– Великодушно! А мужчину вы хотите одного, или…
– Трёх. – Вырвалось у Габи. – Это возможно?
– По очереди, или одновременно?
– По очереди. – Габи облизала сохнущие губы, и сжалась: разговор возбуждал её так, что томление внизу живота становилось невыносимым. – Сколько это будет стоить?
– Нисколько… – Интимным голосом произнёс Марк, – если вы, госпожа, доставите мне счастье присоединиться к вам в вашем удовольствии. Я мечтаю об этом с того самого мгновения, как вас увидел. Вы – совершенство и идеал, вы – фея обольщения… Вы желанны так, что даже смерть не отвратит от вас… – Он вновь поцеловал её пальцы, горячо и так страстно, что у Габи засосало внизу живота ещё сильнее. – Мой слуга отведёт девчонку. А вас я прошу пройти со мной… – Он встал и подал ей руку, которую Габи приняла поистине с королевским достоинством. Как это отличалось от её нелепого приключения, и каким елеем проливалось на её тщеславие! Двое молодых людей, вошедшие по сигналу Марка, сноровисто подхватили Гагу, один под грудь, зажимая рот, а второй под колени, и понесли, повинуясь приказу Марка, куда-то. Габи смотрела, как девочка вырывается и дрыгает ногами, вцепившись в ладонь, зажимающую её рот, слушала, как та мычит, и внутри неё бушевала целая буря: ей было и жаль девчонку, и возбуждало происходящее безумно. Марк привёл её в маленькую тёмную комнату с единственным окошком, затянутым частой сеткой, сквозь которую, тем не менее, хорошо видна была соседняя комната, где на постели уже сидела Гага, затравленно озирающаяся и лихорадочно поправляющая на себе одежду. Габи подошла к этому окошку: пол в тёмной комнате был поднят, и она смотрела на постель и Гагу немного сверху. Сзади подошёл Марк, и медленно, но плотно прижался к ней всем телом и сжал груди, горячо шепнув в шею:
– Какое наслаждение, фея… королева…
– Я вам этого не позволяла. – Надменно произнесла Габи, тем не менее, не делая ни малейшей попытки отстраниться. Тело её пылало, она с трудом держала глаза открытыми.
– Я знаю… – Прижимаясь лицом и губами к её шее и затылку, и лаская её груди, шептал Марк. – Но я не в силах остановиться. Бейте меня, убивайте, я не отступлюсь… даже если после всего этого вы прикажете мне голову отсечь… Я не властен над своим желанием, богиня… Боже, какое тело! Какие волосы, какой запах… Не сопротивляйтесь, я всё равно уже не совладаю с собой…
Габи нежилась в его объятиях, позволяя ему ласкать себя всё жарче и бесстыднее, испытывая при этом сильнейшее удовольствие от сознания того, что оказывает ему милость. А на её глазах в это время начиналось то, ради чего она сюда и приехала: в комнату к Гаге вошёл красивый длинноволосый блондин с великолепным обнажённым торсом. Невозмутимо преодолел отчаянное сопротивление девочки, сорвал с неё одежду и пригвоздил к постели худенькое тело, мощно заработав ягодицами меж её дрожащих тонких ног. Габи пожирала глазами детали: тщетные попытка Гаги оттолкнуть бёдра насильника, выскользнуть из-под него, её искажённое лицо, полные ужаса и боли глаза… Марк, жадно и крепко целуя её плечи и шею, даже кусая её, оголил её торс и отшвырнул в сторону юбку, овладев ею сзади. Габи упёрлась вытянутыми руками в стену по обе стороны от окошка, изогнула спину, задыхаясь и вскрикивая от сладкого ужаса: происходящее было страшным, чудовищным, возбуждающим, великолепным… Иво никогда не давал ей такого мощного заряда, никогда!
– Я его тоже хочу! – Воскликнула она, когда блондин поднялся с распростёртой на постели девочки. – Марк, я хочу!
– Не вопрос! – Засмеялся Марк, который только что кончил; вышел, поправив штаны, и через минуту вернулся с блондином, представив его, как Жака – а Гагу уже насиловал невысокий бритоголовый крепыш. Габи плавилась и стонала в руках уже двух мужчин, которые умело распаляли её всё сильнее и сильнее, даря колоссальные ощущения; она и не представляла себе прежде ничего подобного! По её требованию к ним присоединился и Кот, а потом и третий, чернявый волосатый Шарль, говоривший с сильнейшим французским акцентом. Жак и Шарль вдвоём помыли её в ванной и помогли одеться, всячески подчёркивая своё восхищение и почтение, чем совершенно вскружили её и без того не особо умную голову. Ей уже казалось, что если к ней так почтительно и благоговейно относятся, да ещё такие сексуальные и привлекательные мужчины, то ничего дурного в самом деле она и не делает, и вообще, всё происходящее вполне нормально и пристойно. Забравшись в портшез, она застала там плачущую Гагу, которую тоже помыли, переодели и даже причесали; Габи, увидев её слёзы, даже почувствовала к ней нежное сочувствие. Полная добрых чувств и некоторого раскаяния, она потянулась, чтобы погладить девочку по голове, но та шарахнулась от неё, и Габи разозлилась. Дура! Тварь неблагодарная! А она-то столько для неё готова была сделать! Принцесса отвесила девочке оплеуху, и больше демонстративно не замечала её.
