Он передал поводок Ксении и обратился к Матильде:

– Веди себя хорошо. Ты же воспитанная девочка.

У той на мордочке было написано: «Ну, разумеется».

Вся троица вышла из кабинета одновременно.

– Проще всего попасть в подвал, воспользовавшись лифтом, – подсказал Гамлет. – Я уже предупредил лифтёра, чтобы он уделил вам пару минут – сориентировал в подвале.

Ксения благодарно улыбнулась – помощь ей не помешает, и двинулась в указанном направлении. Матильда бодренько засеменила рядом, видно помнила маршрут.

Кабинка лифта прибыла через пару минут после вызова. Дверь распахнулась, и Ксения замерла. Изнутри кабинки на неё приветливо глядел парень, фотография которого в анкете брачного агентства числилась под номером три. Ну, вот он, недостающий элемент. Остальных четверых Ксюша уже имела счастье видеть. Парень был экипирован в униформу, которая подсказывала о его виде деятельности – лифтёр.

– Проходите, – сделан он приветственный жест.

Лифт, получив команду от своего капитана, бесшумно закрыл двери и двинулся вниз. Ксения поглядывала на сопровождающего и думала, как бывает обманчива внешность. Там, в агентстве, она приняла парня за работника умственного труда – инженера-конструктора или компьютерщика. Но оказалось, он проводит трудовые будни не за экраном монитора или над чертежами, а управляя нехитрым устройством. Хотя, возможно, здесь он только подрабатывает, а основное время посвящает, например, учёбе в каком-нибудь техническом вузе, ведь на фотографии был в окружении книг.

– Ответственная работа, – уважительно произнесла Ксения, – но, наверно, бывает скучновато.

Это она таким завуалированным способом попыталась удовлетворить своё любопытство. Уловка удалась.

– Скучновато, – согласился лифтёр, – но я тут только подрабатываю.

– Да? А какой у вас основной вид деятельности?

Вопрос почему-то его развеселил.

– Я принц. Если это, конечно, можно назвать основной деятельностью.

Ничего себе. У них тут, что, эпидемия? Принцесса подрабатывает гардеробщицей, принц – лифтёром. Ну, насчёт Виваты всё ясно. Она пошла на такую жертву ради того, чтобы почаще видеть предмет своих грёз – Дэниэля. А этот молодой человек почему решил стать капитаном междуэтажного судна? Тоже по кому-то сохнет?

Задать такой нескромный вопрос, несмотря на терзающее любопытство, Ксения конечно не могла. Тем более лифт уже примчал пассажиров по месту назначения. Лифтёр дал короткое напутствие, как не заблудится в коридорах подвала. А после извинился:

– Надолго покидать кабину мне нельзя, сами понимаете, – и укатил наверх.

Как хорошо, что с Ксенией была Матильда. Путешествовать по пустынным глухим закоулкам в одиночестве, было бы очень неуютно. Хотя подвал, вопреки опасениям, совсем не напоминал мрачное подземелье – не было ни сырости, ни плесени, но отсутствие людей всё равно производило жутковатое впечатление.

Ксения заглядывала в каждое помещение, что попадалось по пути. Давала Матильде пробежаться по нему и внимательно наблюдала за её реакцией. Малышка вела себя абсолютно спокойно, на руки не просилась, и у Ксении крепла уверенность, что Тамарина версия насчёт того, что крыс и в помине нет, верна.

Тревога постепенно улетучилась, и стало любопытно рассматривать хранившиеся в подвале вещи. Это в основном был потерявший былые краски реквизит и старые декорации. Пустить их на вторсырьё, видимо, не поднялась рука. Возможно, кое-что ещё подлежало восстановлению.

Кое-где Ксении хотелось задержаться подольше. Рассмотреть то, что когда-то помогало оживлять на сцене образы. Прикоснутся к выцветшим афишам, которые зазывали публику на очередную премьеру. Казалось, декорации ещё помнят овации и восторг зрителей и чуть-чуть грустят по тем временам. Возможно, Ксении передались бы их ностальгические эмоции, но Матильда не давала, тянула всё дальше и дальше. Пока в одной из комнат сама не заинтересовалась старым башмаком.

