Помимо Арабеллы, на празднике присутствовали леди Амелия Дарси, единственная дочь Государственного секретаря Северного департамента Роберта Дарси, четвёртого графа Холдернесса, отвечавшего за внешние связи с протестантскими государствами Северной Европы, и ещё несколько детей новых посланников из разных стран. Естественно, малолетних отпрысков сопровождали их отцы со своими супругами.

В качестве особого гостя на торжественный утренник был приглашён Георг Фридрих Гендель. Композитор к тому времени уже абсолютно ослеп, потому за ним повсюду следовал его личный секретарь и помощник.

На празднике каждый из присутствующих детей должен был сделать музыкальное или танцевальное подношение виновнице торжества. Таким образом, был устроен своеобразный концерт, на котором в качестве почётного гостя и присутствовал великий композитор.

Было заметно, как стоически терпит он потуги юных певцов, музыкантов, и в особенности танцоров, чьи танцевальные экзерсисы по причине слепоты ему были совершенно недоступны. Так было ровно до той поры, покуда за фортепиано не села юная графиня Арабелла Беатриче Доннорсо.

Для своего лондонского дебюта Белла выбрала композицию Le rappel des oiseaux[104] Жана-Филиппа Рамо[105]. Во время её исполнения установилась такая тишина, что было слышно, как маэстро Гендель ботинком отсчитывает такт на паркете. Он впервые оживился за всё это время и попросил юную музыкантшу исполнить ещё что-нибудь на бис.

Белла исполнила Сонату ре-минор K 141 своего кумира Доменико Скарлатти. Гендель пришёл в неописуемый восторг. Он попросил юную графиню подойти ближе и дозволить ему коснуться её пальцев.

Когда Белла затаив дыхание подошла к маэстро и протянула к нему руки, он взял её хрупкие кисти в свои и долго перебирал тонкие девичьи пальчики. Затем, улыбнувшись, рассыпался в комплиментах.

Знаменитый композитор сказал, что исполнение этого юного ангела не просто свежо и проникновенно, но в нём заключено потрясающее сочетание эмоциональности и интеллекта. И дело здесь не только в великолепной технике, скорости и тайминге, хотя они и так выше всех похвал, но и в том, что её порхающие по клавиатуре пальцы извлекают весьма экспрессивный, динамичный, музыкальный звук. За её виртуозную игру на фортепиано Гендель назвал юную графиню «Скарлатти в юбке».

После этого старый композитор рассказал собравшейся публике о том, как однажды в Риме во дворце кардинала Оттобони он сошёлся с самим Доменико в музыкальном поединке. Им пришлось состязаться в игре на органе и клавесине. В итоге композитора Скарлатти собравшаяся публика нарекла величайшим итальянским исполнителем на клавесине всех времён, а в игре на органе первенства удостоила его, Генделя.

Отец Арабеллы тогда рассмеялся и заметил, что слышал в Мадриде от самого синьора Скарлатти, как тот с почтением крестится, говоря о мастерстве Генделя.

Все гости после таких рассказов не могли не воспользоваться случаем, чтобы не усадить великого композитора за фортепиано. Он открещиваться не стал и исполнил для всех свою Сарабанду ре минор[106].

И если для Генделя игра юной музыкантши стала вдохновляющим фактором, который его, абсолютно слепого, усадил вновь за инструмент, то для самой Арабеллы Георг Фридрих Гендель был той причиной, по которой она начала с ещё большим усердием заниматься музыкой, а также той причиной, по которой она не раз хотела оставить это занятие, ибо понимала, что подобной высоты ей не достичь никогда. От такого мастерства захватывает дух. После этих срывов Белла твердила матери:

– Не могу исполнять музыку как Гендель даже во сне, а во сне, поверь, я воистину прекрасна!

