Арабелла, боясь, что братья могут сейчас из-за неё поссориться, решила вмешаться.

– Милорд, признаюсь, что я искренне надеялась на иной приём. Однако я понимаю ваше недовольство выбором брата. Поверьте, я, как и вы, уверена: синьор Витторе заслуживает иной, лучшей партии.

– Лина, не надо… – попытался перебить её виконт.

Она остановила его касанием руки и продолжила, обращаясь к графу:

– И всё же, ваше сиятельство, коли обстоятельства сложились таким образом, я искренне рассчитываю на вашу снисходительность. Если вы проявите каплю терпения и познакомитесь со мною ближе, уверена, вы поймёте, насколько я ценю и уважаю вашего брата. До встречи с виконтом я считала, что рыцарство давно умерло. Теперь знаю: нет, отдельные его представители ещё существуют. Благородство, честь и галантность у синьора Витторе в крови. Если Господу будет угодно и свадьба свершится, я приложу все усилия, чтобы стать верной женой и надёжной спутницей виконту. Прошу вас, примите меня в ваш семейный круг если не с благосклонностью, то не с такой взыскательностью.

При этих словах девушка с такой искренностью и такой неоспоримой прямотой взглянула на Моразини своими прекрасными глазами, что у него буквально на полуслове застыли пытавшиеся сорваться с языка желчные комментарии.

Её речи, высказанные от чистого сердца (а в том, что это было именно так, у Альфредо почему-то не осталось никаких сомнений), заставили его промолчать. Он лишь нахмурился и недовольно поджал губы. Между тем Витторе просиял счастливой улыбкой.

– Анджелина, любимая, уверен, всё будет именно так, как вы говорите. Я чувствую себя в раю уже с той самой минуты, когда вы осчастливили меня согласием.

Моразини вперил в младшего брата скептический взгляд.

– Пожалуй, я вас оставлю, пока ты, мой друг, не затопил меня пафосом до удушья.

Он повернулся к дорожке, ведущей от ротонды, и уже хотел было уйти, но потом передумал, остановился и обернулся.

– Впрочем, знаете, выскажу вам, пожалуй, напоследок ещё пару слов. Пусть это будет своеобразной пре-кана дель конте Моразини[133].

Криво усмехнувшись, он продолжил:

– Знаешь, братец, женитьба – это бесспорное зло, но оно завещано нам природой, поэтому от него никуда не деться. И уж если Господу будет угодно, чтобы этот марьяж[134] свершился, помни, что женятся на грёзах, выходят замуж за фантазии, а вместе с обручальным кольцом с головой окунаются в суровую правду жизни. Поэтому в этом деле лучше обойтись без спешки. Как говорится, поспешивший кот сотворил слепых котят[135]. Тебе же, Витторе, хочу ещё напомнить старинную английскую поговорку: love without return is like a question without an answer[136].

А вас, милейшая синьорина, пожалуй, следует предупредить, что между «притерпеться к мужу» и «полюбить его» лежит пропасть, сравнимая с мифическим Тартаром[137]. И ещё одно. Даже если вы утопите правду, она неизбежно всплывёт и нарастит такую мощь, что однажды штормовым валом смоет всё, что ей встретится на дороге, включая такое чистосердечное с виду создание, как вы.

Когда Альфредо зашёл в палаццину, он прежде, чем подняться к себе, заглянул в столовую. Достал из креденцы[138] первую попавшуюся бутыль. Ею оказалась тёмно-коричневая настойка ночино[139]. Плеснув себе немного в бокал, мужчина прошёл к окну, из которого открывался вид на парк.

Ему сейчас было хорошо видно, как Витторе провожает к воротам виллы свою гостью. Там её поджидал небольшой экипаж, на который сам граф, когда возвращался с конной прогулки, отчего-то не обратил ровным счётом никакого внимания.

Девушка шла по дорожке к воротам, держа Витторе под руку, и они о чём-то спокойно переговаривались. Ни эмоциональных жестов, ни взглядов глаза в глаза, и всё же Альфредо отчего-то было неприятно смотреть на эту парочку.

