Кассандра с отвращением покачала головой.

- Хелбен! - прошептала она, превратив имя мага в ругательство. - Ты, должно быть, набрался этих идей у него. Подходящее же он выбрал время, чтобы перестать быть загадочным и немногословным!

- Значит, это правда. Почему ты никогда ничего не говорила?

- С чего бы? Этот факт оставался забыт на протяжении нескольких поколений! Не стоит открывать шкафы, позволяя скелетам устраивать пляски.

- Состояние семьи Танн было построено на работорговле, - напомнил ей Данила. - И ты хочешь сказать, что иметь в предках работорговцев — допустимо, а эльфов — нет?

- Следи за своим тоном, - сказала она дрожащим от гнева голосом, - и за тем, куда ступаешь! Элайт Кроулнобер переступил черту, и он заплатит за свою самонадеянность. Постарайся не рухнуть в пропасть вместе с ним.

Она ушла прочь, оставляя Данилу в одиночестве среди руин его старых иллюзий.

Эрилин ждала в назначенной таверне, пока не взошла луна и не угас огонь в очаге. Вошёл Данила, промокший, как моряк и такой опустошённый, каким девушка его прежде не видела. Он упал на скамью и смахнул с лица влажные волосы.

- Прости. Я гулял по Морской стене.

Она знала, о чём речь. Хорошее место, чтобы побыть одному. Резкий ветер, пронизанный солью, морской водой и тайнами, дует с моря даже в самые спокойные дни. Никакого убежища от хлещущего ветра, никакой преграды между дорожкой и долгим падением в ледяную воду внизу. Прогулка не для слабонервных и не для любителей удобства. Можно целый час шагать по стене и не встретить ни единой живой души.

- Похоже, ты пришёл слишком рано, - прокомментировала полуэльфийка. Бросив несколько монет на стол, она встала. - Пойдём.

Бард не стал спорить. Они направились на север и поднялись по вырезанным в каменной стене ступеням. Очень долго они шли по краю. Заходящая луна сверкала на бесконечных волнах. Отлив обнажил кучи отчаянно цеплявшихся за стену ракушек. Вокруг было тихо, не считая шороха и плеска волн. Эрилин подумала, что ей нечасто доводилось встречать более одинокое и пустынное место.

- Я прихожу сюда время от времени, - неожиданно сказал Дан. - Звуки моря помогают мне очистить мысли, начать всё заново, мыслить с большей ясностью. Сегодня это не подействовало.

Он пересказал разговор с леди Кассандрой и поведал о своих страшных подозрениях.

- Я всегда чувствовал, что стою в стороне от семьи, но никогда не понимал, как же мало я их знаю. Никогда не рассматривал возможность того, что они могут пойти против одного из своих.

- Так бывает, - сдержанно ответила Эрилин, поскольку рассказ Данилы слишком сильно напоминал события её собственной жизни. После мимолётных колебаний она решила, что в её истории он может найти если и не утешение, то хотя бы чувство общности.

- Моя мать погибла, когда мне едва исполнилось пятнадцать, - сказала она. - В таком возрасте полуэльф практически ещё ребёнок. Лунный клинок матери перешёл ко мне. Она всегда этого хотела, и начала обучать меня, зная о требованиях волшебного оружия, но не успела передать все необходимые познания. Семья матери приехала в Эвереску на похороны. Они были в рясах и капюшонах, чтобы оплакать её по эльфийской традиции. Я не видела их лиц, но слышала, как они спорят о мече и его судьбе. Все считали, что меч не должен остаться у меня, но всё-таки они оставили его мне. Много позже я поняла, почему. Они были уверены, что полукровка не сможет завладеть лунным клинком. Они ожидали, что я погибну, попытавшись сделать это, и тогда семья сможет забрать меч Амнестрии. Но меня не предупредили и ничего не объяснили.

Губы Данилы сжались от гнева.

- Я об этом не знал.

- Не люблю об этом говорить. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что семья моей матери не была злой или неосмотрительной. Вовсе нет. Просто я не являлась частью их мира. Полукровки для них — чужаки и не заслуживают признания. Звучит грубо, но у эльфов есть причины для подобного образа мыслей.

- Всё равно. Тебя оставили одну в очень юном возрасте. Думаю, я могу понять, как это было сложно.

Эрилин остановила его, положив ладонь на запястье. Обнявшись, они молча пошли дальше, два силуэта на фоне ночного неба.

- Ты не один, - тихо сказала она. - Никогда не будешь один.

Пока они стояли вдвоём, маленький росток скользнул в её разум, присутствие, которое она ощущала всегда, но никогда — так отчётливо. Она узнала весёлый, жизнерадостный дух Дана, но за ним был мрак, которого Эрилин до сих пор не замечала. Она приняла обе стороны, понимая, что это значит. Они с Данилой были связаны эльфийским единством, глубокой духовной и мысленной связью. Связь была далеко не полной — полное единство душ фейского народа им обоим было недоступно — но по-прежнему чем-то значительно большим, чем встреча плоти или даже сердец.

- Это тоже, - тихо сказал Данила, отвечая на её невысказанные мысли. Эрилин поняла, что эльфийская связь действует в обе стороны. Единение завершилось, круг замкнулся.

Неожиданно он заключил её в объятия, как будто она была не воительницей, а закутанной в шелка девой. К собственному удивлению, Эрилин поняла, что не возражает. Данила обладал собственными привычками, и в этот момент чуждая торопливость человеческой страсти казалась ей естественной, как приход весны.

Она обвила руками его шею. Магия окутала их, и рокот моря потерялся в нахлынувшей волне телепортации.

Они вышли из белого вихря магии в мир, который предстал таким же волшебным для обострённых чувств Эрилин. В очаге потрескивали яблоневые дрова, неярко горели заправленные ароматическим маслом лампы. Эрилин опустила взгляд, почти ожидая обнаружить себя одетой в синий шёлк и драгоценности по вкусу Данилы.

- Не сегодня, - вслух сказал он, осторожно поставив её на пол. - Ты такая, как есть.

Она потянулась к пряжке своего ремня с ножнами и отбросила эльфийское оружие в сторону. Это был инстинктивный жест защиты, поскольку даже лёгкое касание лунного клинка могло обжечь неосторожных. Она позволила мечу просто упасть, не заботясь об нём. Лунный клинок был её эльфийской судьбой, но сегодня Эрилин должна была исполнить другой, не менее священный обет.

Данила развёл её руки в стороны и занялся ею сам. Он нежно разгладил отметины на запястье, оставленные наручем и ножнами для ножей. Кожа девушки завораживала его, и Данила исследовал её с медленной, томительной деликатностью.

- Лунный свет на жемчужине, - восхищённо прошептал он, снимая рубаху с её плеч.

Эрилин начала испытывать очень человеческое нетерпение. Она бы развеяла все помехи вроде одежды, владей полуэльфийка соответствующей магией. Она вцепилась в завязки на своих кожаных доспехах.

Дан уловил её настроение и попытался помочь, но торопливость сделала их пальцы неловкими. Наконец, она оттолкнула барда и наклонилась, чтобы достать нож из засапожных ножен.

Нож она вручила Даниле. Тот быстро разрезал шнуровку, и она отпихнула испорченную одежду в сторону. Сапоги Эрилин сбросила так энергично, что один из них ударил в масляную лампу. Синий шар бешено закачался, пламя взметнулось, затем угасло.

Темнота её устраивала. Достаточно было лунного света. Свет заполнял её в весьма вещественном смысле. Серебристое сияние начало копиться, разгораясь всё ярче. Её разум прояснился. Не было ничего, кроме этого, не было иных мгновений, кроме «сейчас». Эльфийское единство сливалось с человеческим нетерпением, но вместо разлада была лишь законченность, и общее чувство возвращения домой, такое проницательное и сладкое, что Эрилин знала — воспоминания останутся с ней ещё долго после того, как её жизненная эссенция сольётся с лунным клинком.

Позднее они свернулись вместе перед огнём и следили за узорами пламени. Слова были не нужны, ведь слова требовались для преодоления пропасти, а их общее единство исключало подобную необходимость. Что бы ни случилось, Эрилин чувствовала, что ни один из них больше никогда не останется по-настоящему одинок.