Артиллерийская канонада с каждым днем приближалась. По большим дорогам движется много машин в сторону Запада. По всему похоже, что немцы отходят. Я вернулся в Зеленую дубраву и сразу же встретился с Семеном. Решили идти навстречу своим войскам. Я забежал к тете Дуне и попрощался. Пошло нас шестеро, но пришлось разделиться на две группы. Все же, маленькая группа не так будет бросаться в глаза.

Из Зеленой дубравы мы вышли ночью, а утром уже были у Коваленко. Коваленко рассказал нам, как лучше идти, какими дорогами. В случае опасности сейчас легче было спрятаться: в хлебе или в кукурузе. Мы заходили в те самые хутора и села, в которых когда-то бывали с Петькой, а затем и с Семеном. Третий наш напарник, Сергей, родом откуда-то из-под Москвы. Он почти ровесник Семену, но ростом много меньше. В случае близкой опасности у нас был один пистолет. Этот пистолет достал Семен у полицая, которого ухлопал тогда, давно около речки.

Пробираясь глухими местами, в посадке недалеко от населенного пункта, мы встретили пятерых, вооруженных до зубов ребят. Это были тоже пленные, такие же, как и мы. Они уже успели вооружиться. Перехлопали где-то полицаев. С нами оружием они не поделились. Так и сказали: «Нам надо было – мы достали. Доставайте и вы!» Поделились с нами только табаком.

Сейчас мы не столько шли, сколько прятались в хлебах и посадках. По всем дорогам двигались машины, повозки и пешие. Немцы отступали, а вместе с ними бежали и те, кто боялся народной мести за свои преступления. Лежа в посадке, мы наблюдали за вереницей подвод, на которых ехали не только немцы, но и гражданские. Это старосты, полицаи, попы, раскрашенные шлюхи и вообще, разная сволочь. Некоторые бегут целыми семьями. Вот бы сейчас десяток гранат, да пару автоматов! А одним пистолетом ничего не сделаешь. Только себя угробишь. Когда начало темнеть, мы вышли на дорогу. К нам еще присоединились два паренька, тоже из пленных. Один оказался мой земляк, из Каргапольского района Курганской области – Суханов Николай. Он был артиллерист, офицер. Около мостика мы остановили одинокую подводу, нагруженную разным скарбом. В ней сидели только двое – мужчина и женщина. В мужчине мы с Семеном опознали старосту-мерзавца, от которого однажды чуть ноги унесли. При обыске у него обнаружили русский револьвер (наган) и большой запас патронов к нему. Наган взял Сергей. Женщину порядком перепугали, а старосту Семен с Сергеем прикончили. Шлейку изрезали, а коней отпустили на волю. Оставив женщину с мертвым мужем, мы пошли дальше. Опасаться, пока ночь, нет особой надобности.

И глухими дорогами идти стало опасно. Куда ни сунешься, везде немцы. Горят хутора и села. Это особые немецкие отряды поджигают крыши хат и других построек. Жгут все, что только может гореть. Даже в степи, где есть стога сена, тоже поджигают. Таким на глаза не попадайся, сразу пристрелят. И вот, одну из таких тревожных ночей мы просидели в сожженном селе в погребе. Вылезти было нельзя. Через горящее село двигались отступающие немецкие войска. Совсем близко стали слышны артиллерийские выстрелы и разрывы снарядов. Хорошо слышны были и пулеметы. Перед утром стало тихо. Мы вылезли. Село было пустое. Кое-где догорали соломенные крыши. На улицах стали появляться жители. Видимо, тоже отсиживались в погребах. Мы вышли из села и пошли туда, где еще раздавались выстрелы. Шли степью и врассыпную. Стрельба не прекращалась. Мы немного не успели добежать до своих, как попали под сильный минометный огонь. Сергея сразу убило насмерть. Семена и одного новенького ранило. Минометный огонь прекратился быстро. Вообще-то он не прекратился, но стреляли немцы уже по другому месту.

Сразу же после минометного налета здесь появились наши русские солдаты. Трудно передать встречу со своими на словах. От радости я плакал, не стыдился своих слез. Девушка-санинструктор перевязывала наших раненых товарищей. Сергею помощь уже была не нужна. Осколок мины сразил его насмерть. Оружие у убитого Сергея и у раненого Семена забрали наши солдаты. Меня с Сухановым Николаем один из солдат повел в штаб. В штабе нас коротко допросили, посмотрели наши воинские документы. Спрашивали откуда мы шли, что видели на своем пути. Все, что знали, мы рассказали. Документы я хранил под бинтом. Прибинтовал их к голени бинтом, так и сохранились. Нам написали бумагу о том, к кому и куда нам надо обратиться. Накормили хорошим обедом. Солдаты нас снабдили табаком.

