Литмир - Электронная Библиотека

Моразини стоял у камина и угрюмо молчал, вращая рукой то вверх, то вниз клепсидру[238], закреплённую в ладошках двух бронзовых ангелочков. Он неотрывно смотрел, как стремительно убегает струйка чёрного вулканического песка в стеклянной колбе.

Витторе вновь заговорил:

– Послушай, брат, если ты снова начнёшь сейчас отговаривать меня, то я напомню тебе старую мудрость: чужой совет слушай, но поступай так, как велит тебе сердце[239]. Я в любом случае поступлю так, как решил.

Граф не шевелился, продолжая мрачно взирать на забавную безделушку.

– Что же ты молчишь, Альфредо?

Моразини, не поворачиваясь к брату, перевернул песочные часы и негромко продекламировал на английском:

Взгляни на струйку за стеклом
Песчинок чуть крупнее пыли.
Могли б подумать вы о том,
Что человеком они были?
Что, словно мотылёк, то тело
В огне любви и страсти вмиг сгорело?
И, как при жизни, крохи той
Любви слепой
Даже теперь не могут обрести покой[240].
* * *

– Когда рождаемся, мы приходим в этот мир с невидимым мешком за плечами. По мере взросления вкладываем в него свой опыт и свои воспоминания. Для некоторых этот мешок весит всего лишь либру[241], так что они даже не замечают его у себя за плечами. А другим может показаться, что у них за спиной вся тяжесть мира.

Граф Моразини стоял в углу гостиной и слушал слова напутствия, которые произносил только что помолвленной паре старый священник из Кьеза-ди-Сан-Маттео, которого на эту церемонию пригласил он лично.

– Иногда ты узнаёшь, какой мешок за плечами у твоего партнёра, только тогда, когда узы брака уже навеки связали вас. Людям свойственно прятать такой багаж. И это вполне объяснимо. Некоторые стороны своей жизни мы предпочитаем прятать прежде всего от тех, кого больше всех любим и чтим.

Но я призываю вас, дети мои, узнать то, что есть в багаже у каждого из вас прежде, чем вы предстанете перед лицом Господа. Иначе вам предстоит очень тяжёлая работа. Вы должны будете всю жизнь нести бремя друг друга.

Альфредо слушал слова падре Антонио, а глаза его были устремлены не на брата, за которого, по идее, должна была бы болеть и переживать его душа, а на девушку, стоящую рядом с ним. Он не видел её лица, но по опущенным плечам, по склонённой голове, по лёгкому подрагиванию всего её тела ощущал, как тяжек этот мешок проблем за её плечами. Как довлеет он над ней. Как непросто ей нести свою ношу. И у него, помимо воли, рождалось в душе желание помочь этой милой девушке, разделить с ней это бремя. Облегчить её положение. Чтобы маленький боец, который живёт внутри неё, перестал постоянно обороняться. Чтобы она смогла расправить плечи и с гордостью поднять свою красивую головку.

Но ещё больше ему хотелось, чтобы эта хрупкая девушка не стояла сейчас рука об руку с его братом. И не только с ним. Вообще ни с кем. И вот этого желания граф Моразини объяснить себе никак не мог. А ещё не мог объяснить чувство жгучей досады от самой этой сцены. И от того, что сам приложил руку к тому, чтобы эта помолвка состоялась в её лучшем виде.

– Я призываю вас, дети мои, откройтесь друг другу прежде, чем брачные клятвы свяжут вас навеки. Доверьтесь друг другу, облегчите душу, простите всё, что можно простить. Прощение – великая, исцеляющая сила. Придите к обручению в храме Божьем без тайн и секретов. Правда всегда всплывает, как масло на поверхность воды. Она как огонь в ночи, свет маяка в бушующем море, оазис в пустыне. А обман есть пожар, который пожирает дружбу и доверие. Его невозможно утаить. Он всё равно выдаст себя.

На этих словах священника девушка вдруг захлебнулась рыданием и выбежала прочь из гостиной. Сначала все присутствующие на помолвке застыли в немой сцене. Затем гости начали тихо перешёптываться, а виконт и синьоры Форческо спешно направились вслед за убежавшей невестой.

