Даже будучи занятой обдумыванием хода, Арабелла каждой клеточкой ощущала, как глаза графа совершают возбуждающую прогулку по её лицу. Оглаживают щёки, щекочут нос, ласкают волосы, нежат шею и зону декольте.

С трудом отведя взгляд от груди девушки, Альфредо попытался повнимательнее рассмотреть её музыкальные руки, однако долго любоваться собой Арабелла ему не позволила.

Она напала пешкой на его слона, желая, чтобы ладья графа осталась без защиты. Моразини был вынужден разменять ладью на поле d1. Белые тут же съели её своей ладьёй, усилив при этом давление на чёрного коня.

У слона Моразини не осталось выбора – ему пришлось съесть пешку на h4. Его позиция становилась всё более и более уязвимой. Ещё несколько продуманных ходов девушки, и финальный аккорд оказался не за горами.

Арабелла, окинув противника торжествующим взглядом, пошла ладьёй на g6. И теперь Моразини должен был расстаться с ферзём, либо его ждал неминуемый мат. Граф с довольно кислой миной на лице вынужден был признать своё поражение.

– Что ж, поздравляю вас, синьорина Форческо. Вы разыграли блестящую атаку в стиле Джулио Чезаре Полерио[235]. Не удивлюсь, если вы и с его классическим гамбитом знакомы.

Арабелла улыбнулась. Её щеки при этом порозовели от смущения.

– Ага! Судя по самодовольному румянцу на ваших щёчках, вижу, что не ошибся. Знакомы и с ним.

– Вы ошибаетесь, милорд, мне чуждо самодовольство, ибо оно есть враг самосовершенствования. В любом случае до Франсуа-Андре Филидора[236], которого так чтит синьор Луиджи, мне ещё слишком далеко.

– Вот видите, ваше сиятельство, – с гордостью в голосе, довольно потирая ладони, отозвался синьор Луиджи, – я же говорил вам, более сильного партнёра по игре в шахматы я в жизни не встречал!

– Вам очень повезло, синьор Форческо, – отозвался Моразини. – Кстати, вы не расскажете, как это шахматное сокровище попало к вам в руки?

Вместо него рассказ с большой готовностью начала синьора Бенедетта:

– Ваше сиятельство, ваш брат, наверное, вам уже рассказывал о том, как Бог отнял у нас ребёнка, ангелочка, который не прожил на этом свете и года. Другими детьми Господь нас, к сожалению, не одарил.

У синьоры Форческо на глаза навернулись слезы. Её супруг заметил это и воскликнул:

– О, нет, только не слёзы, синьора Бенедетта! Ваше сиятельство, не обессудьте, но я просто не выношу вида женских слёз. Мне кажется, если можно было бы собрать все слёзы, пролитые неаполитанками по делу, а в особенности без дела, ими можно было бы навечно загасить Везувий!

Синьора Форческо, обидевшись на супруга, произнесла:

– Если вы так боитесь моих слёз, синьор Луиджи, тогда предоставляю вам право самому рассказывать нашу историю.

Синьор Луиджи и рассказал, повторив почти слово в слово всё то, что Альфредо и так уже знал. Когда синьор Форческо замолчал, граф поинтересовался:

– Синьор Луиджи, не могли бы вы мне объяснить, как всё-таки решились принять в свою семью абсолютно незнакомого человека, о котором ровным счётом ничего не знаете? Вы ведь понимаете, что, по мнению многих, пошли на нарушение некоторых правил? Вы удочерили девушку, которая ничего не помнит о себе. Но, возможно, у неё уже есть законные родители.

Синьор Форческо от такой постановки вопроса даже вспотел. Он снял парик и пригладил рукой остатки волос.

– На ваш вопрос, ваше сиятельство, я отвечу так. Была у нас как-то на кухне одна работница, и однажды мне пришлось видеть, как она готовит окорок. Я заметил, что женщина обрезает у окорока толстые края. На мой вопрос, почему она отрезает столько мяса, молодая кухарка ответила: «Так всегда делала старшая кухарка». Тогда я спросил у старшей кухарки, по какой причине она поступала именно так. Знаете, каким был её ответ?