Но едва она осталась одна, уже в замке, в своих покоях, как на неё навалился страх. Похоть была удовлетворена и исчезла без следа, оставив Габи один на один с сознанием того, что она натворила. Она металась по спальне, заламывая руки в отчаянии. А если кто-то узнает?! Как она могла, как?! «Это не я! – Твердила она своё уже привычное заклинание. – Я не могла; это какое-то колдовство, какие-то чары, это не я!» Она отделила себя от всех, кого любила – от дяди, Гарета, мамы, отца… Если они узнают… Как они её будут презирать! И как это было страшно!!!
«Я уеду в монастырь… – Решила она. – Пока никто не узнал, я уеду в монастырь, к святой Урсуле в Синих Горах, Бога буду молить, чтобы меня простил… День и ночь буду молиться… И за Гагу, денег ей дам, золота, всего, чего только захочет! Бедненькая, как можно было… – Последний взгляд Гаги, которую уносили от нее, полный мольбы о помощи и веры в то, что госпожа заступится, неотрывно теперь преследовал ее. – Это злое колдовство на мне! Иво, Иво, зачем ты меня бросил, я не пошла бы туда, если б не ты!».
Да, – понимала принцесса все отчетливее, – вина на Иво. Целиком на нем одном! Он ее бросил, оскорбил, унизил! Что ему стоило поиметь Гагу?! Дурочка только счастлива была бы достаться такому красавцу! И все довольны и счастливы, но нет! Он решил выпендриться, поиграть в благородство – и вот результат! Габи плакала, каялась и проклинала Иво – все одновременно. И с ужасом думала о том, как будет теперь смотреть дяде в глаза. Он никогда, – Габи понимала это совершенно четко, – не поймет ее и не простит ей того, что она сделала. Он такой благородный и хороший, такой правильный, он не сможет после этого любить ее, как прежде! Зачем, зачем в их доме появился этот кузен, пусть бы и дальше жил бы на своем Севере, ловил бы свою рыбу… Это он притащил с собой Иво, это он решил жениться на противной Манфред, которая ссорит ее, Габи, с дядей, это он виной всему!
Проснулся Гарет от петушиного крика. Посмотрел на Ингрид и удивился, до чего она во сне хорошенькая – в отличие от большинства женщин. У неё были тонкие русые волосы, вьющиеся и мягкие, как пух. Ингрид собирала их в пучок, и они казались гладкими; истинная их красота тоже стала для Гарета открытием. Нагнувшись над ней, он любовался её лицом и волосами, длинными ресницами, нежным выражением губ. Представил, какой она будет в красивом платье, с украшениями – ей пойдут опалы, их мистическая нежная красота будет как раз под стать ей… Самолюбие Гарета было слегка задето тем, что горожане наверняка посмеиваются над его выбором, презирая лесничего и его племянницу; он представил и то, как проедет по Гармбургу с Ингрид, красиво и богато одетой, на великолепном коне, и все поймут, какое сокровище проглядели… Это было приятно. А если её хорошо кормить, может, у неё появится и грудь?.. Гарет поправил на ней одеяло и встал осторожно, чтобы не разбудить её. Брезгливо стряхнул с брюк собачью шерсть, которая, как и запах псины, была здесь повсюду, оделся и пошёл вниз, позёвывая. Внизу уже слышались голоса, собачий скулёж и лай, козье блеянье и лошадиное ржание. Обычно животных на рассвете кормила Ингрид, но в этот раз лесничий не посмел её трогать, и её обязанности исполняла его текущая пассия, через большой скандал, неохотно, и очень плохо. Собак лесник кормил сам, пассия доила коз, и на завтрак подали вчерашнюю еду – благо, Ингрид приготовила её много. На галерее Гарет встретил зевающего Гэбриэла, заразился от него, потом они зевнули хором и оба рассмеялись, толкнув друг друга. Их оруженосцы – к Гэбриэлу перед отъездом напросился на службу Кевин Кайрон, оставивший по какой-то причине сэра Юджина, который отлично ладил с Матиасом, – были внизу, сидели за столом, на который потасканная бабёнка подавала вчерашнюю еду, и морщились на собачью шерсть и сальные пятна на столе. Посуду явно давно не мыли, чего ночью, при свете свечей, никто не заметил. И вообще, при свете дня убогость окружающего стала особенно сильно заметна. Гэбриэл, и от природы наблюдательный, и вынужденно развивший наблюдательность в Садах Мечты, невольно видел всё это так, словно читал открытую книгу. Вчера он понял, что Ингрид не привыкла сидеть за общим столом и живёт впроголодь, а так же – что дядя бьёт её, и она его боится. Этот взгляд он много раз видел у девочек и мальчиков в Садах Мечты, страх перед ударом, причины которого они не знали, но которому уже не удивлялись. Сегодня Гэбриэл понял и то, что неопрятная девка, прислуживающая за столом – не служанка, а значит, прислуживает обычно здесь Ингрид, так как других женщин здесь не было. Спросил брата тихо:
