— Садись, Сэл. Он довезет нас до поворота.

Сэл еле удостоил ее взглядом:

— Думаю, я сам дойду.

— Не глупи.

— Увидимся в аэропорту.

Она расстроенно покачала головой.

— Что ж, вы все слышали, — сказала она Грому. — Он наслаждается прогулкой.

Пока машина набирала ход, Скарлетт смотрела в зеркало заднего вида на фигурку Сэла, которая все уменьшалась и уменьшалась, пока совсем не исчезла из вида.

— С ним все будет хорошо? — спросил Гром.

Она пожала плечами:

— Он уже большой мальчик.

— Но мне, так он какой-то уж совсем угрюмый тип.

— Мы поссорились.

— Из-за ограбления?

— В том числе.

— А… Понял. Это личное. Больше ни слова.

Скарлетт стала рассматривать австралийца. Макушкой он почти доставал до потолка кабины, поэтому сутулился за рулем, словно ребенок, переросший свою педальную машинку. Он был хорошо сложен, скорее поджарый, чем массивный. Кожа у него была почти такой же смуглой, как у Сэла, но этот цвет придало ей солнце, а не естественная пигментация, судя по аккуратно расчесанным светлым волосам и ярким голубым глазам.

— Знаете, — сказала она ему, — а вы похожи на стереотипного австралийца.

— В самом деле? В моей жизни были обзывательства и похуже «стереотипного».

— Я в хорошем смысле.

— Эй, да я шучу.

Песня на радио закончилась и сменилась другой, с жестким барабанным ритмом.

— Вам это нравится? — спросила она.

— По правде сказать, не отказался бы от старой доброй «Акадаки».

— Ака-чего?..

— Ну, знаешь: Back in Black, Highway to Hell…

— А! Эйси-диси…

— Ну и говорю — Акадака.

Скарлетт улыбнулась. Гром ей нравился.

— У меня есть несколько друзей из Австралии, — сказала она.

— Такие же стереотипные, как и я?

— К сожалению, нет.

Он улыбнулся ей:

— Мне понимать это как комплимент?

— Понимайте как хотите, — ответила она и вдруг почувствовала, что щеки заливаются краской.

Она что, флиртует? Через каких-то пять минут после того, как попросила мужа о разводе? Чепуха. Она просто пытается немного развлечься, спустить пар. За последнюю неделю она это заслужила. Едва не погибла в автокатастрофе. Узнала, что кто-то пытался убить Сэла. Чуть не была сожрана львицей. И, как будто этого было мало, теперь еще и собралась подавать на развод. Так почему бы немного не посмеяться в компании австралийца, если это хоть немного скрасит ей жизнь?

— А чем они занимаются? — спросил Гром. — Я о твоих приятелях-австралийцах.

— Двое из них — актеры.

Веселая, наверное, работенка. Сказал несколько слов, разнес что-нибудь в хлам и получил за это деньги.

— Надо сказать, никогда еще не слышала такого описания профессии актера.

— А другие? Я опять о твоих приятелях-австралийцах. Не могут же они все быть актерами.

— Есть только еще одна подруга. Она певица.

— Актеры и певицы, — присвистнул он. — Вот черт… — он вгляделся в стекло, пытаясь рассмотреть пролетающий мимо дорожный знак. — А далеко от поворота до аэропорта?

— От съезда? Не знаю. Думаю, миль пять.

— Знаешь, я тебя туда сам отвезу.

— Но тебе же не по дороге.

— Велика беда. У меня с утра такого интересного собеседника не было.

— То есть утром собеседник был? — подшутила она.

— Ну, была одна дама в гостинице в Аруше. Почти без зубов, еле говорила по-английски, но клялась, что она — самая настоящая аристократка.

— Ты был в Аруше?

— Там был базовый лагерь перед восхождением на Кили, — он кивнул в окно в сторону Килиманджаро.

— Ого! — она вывернула шею, разглядывая огромную гору, укрытую снежной шапкой. — А это опасно?

— Не… Вот на тех четырнадцати, которые входят в клуб восьмитысячников… там, Эверест, Лхоцзе, Чогори… на них надо быть поосторожнее…

— А ты на них бывал?

— Пока нет. Но, кажется, я нашел новое увлечение. А ты? На сафари была?

— Откуда ты знаешь?