Луиджи Гаспаро обвёл всех присутствующих вопрошающим взглядом.

– Старшая кухарка ответила мне: «Я делала так, потому что у меня не было достаточно большой кастрюли». А? Каково?! Но ведь с тех пор, как окорок готовила эта женщина, воды утекло очень много, и у младшей кухарки выбор кастрюль был несравненно шире. Однако она упрямо делала так, как ей велела когда-то старшая кухарка.

Синьор Форческо вновь обвёл всех взглядом, после чего сосредоточил внимание на графе:

– Знаете, ваше сиятельство, для меня эта история стала хорошим уроком, научившим задумываться над истоками тех или иных правил, никогда и ничего не принимая на веру. И потому я стал следовать в жизни не правилам, а велениям души и сердца.

И потом. Разве есть что-то против правил в нашем с синьорой Бенедеттой поступке? Разве зазорно помогать ближнему в трудный час? Вы же помните, что даже великий Данте в «Божественной комедии» придумал особое возмездие для тех, кто не приходит в трудную минуту на помощь ближнему?

Процитировав строки из дантовского «Ада», синьор Луиджи пояснил:

– Не случайно ведь наш великий поэт наказал равнодушных людей таким состоянием? Они не живы и не мертвы. Что может быть хуже?

Кроме того, удочерить эту девушку очень хотела синьора Бенедетта, а, как известно, чего хочет женщина, того хочет Бог.

Синьора Форческо по-доброму улыбнулась супругу и протянула ему руку. Он накрыл её в знак поддержки своей большой ладонью и с теплотой во взгляде посмотрел в глаза уже немолодой жены.

– Говорят, тем, кто помогает людям, Бог помогает исполнять и их собственные желания, – отозвался на эти слова виконт Моразини. – Благодеяние, оказанное душе, способной к признательности, никогда не остаётся безответным. Посеяв доброе дело, пожнёшь доброе воздаяние.

– Да будет так! – одобрительно поддакнул ему синьор Луиджи. – Однако мы с синьорой Бенедеттой уже подзадержались. Думаю, что нам пора отправиться в нашу опочивальню. Лина, вы последуете за нами?

За девушку вдруг неожиданно ответил граф:

– Синьорине Анджелине ещё рано отправляться в кровать. Она, без сомнения, может составить нам с виконтом компанию. Если вы опасаетесь за её нравственность, то поверьте, она среди нас будет в полной безопасности, равно как бренди в компании младенцев.

Но у самой девушки, как оказалось, были иные намерения:

– Благодарю, милорд, за честь, оказанную мне, но я, пожалуй, предпочту свою спальню вашему обществу. Хочу почитать перед сном.

Граф Моразини иронично изогнул бровь:

– «Принцессу Клевскую», надо полагать?

– Именно так, милорд. Хочу ещё раз убедиться в том, что в мире существуют женщины, имеющие всего лишь один недостаток: они слишком идеальны для того, чтобы нравиться таким мужчинам, как вы, граф.

Высказавшись, Арабелла с достоинством отвесила старшему Моразини учтивый поклон, после чего перевела взгляд на младшего брата:

– Ваша милость, вы можете не провожать нас. Не переживайте, я запомнила дорогу. Спокойной ночи, синьоры.

– Приятных снов, дорогая Лина, – Витторе шагнул ближе, взял руку девушки и поцеловал её. – Мне не терпится, чтобы завтрашний день наконец-то наступил. Завтра я смогу вас официально назвать своей невестой.

Белла смущённо улыбнулась и отчего-то перевела взгляд на графа.

Тот стоял мрачнее тучи. В его лице не было ни привычной иронии, ни ухмылки. Губы плотно сжаты. На щеках обозначились желваки.

– До завтра, ваше сиятельство, – неожиданно для себя обратилась к нему Арабелла.

– До завтра, синьорина Анджелина, – ответил он хриплым голосом.

Семейство Форческо в полном составе удалилось.

Когда же братья остались наедине, Витторе заметил графу:

– Фредо, вопреки моей просьбе быть с Анджелиной помягче ты весь вечер ковырял палочкой самые болезненные темы в беседе с ней. И как мне показалось, тебе пришлось это по вкусу.