– Надо признаться, я впервые встречаю столь выдающегося женоненавистника, как вы, милорд. Наверное, в этом вопросе вы могли бы дать фору даже Боккаччо[191], который утверждал, что самый глупый мужчина – за исключением разве что абсолютно скудоумных – гораздо интеллектуальней самой умной и образованной женщины. Позвольте спросить, граф, что сделало вас таким? Подобная женофобия не может быть врождённой.

Моразини лишь улыбнулся.

– Отчего же? Может быть, вам посчастливилось встретить последнего представителя выдающейся династии.

– Целая династия женоненавистников? Вы серьёзно? В таком случае я искренне рада, что ваш младший брат в этой династии оказался лё мутон нуар[192].

Моразини громко рассмеялся.

– Ну вот я и дождался момента, когда вы своего избранника назвали бараном.

Возмущённый взгляд синих глаз столкнулся с ироничным взором серо-зелёных. Арабелла набрала в лёгкие воздуха и закусила губу, а когда выдохнула, произнесла:

– Знаете, милорд, ещё никому не удавалось с такой лёгкостью выводить меня из себя, как вам.

Мужчина продолжил открыто улыбаться.

– Что ж, приму это за похвалу. Наконец-то и я в чём-то отличился в ваших глазах. Чтобы вам стало легче, разрешаю вам запустить в меня любым предметом из этого серебряного пладеменажа[193].

Он указал рукой на большой серебряный поднос, уставленный вазой с фруктами, хрустальными ароматницами, разного рода причудливыми серебряными фигурками, скульптурками и изящными подсвечниками.

Арабелла хмыкнула.

– Благодарю вас за ваше великодушие, милорд, но я не считаю возможным бросаться своим испорченным настроением в кого бы то ни было, как в прямом, так и в переносном смысле.

Моразини благодушно улыбнулся.

– Ну, как скажете.

Арабелла вновь попыталась удалиться, но очередная попытка оказалась безуспешной.

– Знаете, я хотел выпить чашку кофе. Не желаете ли ко мне присоединиться? – произнёс граф с примирительной интонацией.

Арабелла ответила более чем поспешно:

– Ни в коем случае. Я не настроена сейчас вести словесные баталии, а они, как я понимаю, являются негласным приложением к чашке кофе.

Мужчина рассмеялся.

– Однако, милейшая синьорина, сегодня вы сдались раньше, чем я предполагал.

В эту минуту в комнату вошёл виконт в сопровождении синьоры Форческо.

– А у вас здесь весело, как я погляжу, – произнёс молодой человек, окидывая взором находящихся в музыкальном салоне.

– Дорогая, вам стало лучше? – поинтересовалась у Арабеллы женщина средних лет довольно приятной наружности. В её карих глазах, выражавших заботу, лучилась неподдельная доброта.

– Не беспокойтесь, синьора Бенедетта, мне определённо легче, – ответила ей Арабелла.

– Рад это слышать, дорогая Анджелина, – обратился к девушке Витторе. – Но, если вам полегчало, вы могли бы найти нас в парке и составить нам компанию на прогулке.

– Ничего страшного, – улыбнулась ему Белла, – прогуляюсь с вами в другой раз.

– Ваше сиятельство, – обратилась к графу Моразини синьора Форческо, – надеюсь, наша девочка не очень вас побеспокоила? Нам бы не хотелось причинять вам какое бы то ни было неудобство.

Мужчина, приветливо улыбнувшись, ответил:

– Напротив, общество нашей гостьи помогло скрасить мой унылый досуг.

Витторе вопросительно воззрился на девушку. Она лишь неопределённо пожала плечами.

– Виконт, вы не проводите нас с Анджелиной в наши комнаты? – поинтересовалась у Витторе синьора Форческо. – Я хотела бы немного отдохнуть до приезда моего супруга. Синьор Луиджи обещал поспеть к ужину. Думаю, Анджелине тоже не следует напрягаться. Вы ведь пойдёте с нами, дитя моё?

– Несомненно, – ответила девушка.

Витторе отозвался тут же:

– Конечно, синьора Бенедетта, я с радостью провожу вас. Позвольте предложить вам руку.