Старик-священник растерянно перевёл взгляд на графа Моразини. Гости тоже обратили к нему взоры.

А Альфредо стоял как вкопанный и молча смотрел на дверной проём, в котором исчезла та, что вдруг стала очень важна и значима. «Вероятно, во мне сломался какой-то внутренний компас. Меня тянет магнитом к совершенно запретной для меня женщине», – впервые со всей очевидностью осознал происходящее граф.

Глава 9

Арабелла сидела перед зеркалом и сопровождала взглядом ловкие движения камеристки синьоры Бенедетты, которая сооружала у неё на голове замысловатую прическу для сегодняшнего суаре. Девушка была приглашена на него вместе с виконтом Моразини. Идти на званый вечер виконтессы Анны Констанцы Филамарино Белле совершенно не хотелось, но она не могла себе позволить огорчить отказом жениха. Особенно после того конфуза, который она устроила на помолвке.

Как её только угораздило разрыдаться во время напутственной речи священника?! Почему она оказалась такой малодушной? Почему поддалась страхам и переживаниям?

Арабелла знала ответы на эти вопросы. Всё произошло оттого, что каждое слово этого старого мудрого церковника било в самое больное – в её совесть. Все его слова вторили тому, в чём каждый вечер перед сном она мысленно упрекала себя.

Как может она вступать в брак с виконтом, зная о том, что где-то лежит подписанный отчимом брачный договор? Да, может быть, теперь по закону он уже не имеет силы: они с лордом Баррингтоном не были обвенчаны, ей исполнился двадцать один год, она вправе сама собой распоряжаться. Должно быть, та договорённость утратила силу. Но есть ли в этом абсолютная уверенность? Так ли всё обстоит на самом деле?

Арабелла совсем запуталась и, что самое страшное, не могла ни у кого спросить совета. В её ситуации был один выход – доверить свою тайну на исповеди священнику. Но теперь она боялась признаться даже в том, что к ней вернулась память. С каждым днём хранить этот секрет становилось всё сложнее и сложнее. Она уже не представляла, каким образом лучше об этом рассказать и о каком объёме вернувшейся памяти говорить стоит, а о каком лучше умолчать.

Конечно, вчера Белла смогла отговориться перед приёмными родителями и синьором Витторе разыгравшимися нервами и тем, что в такой важный день рядом с ней нет кровных родственников и что она даже не помнит, кто они и откуда. Но сама-то прекрасно осознавала, что истинная причина её слёз – обычные угрызения совести. Недосказанность между ней и виконтом очень утомляла Арабеллу. Условный мешок за её плечами, о котором говорил тот прозорливый священник, просто переполнен волнениями и тревогами. Как она может возложить такую ношу на плечи Витторе Жиральдо? Будет ли это справедливо по отношению к нему?

Пожалуй, надо будет ещё раз с ним об этом переговорить. После помолвки не получилось. Ей пришлось вместе с семейством Форческо вернуться домой. Но сегодня, перед тем как отправиться на суаре, она обязательно сделает это. Ещё раз спросит синьора Витторе, уверен ли он в том, что готов разделить с ней все те проблемы, о которых она даже не может ему рассказать, потому что не способна о них вспомнить.

К тому же среди этих, уже ставших привычными переживаний в последнее время появилось ещё одно, которое с каждым днём тревожило девушку всё сильнее. Появление графа Моразини внесло в её жизнь настоящую сумятицу. Этот человек и пугал, и притягивал одновременно. Пугал расспросами, намёками, подозрениями. Притягивал тонкостью и остротой ума, наблюдательностью и проницательностью.

вернуться

238

Клепси́дра (др. – греч. κλεψύδρα – «красть, скрывать» + ὕδωρ «вода») – колба водяных или песочных часов. – Авт.

вернуться

239

Ascolta i consigli di qualcun altro, ma fai come ti dice il tuo cuore (итальянская поговорка).

вернуться

240

Бе́нджамин Джо́нсон (1573–1637) «Песочные часы» (перевод с английского С. Дудиной).

вернуться

241

Ли́бра (лат. libra – «весы») – древнеримская мера веса, равная 327,45 грамма, действовавшая в Неаполитанском королевстве до принятия метрической системы в 1861 году. – Авт.

37
{"b":"831549","o":1}