Он отошёл от окна и опустился с бокалом в руках в кресло, стоящее рядом с геридоном[140]. Глотнув несколько раз горько-сладкой жидкости, приятно согревшей горло, граф попытался осмыслить причину, по которой так неожиданно для самого себя вызверился сегодня на избранницу брата.

Он никогда не вёл себя так прежде. Никогда не был груб и циничен в разговорах с женщинами. Не позволял себе открыто высказывать нелицеприятные вещи.

Почему же сегодня с ним произошла подобная метаморфоза? Только ли оттого, что не доверял этой девице? Пожалуй, так было до встречи с ней. А теперь? Что он думает о ней теперь?

Сегодня невеста брата показалась ему искренней и открытой. И это одно из двух: либо она прекрасная лицедейка, либо… А что «либо»? Что он не прав в своих предположениях на её счёт? Что она может стать достойной партией для Витторе?

Но хочется ли ему этого? Порадуется ли он за брата? Почему не хочется даже представлять эту парочку вместе у алтаря?

– Мессир, вам подать каких-нибудь закусок?

Предавшись размышлениям, Альфредо даже не заметил вошедшую служанку. Это была всё та же смуглая молоденькая девушка с очень живыми, выразительными глазками.

Альфредо, рассматривая девушку, молча потёр пальцами подбородок, а потом отчего-то спросил:

– Как тебя зовут?

– Джулиана, ваше сиятельство, – ответила девушка, приветливо улыбнувшись и обнажив ряд ровных здоровых зубов.

Моразини ещё какое-то время задумчиво смотрел на служанку, а потом неожиданно, словно только что вспомнил её вопрос, ответил:

– Нет, Джулиана, ничего не нужно. Можешь быть свободна.

Девушка присела в книксене и удалилась.

А граф допил ночино, поставил бокал на геридон, поднялся и вышел из столовой в другую дверь.

Один вывод он сделал точно. Он возьмёт себя в руки и постарается не манипулировать исходом ситуации. Приложит все усилия, чтобы не беспокоиться о данной дилемме. Попробует дистанцироваться, принять вещи такими, какие они есть. Пусть всё идёт своим чередом. В конце концов, может быть, прав падре Антонио и в этом тоже есть замысел Божий? Возможно, именно надежда на лучшее и приведёт к желанному исходу?

Витторе подвёл синьорину Форческо к экипажу и, перед тем как попрощаться, взял её руки в свои. Поцеловал их поочерёдно с особой нежностью.

– Лина, вы сегодня необыкновенно пахнете.

Девушка смущённо улыбнулась.

– Ничего необыкновенного, простая лаванда.

Витторе вновь поцеловал её руку у самого запястья.

– Нет, вы пахнете весенним дождём, яркой радугой, надеждой на что-то светлое, лучшее. Как маленький лучик счастья, благоденствия, неясных мечтаний, нежданных везений, радостных дней.

Арабелла залилась румянцем смущения.

– Виконт, вы ставите меня в неловкое положение своими словами. Я ощущаю себя недостойной таких чувств. Я уже говорила вам сегодня, что до отчаяния переживаю о том, что не могу ничего рассказать о себе.

Витторе ласково улыбнулся и накрыл ладошку девушки своей в знак поддержки.

– Не переживайте об этом, милейшая Анджелина. После обручения мы с вами отправимся в Неаполь. Там вы обязательно найдёте тех, к кому вы плыли.

Белла высвободила свою ладонь и возразила:

– Прежде чем найти тех, к кому я плыла в Неаполе, я должна найти самоё себя.

Витторе вновь взял её за руку.

– Не страшитесь того, что не помните прошлого. У нас впереди целое будущее. И лишь от нас зависит, каким ему быть.

Девушка расстроенно вздохнула и посмотрела куда-то вдаль, будто пыталась там найти очертания этого самого отдалённого будущего.