Виконт в сопровождении двух дам вышел из комнаты, а Моразини, глядя им вслед, подумал: «С появлением этой удивительной малышки жизнь определённо стала интереснее!»

Вечером, когда все, в том числе прибывшие гости, собрались к ужину, граф Моразини перед тем, как сесть за стол, улучил момент и тихонько шепнул Арабелле:

– Синьорина, надеюсь, вы запаслись терпением впрок? Вам придётся сегодня за ужином мириться с моим обществом.

Девушка натянуто улыбнулась:

– О, поверьте, милорд, я стоически снесу это испытание. Твёрдости духа, которую я проявлю сегодня вечером, мог бы позавидовать сам Сенека[194].

Альфредо рассмеялся, чем привлёк к их паре всеобщее внимание.

– Что тебя так рассмешило, брат? – поинтересовался у него виконт.

Моразини сначала хотел ответить как есть, но потом подумал и произнёс:

– Да вот, синьорина Форческо упомянула Сенеку, а мне вдруг стало крайне любопытно, как она умудряется помнить фамилию философа, но не помнить своё имя. Надеюсь, пословица про обманщика, мечтающего иметь отличную память, не про неё[195].

Все присутствующие, включая Арабеллу, несколько стушевались после такого неожиданного выпада графа. Первым нашёлся синьор Форческо, пожилой мужчина в парике, довольно плотной комплекции, с крупным мясистым носом, кустистыми, торчащими в разные стороны бровями, широкими губами и очень добрыми глазами на круглом, изъеденном оспинами лице.

– А вот я всегда считал проявлением серьёзных проблем с памятью суждение человека о самом себе как о кристально честной личности.

– Очень верное замечание, синьор Луиджи, – отозвался виконт, обрадовавшись тому, что у него здесь есть союзник. – И вообще, сейчас не время обсуждать проблемы с памятью. Гораздо актуальнее говорить о проблемах с пищеварением. Правда, я надеюсь, что повар позволит нашим гостям позабыть о таковых. Прошу всех к столу, господа.

Он подал руку Арабелле и повёл её в столовую. Гости расселись и принялись за угощение, оживлённо нахваливая достоинства виллы «Ноччоло». Постепенно беседа перешла к обсуждению завтрашнего торжества и повода, которому оно посвящено.

– Какое же это всё-таки счастье – видеть влюблённую пару, – воскликнула воодушевлённо синьора Бенедетта, – видеть, какими неравнодушными глазами они смотрят друг на друга! Помнится, что и у нас с синьором Луиджи был такой же благословенный период. Тогда все мои сёстры твердили мне, что я нашла самого некрасивого жениха на свете, а я лишь повторяла им: не то красиво, что красиво, а то, что нравится[196]. И вот уж сколько лет мы с супругом живём в любви и согласии. Правду я говорю, синьор Луиджи? – обратилась она за подтверждением своих слов к супругу.

– Абсолютно, душа моя. И это всё потому, что я всегда знал: жену надо выбирать больше на слух, чем на глаз, – мужчина громко рассмеялся.

Моразини усмехнулся. Арабелла воззрилась на него с некоторым недоумением.

– Милорд, вы имеете что-то против супружества? – задала она вопрос графу.

Тот удивлённо приподнял бровь и вновь ухмыльнулся:

– Пожалуй, я никогда не думал об этом в таком ракурсе. С тем же успехом вы могли спросить, имею ли я что-нибудь против мух или комаров. Пожалуй, это факт, который нужно просто принять.

– Ваше сиятельство, как можно счастье любви сравнивать с комарами и мухами? – в голосе синьоры Форческо сквозило изумление.

– На мой взгляд, счастье любви – сильное преувеличение, – ответил ей граф.

– Но вы же ещё достаточно молоды. Разве вы никогда не были влюблены?

Синьора Бенедетта смотрела на старшего Моразини с искренним непониманием. Витторе, осознав, что эта тема должна быть неприятна графу, поспешил ответить за него:

– Мой брат имеет весьма прискорбный опыт семейной жизни за плечами. Поэтому вряд ли он может быть объективным в любовных вопросах.