После столько пережитого даже не верится, что снова у своих. Сейчас уже идем не прячемся, бояться некого, кругом свои. В назначенное место мы прибыли вечером. Велели подождать до утра. Ночевали вместе с военными, они и ужином нас накормили. Утром мы были на приеме у какого-то майора. Он снова произвел допрос и направил нас дальше в тыл, в особый отдел армии, кажется, а может дивизии. Когда мы прибыли туда, там уже нашего брата собралось порядочно. Мы сразу же зарегистрировались. Отлучаться долго не велели, так как могут вызвать в любое время. Нас собралось около пятидесяти человек, и все бывшие офицеры. Выделили старшего группы, поставили на пищевое довольствие. Но давали нам только сухим пайком и сразу на несколько дней. Вместо хлеба давали муку, и мы из нее пекли лепешки на растительном масле. А табачком нас снабжали солдаты и жители. Что поделаешь, курить хочется, приходилось выпрашивать. Здесь мы простояли дней пять, и нас все еще никуда не вызывали. И вот, наконец, настал день, когда вызвали на допрос. Конечно, каждый в душе переживал. Как знать, что могут там сказать? Все же, не у тещи в гостях был, а в плену. Найдут нужным, могут послать и в штрафбат. Пусть даже и это, лишь бы снова в армию! Лишь бы снова среди своих боевых товарищей! Больше нам ничего не хотелось.

Вызвали Баева. Я зашел в кабинет подполковника. Попросили сесть на указанный стул. Начали задавать вопрос за вопросом, а документы я сразу же предъявил. Вопросов было много: когда и где окончил училище? Где участвовал в боях? При каких обстоятельствах попал в плен? Где и сколько времени был в концлагерях? Как вырвался из лагеря? Чем занимался на оккупированной территории, где и в каких местах проживал? Как оказался здесь? Это были основные вопросы. Когда допрос был окончен, меня попросили выйти. О результатах сообщат позже. Находясь на допросе, я не услышал ни одного грубого слова. А теперь ждать…Но ждать пришлось долго…Много дней.

Через некоторое время вместе с особым отделом мы перебрались в крупный районный центр – село Гуляй поле. Это родина анархиста Махно. Здесь мы пробыли около пяти дней. Все ждем результатов, а их нет. Но вот несколько человек вызвали снова. А на второй день они от нас уехали. Куда? Ничего об этом не знаем. А еще спустя два дня вызвали сразу, кажется, человек пятнадцать. Уехали и они. А вновь тоже помаленьку прибывают. Уже есть и такие, с кем были вместе в лагерях в городах Ростове и Сталино. Из Гуляй поля нас перевели в другое село, тоже очень большое. Забыл его название. Здесь мы опять простояли дней пять. Но вот, наконец, вызвали и меня. После короткой беседы мне сказали, что снова будешь воевать. В том же военном звании и в той же занимаемой должности. Я рад был до бесконечности! От радости я еле-еле сумел сдержать слезы.

Проходной документ нам дали общий на четверых человек. Кроме меня, было двое врачей, мужчина и женщина, и паренек – в/фельдшер моих же примерно лет. Всех нас направили в санотдел 19-го танкового корпуса. Этот корпус находился в боях под Мелитополем. Вот мы и направились туда. Врач мужчина оказался замечательным человеком. Он был лет на пять старше меня. В плен попал где-то под Манычем, или на Маныче, под Сальском. В лагере работал тоже врачом. А когда удалось вырваться из плена, то на оккупированной территории удалось устроиться врачом. В общем, он в плену и в оккупированной территории прожил более-менее спокойно. Женщина-врач была неразговорчива, и я о ней мало что знаю. Уж здорово она курила, и курила только трубку, что никак ей не шло. Четвертый – это молоденький в/фельдшер. В плен попал чуть ли не вначале войны. Тоже был в лагере. Выручили родственники. В оккупации жил у родителей. Освободила Красная Армия. Родители проживали в сельской местности в Днепропетровской области.