Однако в её жизни были и ещё две вдохновляющие встречи. Первая состоялась в 1762 году. Отец тогда, пользуясь своими связями, пригласил к ним в дом английского композитора Джозефа Стивенсона[107]. Ему было тогда тридцать девять, ей – семнадцать. Однако между ними на почве любви к музыке завязалась удивительно трогательная дружба. Композитор сразу же оценил талант юной графини. Он поражался её умению поддерживать мелодическую линию и колорит музыкального произведения на максимальной скорости. Называл это её умение «непостижимым» и «неоспоримым».

Когда Джозефу пришлось вернулся в свой родной городок Пул в графстве Дорсет на юго-западном побережье Ла-Манша, они продолжили общение, обмениваясь письмами. Джозеф Стивенсон расширял в переписке её музыкальный кругозор и повышал музыкальную грамотность.

Вторая встреча произошла годом позже за кулисами Королевского театра в Ковент-Гардене. Она подарила Белле ещё одного друга, точнее подругу. Ею стала итальянская оперная певица Николина Джордани, известная под сценическим псевдонимом Ла Спиллетта[108]. Белле было восемнадцать, Николине исполнилось двадцать два. Несмотря на юный возраст, девушка уже блистала на сцене Королевской оперы.

Белла и Николина сошлись в Лондоне на почве землячества. Дело в том, что родителями талантливой оперной исполнительницы были выходцы из Неаполя. Отец – импресарио, певец и либреттист Джузеппе Джордани, мать – певица Антония Биззи. Прежде чем поселиться в Лондоне, Николина с труппой своей семьи: братьями Франческо (певцом и танцором) и Томмазо (композитором и инструменталистом), а также сестрой Марианной (тоже певицей) – выступала в оперных постановках в Германии, Голландии и Франции. Сценический псевдоним она заслужила после блистательного исполнения главной роли в опере-буффа[109] «Ревнивые любовники», сочинённой её братом Томмазо.

Белла ценила Николину не только за её певческие данные: предельную точность слуха, высочайший артистизм, говорящие глаза, выразительную жестикуляцию, но и за лёгкость характера и огромную жизнерадостность. Их объединяло многое: родной Неаполь, кочевая жизнь, любовь к музыке и искусству.

Белле нравились живость натуры и разносторонность Николины. Но, к несчастью, дружба с ней подарила Арабелле ту самую встречу, которую юная графиня хотела бы вычеркнуть из своей памяти навсегда.

Это произошло за кулисами театра в Ковент-Гардене. Как-то раз, зайдя после представления в актерскую гримёрную подруги, Белла, не застав там Николину, наткнулась на щегольски одетого красавца лет сорока. Как потом выяснилось, это был любовник певицы, о котором та никогда раньше не упоминала. Незнакомцем оказался тридцативосьмилетний лорд Говард Тревор Баррингтон, четвёртый граф Ричмонд.

Уже в первую скоротечную встречу этот человек умудрился не только раздеть взглядом Арабеллу, но и мысленно уложить её с собою в постель. Далёкая от подобных соображений, Белла почувствовала это всем своим женским нутром, всей своей сутью, которая была заложена в ней самой природой.

Лорд Баррингтон не понравился Арабелле с первого взгляда. После знакомства с ним она пыталась всячески избегать его и, как могла, отговаривала подругу от общения с этим скользким типом. Граф Ричмонд, напротив, стал упорно искать встреч с юной графиней Доннорсо.

Белла в ту пору уже была представлена в свете, поэтому лорд стал выискивать её на балах и званых вечерах. Несколько раз ей пришлось танцевать с ним, поддерживать светскую беседу. Неоднократно лорд Баррингтон напрашивался на роль пейдж-тёрнера[110] во время её выступления, причём это всегда были ситуации, когда Белла не могла ему отказать.

Впрочем, Арабелла всякий раз, как умела, старалась выказать этому человеку своё нерасположение. Тем удивительнее ей было застать однажды лорда Баррингтона в кабинете своего отца.

Граф Доннорсо, по всей видимости, хорошо осведомлённый о не слишком завидной репутации визитёра, с холодностью в голосе объявил дочери, что гость только что просил её руки.