— В этих местах каждый иностранец или лезет на Кили, или едет на сафари. Ну или несет в народ Слово Божье с какой-нибудь группой проповедников.

— А ты дальше куца?

— В Дар-эс-Салам.

— Не летишь самолетом?

Он ткнул пальцем в сторону заднего сиденья. Скарлетт обернулась и увидела, что там все завалено альпинистским снаряжением так, что Сэлу пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы втиснуться.

— Багажник тоже забит, — сказал Гром. — Меня еле пустили в самолет в Брисбене. А запихать все это в здешний летающий хлам нечего и мечтать. Так где мне повернуть?

— Уже немного осталось, — сказала она. — И часто ты этим занимаешься? Альпинизмом и прочим.

— Вообще-то я юрист.

— Шутишь!..

— Не можешь представить себе меня в костюме?

Она посмотрела на его пляжные шорты и шлепанцы. На футболку, украшенную текстом: «Кимчи — лучшее лекарство от птичьего гриппа».

— Нет, не могу, — с улыбкой ответила она.

— Это отворотка?

Она приняла спонтанное решение:

— Едем дальше.

— Погоди, вот знак. Это она, — он включил поворотник.

— Едем дальше, — повторила она.

Он с любопытством посмотрел на нее и не стал сбрасывать скорость.

— Мне тоже в Дар-эс-Салам, — объяснила она.

— И ты хочешь проехать всю дорогу? — удивленно спросил он.

— Если не возражаешь.

— Вовсе не возражаю. А что с твоим рейсом?

— К черту его!

— А твой муж?

— И его тоже к черту!

Скарлетт не пожалела о принятом решении. Гром оказался не просто глотком свежего воздуха, который был ей так нужен. Он был искренним, что являлось редкостью среди ее голливудских приятелей. И, похоже, Гром ее не узнал, что тоже было неплохо для разнообразия. Скарлетт хотелось побыть самой собой, не пытаясь соответствовать идеальным представлениям людей о кинозвездах. Гром принимал ее такой, какая она есть. К тому же теперь ей не нужно было беспокоиться о том, как договориться о посадке в самолет, как добраться из аэропорта до посольства и, в особенности, о Сэле. Короче говоря, о большей удаче, чем случайная встреча с этим австралийцем, нельзя было и мечтать.

Во время поездки Скарлетт немного рассказала Грому о сафари, намеренно опустив полет на воздушном шаре и нападение львицы. Воздушный шар — это было слишком личное. А нападение львицы она и сейчас, при свете дня, не могла вспоминать без тревоги.

Потом она спросила его о восхождении на Килиманджаро. Ей прежде не приходилось встречать никого, кто забирался бы на гору. Во всяком случае, такую высокую. Большинство ее друзей, да и она сама, не поднимались выше ступенек на тренажере. Поэтому ей было очень интересно. По словам Грома, маршрутов к вершине было несколько. Он выбрал Лемошо — самый долгий и живописный. Семь дней пешего похода по тропическому лесу, снегам и обледенелым утесам. Он нанял двух носильщиков — один из них был еще и за повара, а другой — за проводника. От них-то он и наслушался рассказов о «клубе восьмитысячников», подняться на один из которых ему посоветовали. Гром сказал Скарлетт, что если он когда-нибудь дойдет до такой вершины, то поставит на ней шар для гольфа и ударит по нему клюшкой, чтобы попасть в «Книгу рекордов Гиннеса». Она так и не могла понять, всерьез он или шутит.

— А с чего тебя вообще понесло в Африку? спросила она.

— Так получилось, что умер отец, и я решил сделать паузу и подумать о жизни. И, по правде сказать, мне не понравилось направление, в котором движется моя жизнь.

— То есть профессия юриста?

— Последние десять лет я вкалывал изо всех сил. Работал допоздна, двигал карьеру. Но понял, что следующие десять лет будет то же самое. И следующие десять лет. Наверное, больше денег, больше престижа, но ничего нового. Поэтому я ушел.

— Значит, ты не в отпуске? В самом деле уволился?

— Лучшее решение в моей жизни. Наконец-то я свободен. Поднимаясь на Кили, я думал только о том, как дойти до вершины. Больше ни о чем. Никаких сроков, никаких клиентов, никаких контрактов, ничего.