла девушка, и его прошиб лёгкий озноб. Как она не упала, как не сорвалась с обрыва, будучи на таком ветру на самом его краю, да ещё и с закрытыми глазами?! Он подошёл к тому месту и глянул вниз. Там вал за валом врезались в бурые скалистые камни, создавая при этом мощную белоснежную пену.
Новый резкий и оглушительный громовой раскат, последовавший за полыхнувшей зловещей молнией, заставил графа Моразини прийти в себя окончательно. Он провёл ладонью по лицу, стирая скопившуюся на нём влагу, и опять взглянул на море. Звуки музыки всё ещё звучали у него в голове.
Осознав, что промок до нитки, Альфредо направился к дормезу, где его уже поджидал с тёплой накидкой старый слуга Паскуале. Накинув на плечи тёплое сукно, граф поспешно влез в экипаж и велел кучеру гнать лошадей сразу на виллу в Монтепертузо, не останавливаясь в Позитано.
Глава 3
Уже с четверть часа старший из братьев Моразини сидел в ванне, практически не замечая, что вода в ней совершенно остыла. По приезде на виллу «Ноччоло» он первым делом захотел согреться после холодного ливня, поэтому распорядился приготовить ему горячую ванну. Миловидная служанка в белом переднике и накрахмаленной наколке, выслушав его распоряжение, сделала книксен, подтверждая, что поняла приказание, и, обрадованно улыбнувшись, поспешила его выполнять.