Малышка принялась с любопытством изучать находку. Ксения не стала её торопить. Небольшая пауза в марафоне пойдёт на пользу обеим. Передышку решила использовать, чтобы побродить по комнате и рассмотреть, чем заполнены стеллажи. Здесь, в отличие от других помещений, не было реквизита, только книги, тетради и журналы. Создалось впечатление, что это архив.

Чем дольше пролистывала папки с газетными вырезками, тем больше убеждалась, что действительно попала в хранилище, где кем-то по крупицам была собрана история театра. Чаще всего на снимках попадался один и тот же мужчина с аристократичными чертами лица. По-видимому, неспроста. Скорее всего, он имел непосредственное отношение к истории театра. В глаза бросилось его сильное сходство с Дэниэлем. Родственник? Как же жаль, что Ксения не умела читать по-аласийски.

– Матильда, не знаешь случайно, как расшифровать эти иероглифы?

Матильда промолчала. Видимо, не знала. А если и знала, делиться не захотела. В данный момент башмак интересовал её гораздо больше.

Иероглифами аласийские буквы Ксения назвала больше от досады. Они были вполне себе похожи на латинские. А раз так, то прочитать-то она их сможет, другое дело ничего не поймёт. Но если читать вслух, нанонаушник будет переводить. Эврика!

Ксения попробовала произнести несколько слов, и приборчик вполне их распознал. Успех вдохновил читать дальше. В статье были описаны события сорокалетней давности. Оказалось, на фото был запечатлён некто Маркель, владелец театра. Собственно, статья была посвящена даже не ему, а его дочери Люсьене, актрисе. Сообщалось, что она в очередной раз сменила кавалера.

Ксения смотрела на фото молодой необыкновенно красивой женщины и не могла оторвать взгляд. Нет, не потому что была очарована её обаянием. Ксюшу заинтриговало то, что женщина тоже была похожа на Дэниэля. Картинка сложилась – это его мать. А Маркель – выходит, дед.

Ксения одну за другой читала вслух газетные вырезки, и история сорокалетней давности вставала у неё перед глазами. Маркель всегда был недоволен дочерью. Ему не нравилось, что она стала актрисой. Несмотря на то, что был владельцем театра, считал профессию актёра низкопробной. Но этот шаг дочери он ещё как-то пережил. А вот чего не смог стерпеть, так это её ветрености в отношениях с мужчинами.

Она меняла кавалеров как перчатки. Слухами о её быстротечных романах пестрели газеты. Люсьена была влюблена только в сцену, больше никто не мог запасть в её сердце надолго. Но публика обожала её. Спектаклям с участием Люсьены был гарантирован аншлаг. Зрители прощали ей все грехи. Но не отец. Он требовал, чтобы она остепенилась и вышла замуж. Люсьена не послушалась. Тогда Маркель решил наказать её – выгнал из труппы. Страшнее для Люсьены и придумать ничего было нельзя – лишиться любимой работы. Но Маркель не успокоился, пошёл дальше. Написал завещание, по которому театр отходил дальнему родственнику на условии, что Люсьена никогда не поднимется на его подмостки.

После этого отец и дочь перестали общаться. Разлад длился пять лет. Однако перед смертью Маркель всё же смягчился и переписал завещание. Произошло это после того, как дочь явилась к отцу с младенцем на руках. У мальчика были разные глаза. По слухам, именно это стало аргументом для Маркеля.

Глава 38. И всё-таки крысы?

Матильда продолжала с упоением грызть башмак и даже не пыталась ответить на вопрос Ксении:

– Как ты думаешь, у Маркеля и его дочери тоже были разные глаза?

Той-терьерчик всем видом показывал, что ему до цвета глаз бывшего хозяина театра и одной из актрис совершенно нет никакого дела, а вот Ксюшу съедало любопытство. Гетерохромия передаётся по наследству, а значит, у родственников Дэниэля должна была присутствовать та же особенность. Она бережно перелистывала газетные станицы и вглядывалась в фото. Глаза Маркеля смотрели со снимков строго и холодно, у Люсьены, напротив, взгляд был живым, горящим, даже каким-то азартным, чувствовалось, что она умела заводить публику, но цвет чёрно-белые снимки передать не могли.